Татьяна Устинова - Саквояж со светлым будущим
Валентин Марков был одним из владельцев издательства — молодой, напористый и решительный мужик, по слухам, друживший с «самим Тимофеем Кольцовым», олигархом, которого до сегодняшнего дня никому пока не удалось ни истребить, ни упечь в каталажку. Тимофей Ильич на упористых слоновьих ногах стоял твердо, на мир поглядывал исподлобья, шуток ни с кем не шутил, в Куршавеле мировую элиту из себя не изображал, яиц Фаберже, футбольных клубов, а также домов высокой моды и Виндзорских дворцов не покупал. Никому не удавалось с ним… поладить, ибо он даже близко никого к себе не подпускал, а вот Марков как-то сумел к нему приблизиться и войти в доверие.
Родионов Маркова слегка опасался, и, встречаясь, они, как два опытных и осторожных хищника, кружили друг возле друга, косили глазами, трепещущими ноздрями втягивали воздух и молниеносно дергали боками — от высокого напряжения чувств и эмоций. Они нуждались друг в друге, ибо что писатель без издателя, что издатель без писателя — никуда и ни к чему не нужен! Родионов очень не любил ни о чем Маркова просить, и Маша об этом отлично знала, а потому его великодушие оценила, даже несмотря на ужас, который хоть и разжал зубы, но все равно еще скалился поблизости от ее горла.
— Но ведь он говорил про Киев, — пробормотала Маша, сглатывая слюну, отравленную ужасом. — Он говорил, чтобы вы не ездили в Киев! Откуда он знает, куда вы едете, если он ненормальный и развлекается? И откуда он знает имена моих детей?!
Родионов подумал.
Про киевскую командировку и вправду никто не знал, даже его мать, которой он давным-давно не звонил. Только вчера Маша поругалась с менеджером из рекламной службы издательства, потому что информацию о поездке сто лет назад должны были вывесить на личный родионовский интернет-cайт, да так и не вывесили.
Значит, кто-то свой говорил про вилы и угрожал Машиным детям? Или человек, который знал кого-то из своих, кто знал про поездку и разгласил секретные сведения?! Родионов покрутил головой для прояснения сознания.
В шее что-то хрустнуло, а сознание так и осталось довольно мутным.
Он писал детективы уже восемь лет и считался «корифеем жанра», но в жизни с ним никогда не приключалось никаких детективных историй! Даже бизнесом когда-то он занимался очень скучно и с упорством дебила. И бизнес был скучный, и окружение скучным, и бумаги были скучными, и банки — тоже скучными, иностранными, никогда не прогорали, зато исправно платили проценты, и скучный Дмитрий Родионов уходил на пенсию скучным богатым бюргером. Бизнес он продал, положил в банчок еще кучку денег, повздыхал на свободе, пару раз съездил с гоп-компанией друга Сереги «на острова», пару раз там нырнул с аквалангом, пару раз напился, столько же раз проснулся поутру невесть с кем и заскучал уже свирепо, до ненависти к себе.
От скуки и пришло ему в голову романчик сочинить! И хорошо, что пришло!… Друг Серега был рядом, он-то и порассказал историй про нормальных, совсем не скучных ребят, и Дмитрий Андреевич осторожненько эти истории поместил в свое произведение — так, чтобы никто из героев не догадался и не обиделся.
Никто не догадался и не обиделся, а Валентин Марков детектив напечатал, и началась игра на интерес, которая продолжалась уже восемь лет.
За это время из скучающего бизнес-пенсионера Дмитрий Андреевич Родионов превратился в Аркадия Воздвиженского, «гения нашего», звезду, «талантище», и времени у него ни на что не хватало, и работы оказалось выше головы. И бессонница у него появилась, как у всякого порядочного молодого мужчины, и обмирающие курсистки стали бросать на Родионова томные взгляды и подносить ему блокнотики для автографов. И все телевизионные передачи до одной были счастливы, когда удавалось договориться со строгой и избирательной пресс-службой и еще более строгим и избирательным секретарем Вепренцевой об участии в них господина Воздвиженского. И мобильный номер приходилось менять примерно раз в полгода, потому что вездесущие журналисты узнавали и принимались ему звонить, а он… он не желал славы и почестей, он был вполне счастлив в тишине и покое своего английского кабинета, наедине со своим романом, ему не нужно было всей этой суеты, обожания, поклонников, поклонниц…
И все это такое же вранье, как и то, что его никогда не интересовали гонорары!…
Сказку про то, что гонорары его не интересуют, он сочинил сам, специально для Валентина Маркова. Неизвестно, поверил в это Марков или нет, однако исправно платил Родионову и условия игры принял. Если гению не угодно признаваться, что он меркантилен и суетен, как все смертные, — пусть его не признается, мы тут, в миру, про суетность все очень хорошо понимаем.
Спору нет, он прожил бы и без гонораров, только на свои «пенсионные», накопленные скучным бизнесменским трудом, но зарабатывать Дмитрий Родионов, в отличие от Аркадия Воздвиженского, умел и более всего любил себя в искусстве, именно когда получал гонорары — очень, очень, очень «достойные», как выразился один немецкий издатель, возжаждавший печатать труды господина Воздвиженского в фатерлянде.
Детективы Аркадию удавались отлично — запутанные, мрачноватые, похожие на пресловутую «пламенеющую готику», всегда изящно, хоть и не слишком благополучно, завершавшиеся. Еще он превосходно умел держать себя, перед камерой никогда не пасовал, журналистов не боялся, запретных тем не избегал — в общем, находка, а не писатель!…
Но в жизни — никогда никаких детективов, а тут на тебе, откуда ни возьмись! Да еще с угрозами и прочими непонятностями!…
— Дмитрий Андреевич, я должна ехать, — задыхающимся голосом прервала Маша его размышления о своей судьбине и о месте детектива в ней. — Мне нужно… детей спасать.
— Никого спасать тебе не нужно, — возразил писатель Воздвиженский. — Он велел передать… что?
— Чтобы вы не ездили в Киев.
— Вот именно. А я пока в Киев не поехал еще. А раз не поехал, твоим детям ничего не угрожает.
Его секретарша поняла все наоборот. Женщина всегда понимает то, что говорит мужчина, с точностью до наоборот.
Она поняла не то, что сейчас нет никакого повода для паники и ужаса, а то, что, как только Родионов укатит, ей придется эвакуировать семью куда-то примерно в район Северного полюса.
И еще она почему-то решила, что он не поедет! Ну раз кто-то угрожает ее детям и для их безопасности следует оставаться в Москве, значит, нужно в Москве и остаться!…
— Боже мой, что же делать?…
— Маша!
— Если вы уедете… я же должна с вами ехать, а я не могу…
— Маша!
— Мне придется их увезти, но… куда? Господи, у нас все родственники в Москве, даже и уехать некуда…
— Дьявол! Маша!!
Рефлекс сработал моментально и стопроцентно, как у собаки Павлова. Маша схватила со стола папочку, сделала стеклянные глаза и по-сорочьи склонила голову набок.
— Да, Дмитрий Андреевич?
— Сейчас мы поедем в издательство, и я поговорю с Марковым. До этого разговора мы все равно ничего предпринять не сможем. Сейчас твоим детям ничего не угрожает. Поняла?
Секретарша кивнула.
— Повтори.
— Дмитрий Андреевич, шутить такими вещами…
— Да какими вещами!… Что ты, ей-богу, психуешь! Сама рассказывала, как на прошлой неделе к Донцовой в дом какая-то поклонница ворвалась и руками там махала и чего-то требовала! Дочку ее чуть не до смерти перепугала! Или ты думаешь, что сумасшедшие только к Донцовой наведываются, а наши почитатели все разумные и милые?!
Маша моргнула. Родионов сунул ей свою кружку с остывшим кофе.
— На, попей, а я пойду соберусь. И поедем. Чем раньше приедем, тем быстрее с Марковым поговорим. И не смотри ты на меня глазами скорбящей Богоматери!…
Он пошел было из кухни, но остановился:
— Где сейчас дети?
— Ле… Лера в детском саду, а… Сильвестр… он в школе, но через полчаса уже…
— Значит, из детского сада непонятно кому ребенка не отдадут. А Сильвестра мы заберем.
— Как… заберем?
— Из школы заберем, — сказал он с неудовольствием, — ничего, полдня с нами покатается.
Маша пришла в смятение. Предложение было очень и очень разумным, конечно, но отдавало таким неслыханным нарушением субординации, что согласиться на него ей казалось сущим безумием.
— Дмитрий Андреевич, это… невозможно и не нужно. Я маме позвоню… вернее, уже позвонила, и она…
— И она уже слегла с мокрой тряпкой на голове, — продолжил за нее знаменитый писатель-детективщик язвительно. — Правильно я понял?
Он понял все правильно, но это не означало, что она имеет право втягивать его в свои проблемы! Или имеет?… Или это не она его втягивает?… И это не только ее проблемы?…
— Давай собирайся, — приказал гений, кажется, приходя в дурное расположение духа из-за собственного необдуманного благородства, — времени совсем нет!
Он вышел в коридор и проорал уже оттуда:
— Вот когда мне романы писать, чтобы вовремя их сдавать?! Когда, спрашивается?! Пойдешь сегодня сама к Маркову и будешь ему объяснять, почему я рукопись опять задерживаю.
