Роман Добрый - Гений русского сыска И.Д. Путилин
– Теперь – и это главное – мне надо вас, барынька, устроить. О, от этого зависит многое, очень многое! – загадочно прошептал гениальный сыщик.
Он оглядел еще раз логовище горбуна.
– Гм… скверно… Но нечего делать! Придется вам поглотать пыли и покушать паутинки, барынька. Потрудитесь спрятаться вот за ту пирамидку – указал Путилин на груду различных предметов. – Кстати, снимите ваш плащ. Давайте мне! Его можно бросить куда угодно, лишь бы он не попадался на глаза. Отлично… вот так. Ну-ка, доктор, извольте взглянуть на сие зрелище!
Я выглянул уже из-под кровати и испустил подавленный крик изумления.
Предо мною стояла – нет, я не так выразился -,не стояла, а стоял «труп Леночки», убитой девушки. С помощью удивительно «жизненного» трико телесного цвета получалась – благодаря скудному освещению – полная иллюзия голого тела. Руки и ноги казались кровавыми обрубками, вернее – раздробленной кровавой массой.
Длинные волосы, смоченные кровью, падали на плечи беспорядочными прядями.
– Верно? – спросил Путилин.
– Но это… – заплетающимся голосом пролепетал я… – Это, черт знает, что такое.
На меня, съежившегося под кроватью, положительно нашел столбняк.
Мне казалось, что это какой-то кошмар, больной, тяжелый, что все это не действительность, а сон.
Но, увы! Это была действительность.
– Ну, по местам! – тихо скомандовал Путилин, гася фонарь. – Да, кстати, барынька, зажимайте крепко нос, дышите только ртом. Там слишком много пыли, а пыль иногда – в деле уголовного сыска – преопасная вещь… Тсс! Теперь – ни звука.
Наступила тьма и могильная тишина.
Я слышал, как мое сердце бьется тревожными, неровными толчками.
Глава VI. Из-за могилы
Время тянулось страшно медленно. Секунды казались минутами, минуты – часами.
Вдруг до моего слуха донеслись шаги человека, подходящего к двери.
Послышалось хриплое ворчание, точно ворчание дикого зверя, вперемешку со злобными выкриками, проклятиями.
Загремел замок.
– Проклятая!… Дьявол!… – совершенно явственно долетали слова.
Лязгнул засов, как-то жалобно скрипнула дверь, и в конуру ввалился человек. Кто он, я, конечно, не мог видеть, но сразу понял, что это страшный горбун.
Он был, очевидно, сильно пьян.
Изрыгая отвратительную ругань, горбун натолкнулся на край кровати, отлетел потом в противоположную стену и направился колеблющейся походкой в глубь логовища.
– Что? Сладко пришлось, ведьма? Кувырк, кувырк, кувырк… Ха-ха-ха! – вдруг разразился иступленно-безумным хохотом страшный горбун.
Признаюсь, я похолодел от ужаса.
Вдруг конура осветилась слабым синевато-трепетным светом. Горбун черкнул серную спичку и, должно быть, зажег сальную свечу, потому что комната озарилась тускло-красным пламенем.
– Только ошиблась, проклятая, не то взяла! – продолжал рычать горбун.
Он вдруг быстро наклонился под кровать и потащил к себе небольшой черный сундук.
Мысль, что он меня увидит, заставила заледенеть кровь в моих жилах. Я даже забыл, что у меня есть револьвер, которым я могу размозжить голову этому чудовищу.
Горбун, выдвинув сундук, поставил дрожащей лапой около него свечку в оловянном подсвечнике и, все также изрыгая проклятия и ругательства, отпер его и поднял крышку. Свет падал на его лицо. Великий Боже, что это было за ужасное лицо! Клянусь вам, это было лицо самого дьявола!… Медленно, весь дрожа, он стал вынимать мешочки, в которых сверкало золото, а потом – целую кипу ценных бумаг и ассигнаций.
С тихим, захлебывающимся смехом он прижимал их к своим безобразным губам.
– Голубушки мои… Родненькие мои… Ах-ох-хо-хо! Сколько вас здесь… Все мое, мое!…
Человек-чудовище беззвучно хохотал. Его единственный глаз, казалось, готов был выскочить из орбиты. Страшные, цепкие руки-щупальцы судорожно сжимали мешочки и пачки. Но почти сейчас же из его груди вырвался озлобленный вопль-рычание:
– А этих нет! Целой пачки нет!… Погубила, осиротила меня!
– Я верну их тебе! – вдруг раздался резкий голос. Прежде, чем я успел опомниться, то увидел, как горбун в ужасе запрокинулся назад.
Его лицо из сине-багрового стало белее полотна. Нижняя челюсть отвисла и стала дрожать непрерывной дрожью.
К нему медленно, тихо и плавно, словно привидение, подвигалась девушка-«труп».
Ее руки были простерты вперед.
– Ты убил меня, злое чудовище, но я… я не хочу брать с собою в могилу твоих постылых денег. Они будут жечь меня, не давать покоя моей душе.
Невероятно дикий крик, полный смертельного ужаса, огласил мрачное логовище.
– Скорее! Ползи к двери. Сейчас же вон отсюда, – услышал я подавленный шепот Путилина.
Я пополз из-под угла кровати к двери.
– Не подходи! Не подходи! Исчадие ада!… – в смертельном ужасе лепетал горбун.
Девушка-«труп» подходила к горбуну все ближе и ближе.
– Слушай, убийца, – загробным голосом говорила она. – Там, на колокольне, под большим колоколом, прикрытые тряпкой лежат твои деньги. Я пришла к тебе с того света, чтобы сказать: торопись скорее туда, ты свободно пройдешь на колокольню и возьмешь эти проклятые деньги, из-за которых убил меня.
Обезумевший от ужаса страшный горбун, сидевший к нам спиной, замер.
Путилин быстро и тихо толкнул меня вперед и открыл ногой дверь.
– Беги немедленно, что есть силы! Спускайся по лестнице! К воротам!
Я несся, что было духу. Оглянувшись, я увидел, что за мной несется Путилин и X. Вдруг из логовища горбуна мелькнула белая фигура и, с ловкостью истинной акробатки, сбежала с лестницы.
– Поздравляю вас, барынька, с блестящим дебютом! – услышал я голос Путилина.
Глава VII На колокольне
Мы поднимались по узкой, винтообразной лестнице спасской колокольни.
Я, еще не успевший прийти в себя после всего пережитого, заметил кое-где фигуры людей.
Очевидно, мой гениальный друг сделал заранее распоряжения. Фигуры почтительно давали нам дорогу, затем – после того, как Путилин им что-то отрывисто шептал – быстро стушевывались.
Когда мы взошли на колокольню, было ровно два часа ночи.
– Ради Бога, друг, зачем же мы оставили на свободе этого страшного горбуна? – обратился я, пораженный, к Путилину.
Он усмехнулся.
– Положим, дружище, он – не на свободе. Он – «кончен», то есть пойман; за ним – великолепный надзор. А затем… Я хочу довести дело до конца. Знаешь, это моя страсть и лучшая награда. Позволь мне насладиться одним маленьким моментом. Ну, блестящая дебютантка, пожалуйте сюда, за этот выступ! Я – здесь, вы – там!
Мы разместились. Первый раз в моей жизни я был на колокольне. Колокола висели большой темной массой. Вскоре выплыла луна и озарила их своим трепетным сиянием. Лунный свет заиграл на колоколах, и что-то таинственно-чудное было в этой картине, полной мистического настроения.
По лестнице послышались шаги. Кто-то тяжело и хрипло дышал.
Миг – и на верху колокольни появилась страшная, безобразная фигура горбуна.
Озаренная лунным блеском, она казалась воспроизведением больной фантазии.
Боязливо озираясь по сторонам, страшный человек быстро направился к большому колоколу.
Тихо ворча, он нагнулся и стал шарить там своей лапой…
– Нету… нету… Вот как!… Неужели, ведьма проклятая, надула?…
Огромный горб продолжал шевелиться под колоколом.
– Тряпка… где тряпка? А под ней мои денежки! – усиливал свое ворчание человек-зверь.
– Я помогу тебе, мой убийца!
С этими словами из своего прикрытия выступила девушка-«труп» сотрудница Путилина.
Горбун испустил жалобный крик. Его опять, как и там, в конуре, затрясло от ужаса.
Но это продолжалось одну секунду. С бешеным воплем страшное чудовище одним гигантским прыжком бросилось на имитированную «Леночку» и сжало ее в своих ужасных объятиях.
– Проклятая дочь Вельзевула! Я отделаюсь от тебя! Я сброшу тебя во второй раз!…
Крик, полный страха и мольбы, прорезал тишину ночи.
– Спасите! Спасите!
– Доктор, скорее! – крикнул мне Путилин, бросаясь, как молния, к чудовищному горбуну.
Наша агентша трепетала в его руках.
Он, высоко подняв ее в воздух, бросился к перилам колокольни.
Путилин схватил горбуна за шею, стараясь оттащить его.
Вот в это-то время некоторые, случайно проезжавшие и проходившие в этот поздний час мимо церкви Спаса на Сенной, и видели эту страшную картину; озаренный луной безобразный горбун стоял на колокольне, высоко держа в своих руках белую фигуру девушки, которую собирался сбросить со страшной высоты.
Я упал под ноги горбуну.
Он грохнулся навзничь, не выпуская, однако, из своих цепких объятий бедную агентшу, которая была уже в состоянии глубокого обморока.
– Сдавайся, мерзавец! – Путилин приставил блестящее дуло револьвера ко лбу урода. – Если сию секунду ты не выпустишь женщину, я раскрою твой безобразный череп.
