Ольга Богуславская - Боль
Не пришла она и к ночи.
И утром тоже не пришла.
А Алексею нужно было заехать на службу.
Из обвинительного заключения:
"В войсковой части № 54799 Краузов А.В. проходил действительную военную службу с июля 1982 года в должности офицера охраны.
Второго июня 1990 года в 9 часов Краузов, получив в части закрепленное за ним табельное огнестрельное оружие — пистолет системы ПСМ калибра 5,45 и 16 боевых патронов в двух "магазинах" к нему, заступил для несения патрульно-постовой службы на стационарный пост, расположенный внутри Кремля. В 13 часов этого дня Краузов сменился с поста на обеденный перерыв. Зная, что в этот день подруга его жены — гражданка Бобкова Т.А. отмечает в своей квартире бракосочетание с гражданином Ивкиным В.И., Краузов решил проехать на квартиру к Бобковой Т.А. с целью выяснить, там ли находится его жена, которая в ночь с 1 на 2 июня не ночевала дома. При этом Краузов предполагал, что его жена могла быть среди гостей на свадьбе со своим любовником…
Около 14 часов 2 июня Краузов, одетый в форму старшего лейтенанта милиции, в которой нес службу, имея при себе снаряженный боевыми патронами пистолет ПСМ и запасной "магазин" с 8 боевыми патронами, приехал на квартиру Бобковой…"
Душераздирающая сцена, последовавшая за тем, как Алексею отворили дверь, описанию не поддается ещё и потому, что каждый из свидетелей и участников её пережил отдельно и у каждого был свой собственный, поднимающий на голове волосы ужас.
У каждого свой, а ведь в комнате было четверо мужчин, четыре женщины и один ребенок, которого Краузов, ослепленный увиденным, уже не заметил.
Что же он увидел?
Войдя в коридор маленькой квартиры, состоящей из двух смежных комнат, он увидел стол, за которым сидели люди, в том числе и по пояс голый мужчина (жених). В открытую дверь второй комнаты хорошо видны были расстеленные кровати.
Вид ли полуголого мужчины неожиданно его поразил, или незастеленные кровати, или то, что жена была испугана так, что не могла испуг скрыть, — а может, все вместе, — мгновенно отменило все, что, казалось, навсегда вернуло его к нормальной жизни. Он понял, теперь уже с неотменимой очевидностью, что он — рогоносец и все сидящие за столом прекрасно это знают и, может быть, наслаждаются тем, как ловко его провели.
Зачем он схватил за волосы Бобкову, открывшую ему дверь на правах молодой жены и хозяйки?
Так они и появились на пороге комнаты, где шел пир.
Полуголый мужчина со словами: "Отпусти мою жену" — привстал и потянулся за бутылкой.
И Краузов начал стрелять.
Первым упал жених, В.И. Ивкин.
Что должна была почувствовать в этот миг его мать, находившаяся неподалеку? Что сын её ни в чем не виноват, она, должно быть, поняла сердцем — откуда ей было знать подробности чужой жизни?
Выстрелив подряд несколько раз в сына, он затем выстрелил и в мужа дочери, Н.С. Федорова.
Федоров успел только спросить Краузова, что он делает… Его дочь находилась в соседней комнате. Когда стрельба прекратилась, она вошла в комнату, в которой только что шумело застолье, и увидела маму, сидящую на полу. На маминых коленях лежала голова отца, истекающего кровью.
Июнь. Запах свадебных цветов и свадебных духов, открытые окна. Успели, наверное, сказать тост за здоровье молодых, в салате "оливье" наверняка торчала парадная ложка — только что разложили по тарелкам под первую рюмку… Нарядные дети. Может, уже и "горько" кричать собирались.
А Валентин как сидел вполоборота к Марине, так и не повернулся в сторону вошедшего в комнату, хотя Марины рядом с ним уже не было. На его долю досталось слепое пулевое ранение с оскольчатым переломом шестого грудного позвонка и разрывом спинного мозга.
Парализован он был мгновенно.
Боюсь, Алексею Краузову до конца жизни будут слышаться его крики: "Добей меня!"
О чем думал одиннадцатилетний мальчик, на глазах которого был убит человек, ставший накануне мужем его матери?
Убитого Ивкина Олег называл папой.
Да и как бы ни называл — он сидел справа и все видел своими глазами.
Ивкин и Федоров скончались на месте.
А Валентину Цыпленкову досталась другая судьба.
Он лежал в реанимационном отделении и очень, очень хотел увидеть Марину. Никого никогда в такое отделение не пускают — её пустили: должно быть, Валентин просил так, что ему не смогли отказать.
Он находился на искусственной вентиляции легких.
Войдя в палату, Марина увидела страшное зрелище — человека, которого соединяли с жизнью тоненькие проводочки…
Как знать, быть может, эти проводочки дотянули бы его до берега и ему суждена была жизнь. Но, увидев Марину, он, наверное, окончательно и бесповоротно понял какую-то последнюю в своей жизни тайну — быть может, заключалась она в том, что он не пожелал вымаливать у судьбы жизнь такой ценой, не захотел жить калекой. Когда она ушла, он выдернул все провода ударил по руке судьбу, которая сделала ему последнее предложение.
Предложение ему не подошло. На девятнадцатый день он умер.
У Марины осталась его записка. Я смогла в ней разобрать только два слова: "Твой Валька".
Последний выстрел Алексей Краузов оставил себе — но перекос патрона в патроннике сделал этот выстрел невозможным.
Свидетель И. Пунинский показал, что 2 июня около 14 часов 15 минут, когда проверял постовую службу, услышал по рации сообщение о выстрелах на Партизанской улице. Прибыв на автомашине по указанному адресу, он с водителем вошел в подъезд дома. На ступеньках лестницы первого этажа им встретился человек в форме старшего лейтенанта милиции и на вопрос о том, кто стрелял, ответил, что стрелял он.
Затем он отдал Пунинскому пистолет и вытянул руки для того, чтобы Пунинский надел на него наручники.
Четвертого февраля 1991 года приговором Военного трибунала Московского военного округа Краузов Алексей Викторович, 1959 года рождения, признан виновным по п. "з" ст. 102 УК РСФСР и приговорен к исключительной мере наказания — смертной казни.
Два человека, от которых, как выяснилось, зависит жизнь и смерть Алексея Краузова, оказались на его пути не одни, а рука об руку с несчастьем. Марина — про Марину вы знаете. А вторым человеком оказался следователь Севрюгин. В то время, когда он вел предварительное расследование по делу Краузова, был убит его отец, прокурор Дзержинского района В. Севрюгин.
Как чувствовал себя следователь, у которого только что застрелили отца, в присутствии человека, пистолет которого замолчал только потому, что сломался?
Боюсь, что тень ещё одного убийства не добавила света к расследованию трагедии, разыгравшейся на Партизанской улице.
Так или иначе, но помощник военного прокурора Московского гарнизона капитан юстиции Е.В. Севрюгин подписал обвинительное заключение, в котором Краузов обвинялся в совершении умышленного убийства из хулиганских побуждений с особой жестокостью, способом, опасным для жизни многих людей, а также покушался на убийство несовершеннолетнего О. Ильичева.
Если перевести все это на язык, которым мы изъясняемся между собой, то обвинялся Алексей не только в том, что он убил трех человек, но сделал это как хулиган-садист, зная, что при этом присутствует мать Ивкина, жена Федорова, а также дочь Федорова и сын невесты, Олег Ильичев.
В судебном заседании пункты "б", "г" и "д" отпали.
Статья же 102, п. "з", осталась.
Предполагаю, что произошло это на основании заключения судебно-психиатрической экспертизы, в котором говорится:
"…Краузов находился в состоянии эмоционального напряжения, обусловленного значимой для него ситуацией.
…данная ситуация была хронической и носила психотравмирующий характер.
…испытуемый находился в состоянии эмоционального напряжения, которое оказало существенное влияние на его сознание и деятельность.
Состояние эмоционального напряжения, в котором находился Краузов в момент совершения правонарушения, однако, не достигло глубины физиологического аффекта".
Поясню: если бы в заключении экспертизы значилось, что состояние Краузова достигло глубины физиологического аффекта, то суд мог бы квалифицировать содеянное Краузовым согласно статье 104 УК РСФСР, то есть убийство, совершенное в состоянии сильного душевного волнения.
Соответственно и наказание определено могло быть другое.
А может ли вообще идти речь о другом наказании?
Тут надо сразу определить, руководит ли нашими помыслами людоедства логика "кровь за кровь" или мы все же претендуем на другое, а именно на глубоко осмысленное желание разобраться в происшедшем?
Эксперты утверждают, что состояние Краузова не достигло глубины физиологического аффекта.
Можно ли считать это суждение бесспорным?
Если он вполне отдавал себе отчет в том, что делает, значит, приехал на Партизанскую улицу, руководствуясь соображениями глубоко продуманными?
