Лариса Соболева - Остатки былой роскоши
Фоменко пятьдесят, а выглядит лет на пятнадцать старше. Он располнел и обрюзг, лысый, словно попал под радиационный дождь, уголки губ вечно опущены вниз, будто чем-то недоволен, а в глазах тоскливое равнодушие.
Секретарь принесла им по чашке кофе с коньяком, получила приказ никого не пускать. Шумно, с причмокиванием отхлебнув кофе, Фоменко вытер платком мясистый нос и спросил:
– На завтра хватит ящика шампанского и ящика коньяка?
– Должно быть, – пожал плечами Ежов. – Будут лишь свои...
«Свои», когда среди «своих», пьют так, что хоть всех святых выноси. Уловив намек Ежова на исключительно элитарное общество, Фоменко сказал:
– Тогда по полтора ящика привезут... Куда ты говорил?
– В музей. Решено банкет там провести.
– Девочки будут?
– Все по расписанию, – хихикнул Ежов, крутясь в кресле и глядя в упор на банкира. А тот недоговаривал. Коньяк и шампанское – прелюдия к чему-то более важному, ведь он, Фоменко, прекрасно знает аппетиты Ежова. Тогда Валентин Захарович спросил: – Еще что-нибудь?
– Да знаешь, Валентин... – замялся тот. – Смеяться не будешь?
– Я к смеху не расположен.
– Тут вот какой забавный номер... Три дня мне звонят на работу и домой. Причем, когда берет трубку секретарша или жена, просят меня, а когда подхожу сам – ни звука. Это не все. Вчера я получил фотографию, а на ней... взгляни сам.
Фоменко поднял грузное тело с кресла, подошел к Ежову и протянул фотографию, запечатлевшую Фоменко в обнимку с Кимом Рощиным – мир праху его. На обратной стороне надпись: «За тобой должок». Вопреки ожиданиям, Ежов не расхохотался, а еще больше насупился, постукивая ребром фотографии по столу.
– Как тебе шутка? – спросил Фоменко.
– Дурацкая, – отбросил в сторону фотографию Ежов. Не мог же он сказать, что в воскресенье два раза собственными глазами видел Рощина. Он с удовольствием списал бы сей факт на больное воображение, на мистику и чертовщину, но Рощина видела и Зина Туркина, после чего секс они с ней отложили и до утра строили догадки, что это могло быть. – Не обращай внимания.
– Да, конечно, глупо... Но... понимаешь, почерк его.
– Кого? – вытянулось лицо у Ежова.
– Рощина. Да-да, Кима. Я его почерк хорошо знаю.
– Это уже совсем не смешно. Интересно, кто у нас такой шутник? – В волнении Ежов прошелся по кабинету, задержался у окна. Минуту спустя его осенило: – А знаешь, что тебе надо сделать? Отнеси фотографию Куликовскому, пусть сделают экспертизу. Снимут отпечатки, установят, когда сделана надпись на фотографии... У тебя образцы почерка Рощина есть?
– Поищу, должны быть.
– Заодно пусть сличат и почерк, который легко подделать. Скажи, что я лично просил об этом, причем срочно. О результатах мне позвонишь или завтра на банкете расскажешь. Ничего, мы шутника-то кастрируем...
Когда Фоменко ушел, Валентин Захарович приказал секретарю никого к нему не впускать – мол, занят. Сам же долго думал о странном явлении. Позавчера в загородном своем доме он по-настоящему струхнул. Но кто бы не струхнул, увидев призрак, да еще ночью? Ежов не верит в потусторонние силы, а в воскресенье прямо-таки поверил. Неужели есть нечто за пределами жизни? Вчера на праздновании Дня Победы только об этом и думал. Зина на что трезвый человек, однако и ей не по себе стало. Правда, она предупредила:
– Ты об этом никому не рассказывай – на смех поднимут.
Он согласился, а сегодня утром пришел к выводу, что воскресный призрак – двойник Рощина. В самом деле, не может же покойник подняться из могилы! Так не бывает. Значит, двойник. Что же ему нужно?
4
А Матвей Фомич Хрусталев пребывал в жуткой панике. Он лихорадочно искал гадалку или колдунью, которая объяснила бы ему необъяснимое. Очнулся он в понедельник утром на даче, из деревни доносились крики петухов, телевизор работал. Матвей Фомич лежал на полу, замерз. Штаны почему-то были мокрые, а так недолго и простатит заработать. Он поднялся и задумался: почему это он на полу в мокрых штанах? Вдруг его ударило: мертвец! Вспомнил вчерашний вечер, то, что привиделось, и что грохнулся в обморок. Сжимаясь от ужаса, Хрусталев дождался рассвета и при первых лучах солнца – днем ведь покойники не разгуливают! – махнул в город на личном транспорте, забыв даже переменить штаны. У жены потребовал адреса местных ворожей, не объяснив, зачем они ему вдруг понадобились.
День целый он провел за чтением литературы о потустороннем мире, которую приобрел в магазинах в количестве тридцати брошюр, и в беготне по знакомым, имеющим опыт общения с колдунами. К ночи жена, обзвонив подруг, добыла пару адресов. Едва дождался Матвей Фомич утра вторника. О работе не могло идти речи – он позвонил в администрацию и сообщил, что приболел, а сам помчался наугад. Но колдунья отбыла на какой-то семинар ведьм, зато вторая оказалась, на счастье, дома. Его встретила моложавая бабенка крупных размеров, обвешанная золотыми цепями, с волосами, выкрашенными в сиреневый цвет, и с румяными щеками. Наверное, не пьет и не курит – позавидовал Хрусталев. Она ввела его в комнату, в которой на вертикальных и горизонтальных поверхностях в хаотичном сочетании красовалось множество икон, а также стеклянные шары, кристаллы, кресты, чаши, канделябры и прочие предметы неизвестного ему назначения. Хозяйка дома показала диплом, в котором значилось, что такая-то и такая-то прошла курс оккультных наук и посвящена в таинства белой и черной магии. Впечатлило.
Магистр магии предупредила:
– Только вы мне все как на духу выкладывайте, иначе не помогу.
– Вчера я видел... вы, может, не поверите... умершего! – произнес с трудом ставший в одночасье суеверным Хрусталев. Раньше он россказням о привидениях не очень доверял, разве что в приметы верил, сны разгадывать любил да гороскоп просматривал.
– Отчего ж не поверю? – не удивилась колдунья. – Такое часто происходит. Астральный и наш мир находятся в соприкосновении, иногда появляется брешь – и мы видим то, чего не должны видеть. И что призрак? Как он выглядел, что говорил?
– Он был такой, как я и вы, – содрогался от воспоминаний Хрусталев. – Стоял за кустом... на даче... потом шел ко мне...
– Вы раньше с ним встречались?
– Естественно. Мы хорошо были знакомы, он отсидел пять с половиной лет в тюрьме, вернулся, болел, потом умер. Я был на похоронах, и вдруг он стоит прямо передо мной... как живой... Представляете?
– М-да, – задумчиво протянула магистр оккультных наук. – Необходимо применить черную магию, а это опасно... для меня.
– Я заплачу сколько скажете, – догадался Хрусталев.
– Хорошо. Идите сюда.
Колдунья поставила стул на середине комнаты, куда и сел Хрусталев, начертила круг мелом, какие-то знаки нарисовала, зажгла свечи и поставила их на пол.
– Это алхимические знаки, они помогут приблизиться к астральному миру. Для начала я проверю вас. – Она начала махать руками вокруг Хрусталева, трясла ими, шумно выдыхала воздух через рот, наконец изрекла: – Аура багровая и имеет пробоины.
– Что это значит? – озадачился Хрусталев.
– Это значит, что на вас печать смерти, – огорошила колдунья.
– Я умру?.. – содрогнулся он и покрылся липким потом.
– Необязательно. Но можете долго и тяжело болеть, что приведет...
Он похолодел, ясно же: приведет к смерти. А уходить в астральный мир, хоть там и существует жизнь, совсем не хотелось.
Тем временем колдунья взяла пучок свечей.
– Это свечи со святой земли, сами понимаете, стоят дорого...
– Заплачу, заплачу! – заверил Хрусталев.
– Их сорок. Будете сжигать по одной в день, потом придете ко мне. – Она подожгла все свечи в пучке, поводила ими вокруг Хрусталева, загасила и отдала ему. – Ваша аура пока не изменится. За восстановление я возьмусь только по прошествии сорока дней. Начнете жечь свечи, ваш призрак перестанет приходить. И возьмите оберег, всегда носите его на груди, не снимая.
Когда она назвала сумму, у Хрусталева аж тошнота подкатила – уж очень много колдунья запросила. Да делать нечего, аура и покой дороже. Дома он сразу же зажег одну свечу и смотрел на нее с надеждой, пока та не погасла.
5
Вечером супруга Ежова Алевтина возлежала на диване перед телевизором, накрасив ногти, и помахивала в воздухе толстенькими пальчиками, чтоб быстрее высушить лак.
Ежов сразу определил: прибыла от мамочки с новыми силами кровь пить у мужа. А была ли она у мамульки? Кто же тогда подъезжал к загородному дому? Впрочем, теща обитает недалеко от города в деревне, оттуда полчаса езды до него. У, теща и жена – одна сатана! Сколько раз он мечтал, чтобы супруга куда-нибудь делась. Насовсем. Ну хоть куда-нибудь, и обязательно вместе с тещей. Других вон инопланетяне забирают, а эти никому не нужны! И подумалось Ежову, что ни одна ракета или летающая тарелка веса такого не выдержит, упадет на взлете. Аля действительно женщина объемистая. Пожалуй, даже слишком объемистая. Но ее это не колышет, и посему она не изнуряет себя диетами, а стоит на позиции: сколько нам той жизни, чтобы отказываться от удовольствий! Некрасивая? Ну и что... Зато денег полно. Она прямолинейна, смутить ее не удавалось еще никому, с крутым нравом. Ежов ее побаивается, только виду не подает. Но всему есть предел!
