Мария Ланг - Скандинавский детектив. Сборник
— А ведь верно, — отозвалась фру Эркендорф, недостачу обнаружили всего два года назад!
— Вот именно, — спокойно подтвердила фру Викторсон. Словно по взаимной договоренности все опять оставили эту тему и с успехом перешли к иной. На стол подали горячее. Называлось это канеллони — теплые пирожки с тертым сыром, наполненные мелко рубленной печенью и посыпанные базиликом. Фру Викторсон нашла их рецепт в одном из журналов, которые составляли ее основное чтение. Хозяин разлил по бокалам красное вино.
— За здоровье всех присутствующих! — провозгласил он.
Большим оратором он не был, но как местное начальство имел право на долю внимания. Гости ждали продолжения, но тост на том и кончился.
Потом разговор снова набрал теми, голоса за столом возвысились и ожили.
Доктор Скродерстрем в тот день получил от Викторсона новый электрический кипятильник для медицинских надобностей. Оплатили его городские власти, и предназначался он, собственно, для стерилизации медицинских инструментов, но непонятливый доктор собирался варить в нем кофе. Так что он спросил фру Эркендорф, не посоветует ли она, как обращаться с этим прибором? Та воспользовалась случаем и начала с рассказа про экскурсию в Париж, в которой ей посчастливилось участвовать, и потом ее было уже не остановить.
Священник принялся объяснять хозяйке, почему он не разрешил исполнение свадебного марша из «Лоэнгрина» при недавнем венчании в его церкви. Речь шла о чисто литургических доводах, и пастор излагал их весьма подробно. Фру Викторсон отвечала только «да» и «нет» и притом умудрялась делать вид, что слушает с небывалым вниманием, хотя в душе благодарила Бога, что рискнула испытать рецепт канеллони.
В связи с вареньем из райских яблочек фру Солин заключила, что на оборудовании для консервирования нужно было бы иметь возможность устанавливать время готовки. Ее сосед-нотариус имел тайного конька — механические игрушки. На самом деле он был куда лучшим механиком, чем юристом. И тут он принялся советовать, как устроить такой часовой механизм.
Хозяин участвовал в разговоре, но казалось, что его мысли где-то далеко.
Пора уже было вставать из-за стола, и фру Эркендорф закончила свои воспоминания о Париже грустным вздохом.
— Теперь все кончилось, — промурлыкала она.
— К сожалению, — поддакнул доктор.
Священник, убежденный аскет, много не съел, зато рассыпался в благодарностях больше всех.
За кофе в гостиной все вернулись к горячей теме об адвокате-растратчике. Только вот начинать никому не хотелось. Некоторое время разговор крутился вокруг да около. Понятно, нервы фру Эркендорф в конце концов не выдержали.
— Так насчет адвоката Боттмера… Нет, я хотела сказать… как его, собственно, теперь именовать?
— Кандидат права, — предложил нотариус, — на этот титул он имеет право.
— Разве можно называть кого-нибудь кандидатом права? Но так или иначе, что ему от нас нужно?
— Наверное, денег, — вздохнула жена священника.
Их двери слишком часто открывались людям, пришедшим именно за этим.
— Думаю, он ищет работу, — предположила хозяйка, — и это можно было бы устроить.
— Смотря где и у кого, — возразил нотариус Эркендорф. — Но он сам усложняет дело, если ищет что-то здесь, в Аброке.
— Да, боюсь, что так, — пробурчал доктор.
— Но если человек был адвокатом, — невинно заявила фру Солин, — он наверняка много знает о людях, и не самое лучшее, верно? Ведь он был советником по многим деликатным вопросам…
— Это правда, — подтвердил хозяин, нарушив наконец свое молчание. — Он даже слишком много знает. И не исключено, что попытается это использовать.
— Вы про шантаж? — удивленно спросила жена священника.
Чайная ложечка, упала на пол.
— Шантаж! — испуганно воскликнул пастор.
— Я бы так не сказал, — заметил доктор.
— Не знаю, что он мог бы использовать, но в этом случае…— еще более пронзительным, чем обычно, голосом заметил нотариус. — В конце концов нам нечего скрывать, что он мог бы…
Жена покосилась на него, и нотариус закончил свою реплику неуверенным смешком.
— Не скажите, — заметил хозяин со спокойным достоинством политического лидера. — Разумеется, мы все встревожены. Я сам только что сказал, что был неосмотрителен, когда его не выслушал, верно? Так вот как обстоят дела. Не хочу обидеть никого из вас, но разве не правда, что у каждого из нас есть кое-что такое, что он предпочел бы оставить при себе? Что-то, что могло бы произвести дурное впечатление. И если какой-то отчаянный тип о таких вещах знает и решится их использовать…
— Это просто преступление! — возмутился Эркендорф. — Разве он решится злоупотребить доверием, которое мы ему в свое время оказывали? Только отчаянный грешник…
Он хотел сказать «проклятый шантажист», но в последний миг отказался от этого определения в присутствии священника. Однако теперь его слова стали отдавать теологией, что вывело святого отца из дремоты.
— Грешники мы все, — поспешил уточнить тот.
— Это в смысле первородного греха, — с готовностью уточнил доктор.
— Все мы грешим. И с этой точки зрения я согласен с Сельмером. И разумеется, никто из нас не хочет, чтобы его грехи обсуждали на улицах или светских вечеринках.
— Ну уж нет, — подтвердила фру Викторсон.
Это было все ее участие в дискуссии.
— Я выразился слишком сдержанно, — согласился Эркендорф. — Сказал «грешник», но имел в виду скорее преступника. Потому что думал…
— Оставь при себе, что ты думал, — оборвала его жена. — Вопрос в том, что делать, если…
И она умолкла в надежде, что кто-нибудь подскажет нужное слово, но никто не отозвался.
— Если что-нибудь случится… — неохотно закончила она свою реплику.
— Пока еще ничего не случилось, — успокаивал ее пастор. — Ничего особенного, разве что Сельмер перестарался и выгнал бедолагу. Но не сомневаюсь, Сельмер, что при удобном случае ты перед ним извинишься.
Христианское смирение в речах священника хозяина совсем не волновало.
— Нет, дела совсем не так уж плохи, — с кислой усмешкой бросил он.— У меня для Боттмера припасен неплохой козырь, и не сомневаюсь, что в другой раз он как следует подумает, прежде чем ко мне сунется. Мне лично ничего не угрожает. Но вас всех я хотел предупредить, что с его стороны нужно ждать неприятностей.
Он умолк и погладил подбородок, словно заново взвешивая свои слова. Казалось, пастор хотел что-то возразить, но предпочел промолчать. Нотариус энергично помешивал ложечкой стынущий кофе. Жена священника держалась так, словно была в кружке кройки и шитья и разговор коснулся темы, которой она не одобряет. Фру Эркендорф слушала, раскрыв рот. На приветливом лице доктора проступила озабоченность, будто он стоял у постели больного, на которого его способностей не хватит. Жена хозяина, к всеобщему удивлению, довольно улыбалась.
— Если случится так, — сказал Викторсон, — что Бот-тмер кого-то из вас станет шантажировать, не позволяйте ему этого! Приходите ко мне! Скажите, о чем речь, и я уж выложу ему тот козырь, о котором только упоминал! Уверен, он его угомонит.
На самом деле он недвусмысленно намекнул: можете положиться на мою защиту, если доверите мне свою тайну.
Но именно в подобных предложениях проявляется властная натура.
— Откровенно говоря, я была бы рада, если бы он больше никогда не появился в нашем городе, — заявила жена священника будто бы от лица всех присутствующих.
Доктор Скродерстрем весь вечер собирался что-то сказать, но в последний момент ему что-нибудь мешало. На этот раз он гордо прочистил горло громким кашлем.
— Нет причин для беспокойства, — заявил он, будто стоял у постели больного и ничуть не сомневался в своем успехе. — Так что не нужно терять голову! Я убежден, что Боттмер не заявился сюда со злым умыслом — по крайней мере, так мне показалось, когда я с ним разговаривал.
— Вы с ним разговаривали? — удивилась фру Эркендорф. — А нам об этом ничего не говорили.
Доктор виновато улыбнулся.
— Наверное, и не надо было говорить. Боттмер пришел ко мне как пациент. Если вас это успокоит, скажу, что он казался угнетенным и напуганным. И по нему вовсе не было видно, что он что-то задумал.
— Посмотрим! — хмыкнула фру Эркендорф.
— Бедолага! — сочувственно вздохнула жена священника.
Викторсон недоверчиво покачал головой.
Так или иначе, но замечание доктора сразу разрядило напряженную атмосферу, царившую в комнате. Эту тему дальше обсуждать не стали и о Боттмере больше не вспоминали.
Гости как-то сразу стали делать вид, что утомились от мило проведенного вечера, и засобирались домой. Но при этом так и не смогли избавиться от вида заговорщиков, решающих, как избавиться от предателя.
