Данил Корецкий - Рок-н-ролл под Кремлем. Книга 4. Еще один шпион
— И Неверов за этим блокнотом охотился…
— Только воспользоваться не смог. Гурский говорит, никто ничего не понял из этой схемы.
Евсеев повернулся к Лешему, все еще стоящему у окна.
— Хочешь поискать золотой запас?
— Зачем? — покосился на него Леший. — Сколько диггеров за него головы сложили — и все без толку. Зачем мне сейчас искать на жопу приключений?
— Аполитично рассуждаешь, товарищ майор! — голосом героя «Кавказской пленницы» произнес начальник отдела. — В то время как наша страна в сложное кризисное время остро нуждается в пополнении золотовалютных резервов…
Евсеев махнул рукой и перешел на свой обычный тон.
— Короче, смотри, что я накопал. За четыре военных месяца 1941 года золотой запас СССР уменьшился на десяток тонн — хотя никакие крупные финансовые сделки типа оплаты по лендлизу или закупки вооружений в тот период не производились. Зато в конце ноября крупная партия презренного металла была передана спецподразделению «ОП-79» для операции «Семь-девять»! А поскольку тогда золото тоннами не пиздили, да и килограммами с граммами тоже, значит, оно не выехало не только за пределы страны, но даже Московской кольцевой дороги! И осело где-то в подземных коммуникациях, больше негде… Думаю, были утеряны координаты места захоронения или погибли носители информации, война ведь! А золото по-прежнему лежит, где его спрятали!
— А я при чем? — без энтузиазма спросил Леший.
— Да при том, что подземелья столицы, это уже и официально — твоя епархия! Найдем золото, страна нас отблагодарит. Тебя, твой взвод, меня, вышестоящее начальство. Одним словом, всем польза! Что скажешь?
— Десять тонн золота — это сколько будет в долларах? — деловито поинтересовался Леший.
— Я в котировках не разбираюсь, — Евсеев пожал плечами. — Что-то около… Миллионов триста, наверное.
— Ну да, — Леший усмехнулся. — Отдать триста миллионов и получить горячую благодарность и внеочередное звание…
— Короче, — сухо оборвал его Евсеев. — Берешься или нет?
— Конечно, берусь, — сказал Леший, вставая. — Только как быть с этой дурацкой жалобой?
— Отпишемся, не впервой, — удовлетворенно ответил несостоявшийся идеальный начальник.
На столе зазвонил аппарат спецсвязи, Евсеев снял трубку и махнул Лешему рукой: все, свободен. Тот сделал единственное движение и исчез. Именно так он растворялся во мраке московских подземелий.
— Майор Евсеев слушает, — четко произнес самый обычный начальник отдела.
— Здравия желаю, товарищ майор! Докладывает начальник особого отдела полигона 17/3 подполковник Мережков, — ответили в трубке по сверхзащищенной связи. — Старт в 16–00 по московскому времени. Плановые контрразведывательные мероприятия проведены в полном объеме, нештатные ситуации не возникали. Какие будут дальнейшие указания?
— Держите меня в курсе, — сказал Евсеев и хотел уже было закончить разговор, но не удержался, спросил: — Как там настроение на полигоне? Полетит птичка?
— Надеемся, товарищ майор. Мандраж сильнейший, конечно. Тут кого только не понаехало! Крупнейшие испытания со времен СССР, не шутка…
— Доложите результат! — приказал Евсеев. — И удачи вам…
* * *Здесь природа суровая — даже солнце не золотое, а серебряное. Ветер пронизывает матросские бушлаты часовых насквозь, серые холодные волны Баренцева моря бьются далеко внизу о скальную гряду, кричат беззвучно чайки — высокопоставленные гости из обзорной рубки видят только, как они раскрывают свои желтые клювы.
Северная стена командного пункта, выходящая на море — сплошь толстое бронированное стекло от пола до потолка, как в каком-то фильме про Джеймса Бонда. КП и сделали напоказ — один из бывших Верховных главнокомандующих собирался когда-то приехать на испытание. И не приехал. А вырубленная в скале пещера с панорамным обзором — осталась.
Рубка наблюдения расположена на тридцатиметровой высоте и слегка выступает из гранитного массива, поэтому кажется, что паришь прямо над вспаханным непогодой морем. Целая толпа штатских и военных жмется к бронестеклу: черные, густо-синие, темно-коричневые пиджаки; оливковые мундиры с защитного (полевой вариант) цвета звездами, одно-единственное цветное пятно — красное платье, будто яркая бабочка затесалась среди облепивших стекло фонаря жуков и кузнечиков.
— За счет высоты обзор хороший… Вон, корабли обеспечения…
— Шикарный вид, представляешь, картину нарисовать и в коридоре Дома правительства повесить…
— А я бы у себя на даче повесил. Если художник хороший…
— Ужас как красиво, я просто в восторге!
А Семаго здесь не нравится. Голова кружится, подташнивает, и вообще… На полигоне «сухой закон», ни-ни, но раз в неделю вездеход ходит в поселок за тридцать километров — там почта, баня, прачечная, сельмаг… А еще «Чайная», где чая отродясь не водилось. Тут его вообще не пьют: все больше спирт на морошке. Но в поселок и офицеры, и вольнонаемные ездить любят. Вроде как в настоящей бане попариться…
Вчера местный конструкторский сектор ради них с Гуляевым — главным конструктором «Циклона», устроил на базе большой «банный день». И не понять, из-за чего сегодня так погано — то ли водка паленая, то ли снова оживают старые страхи… Хотя он всегда клаустрофобией мучился — боязнью замкнутого пространства, а тут наоборот — большой простор, высота, это уже акрофобия… Но в башке все рядом, уж если завелись эти долбанные фобии, то они переплетаются, как разноцветные провода в жгутах ракетного компьютера…
Кстати о птичках! В двух километрах от берега, на глубине восьмидесяти метров в эту самую минуту маневрирует, борясь с подводным течением, атомный подводный ракетный крейсер стратегического назначения ТК-209 «Ярослав Мудрый». В одной из его пусковых шахт, специально переоборудованной к сегодняшним испытаниям, висит экспериментальный экземпляр баллистической твердотопливной ракеты «Молния», морского базирования, — стартовая масса 40 тонн, пять учебных боеголовок под головным обтекателем. В самом скором времени ей предстоит преодолеть расстояние в шесть тысяч километров до полигона Кура на Камчатке. Если все пройдет гладко, то и морской вариант примут на вооружение, и прямо под него запустят в производство сразу три подводных крейсера. Короче, задача сегодня стоит очень важная. Но внешне это никак не проявляется.
И крейсер, и ракета скрыты от десятков пар глаз и визуальному восприятию не поддаются. Об их существовании и местоположении говорят лишь прыгающие цифры и зеленые точки на приборах в отсеке управления, скрытом в скальной толще за наглухо задраенной стальной дверью. Именно там находится главный штаб, вся связь, там сейчас работает руководство запуска, именно там происходит все самое важное.
Из наблюдательной рубки можно только полюбоваться захватывающим дух видом да увидеть на морской поверхности два вытянутых черных силуэта в направлении северо-запад — это противолодочные корабли «Буревестник» и «Татарстан», они поддерживают связь между штабом и РПКСН,[2] ведут наружную видеосъемку, фиксируют эхограмму, а кроме того, готовы к осуществлению защитно-боевых и спасательных функций — мало ли как дело обернется…
Картинка с камер корабля передается сюда, на огромный монитор, занимающий почти всю восточную стену рубки, — техники зовут его «свадебный», он предназначен для гостей и приглашенных, создавая ощущение сопричастности происходящему таинству. Главный монитор, контрольный, находится в соседнем отсеке, все переговоры с пусковой группой в крейсере дублируются через громкую связь, только в наблюдательную рубку передают только то, что считает нужным старший смены запуска.
Уже прозвучала пятиминутная готовность, все ждут начала отсчета. Публика мается, некоторые начинают нервничать.
— Не волнуйтесь, Ирина Валерьевна, через пару минут вы все увидите! Лучше смотреть на мониторе: в окно — мелко, не разберешь, — слышится впереди трескучий голос начальника пресс-службы полигона.
Он окучивает дородную блондинку в легкомысленном среди господствующей темно-зеленой гаммы красном платье — наблюдателя из думской комиссии по обороне. Блондинка позевывает, прикрываясь ладошкой — все они торчат здесь со вчерашнего дня, вставать пришлось рано, поскольку в день испытаний полигон оживает в шесть утра и исключений ни для кого не делается.
— Чувствую, темнят они там что-то, Сергей Михайлович, — тихо басит Гуляев.
Семаго посмотрел на часы.
— Пять минут не прошло.
— У них в прошлом году на испытаниях автоматическая защита в шахте заглючила, не выпустила ракету, — гнет свое Гуляев. — И никому ничего не сказали, просто выключили громкую связь…
У него сероватое помятое лицо. Семаго понимает, что сам выглядит не лучше.
