Ричард Старк - Людишки
По кабельному телевидению показывали скабрезный фильм о том, как студент колледжа, вернувшись в свои дом на Беверли-Хиллз, не застал там никого, кроме новой горничной-шведки.
- Послушай, приятель, - сказал Фрэнк телевизору. - Я готов платить тебе по пятьдесят семь тысяч всякий раз, когда ты будешь показывать что-нибудь из настоящей жизни.
Где-то на середине картины Фрэнк уснул, а когда его разбудил стук в дверь, по телевизору шел черно-белый фильм про войну. Фрэнк выключил телевизор, поплотнее запахнул полотенце на талии и открыл дверь. За ней стоял чернокожий юноша с пиццей, в кепке с названием заведения. Фрэнк отвалил за обыкновенную пиццу целую кучу денег и распечатал коробку, но запах показался ему слишком резким. Тогда он прикрыл пиццу крышкой, вернулся в постель, лег и задумался.
Все изменилось. Фрэнк прошел сквозь зеркало, словно Алиса, но в Зазеркалье была совсем иная жизнь.
О чем говорила женщина-адвокат? О жизненном пути Фрэнка, о тонкой резиночке, связывающей его с тюремной камерой, и Фрэнк понимал, что она права. В той, прежней жизни Фрэнку было суждено бесконечное хождение по кругу. Побыв некоторое время на свободе, он неизбежно совершал ошибку, опять попадал в тюрьму, и это повторялось снова и снова. Аминь.
Теперь все изменилось. Круг разомкнулся. Фрэнк не сомневался, что рано или поздно ему припомнят и ограбление старика, и убийство толстяка Джоуи. Фрэнк не знал точно, на чем он попадется, будут ли это капельки слюны, отпечатки пальцев или волокна одежды, но был уверен: ответственности не избежать.
Фрэнк верил в судебных экспертов едва ли не как в богов. Он верил, что эти люди всесильны, всемогущи и даже вездесущи. Стоит закону вновь протянуть свои лапы к Фрэнку Хилфену, следователи навесят на него убийство с целью ограбления, и тогда пиши пропало.
"Теперь мне нет ходу назад, - думал Фрэнк. - Все изменилось, все стало другим. Назад ходу нет".
Придется по совету Мэри-Энн взяться за пятимиллионное дело. Самое крупное дело его жизни.
Едва отдавая себе отчет в своих действиях, Фрэнк встал с постели, съел половину пиццы и запил ее холодной водой из-под крана. Похищение пяти миллионов долларов. Интересно, каково это?
Аннаниил
Потрясающе! Он сделал все сам! Я никоим образом не вмешивался в его действия и даже не встречался с Фрэнком Хилфеном с тех пор, как Мэри-Энн Келлини подвезла его до Омахи. (Он сберег ее визитную карточку - ну разве это не трогательно? Определенно в нем есть что-то волнующее и возвышенное. Фрэнк обречен на саморазрушение - да-да, в этом нет ни малейших сомнений - и все же продолжает трепыхаться, словно собака, которую одолели блохи.)
И уж конечно, он не забыл, о чем ему говорила Мэри-Энн. Он заварил кашу на свой страх и риск, не прибегая к моей помощи. Он рвется вперед так рьяно, что я, глядишь, не успею расставить по местам остальных.
Сьюзан до сих пор встречается с Григорием Басмановым, хотя и реже, чем прежде. Несмотря на то, что субботы и воскресенья отданы Энди Харбинджеру, она частенько звонит Григорию по будним дням, и я начинаю опасаться, что платоническая любовь не сможет заставить Сьюзан забыть своего старого дружка. Я боюсь, что нам придется вступить в более близкие отношения.
Ну почему все это так меня волнует? Пребывая в собственном обличье, я по-прежнему спокоен и послушен Его воле, но стоит мне вселиться в тело Энди Харбинджера, и я становлюсь все более издерганным, чувствительным и ранимым. У меня возникает такое ощущение, будто мне суждено еще очень многому научиться. Научиться? У кого? У Сьюзан Кэрриган?
21
Сегодня вечером по каналу "Пи-би-эс" должны были передавать репортаж о борьбе за сохранение культурного наследия человечества, борьбе против всего и вся, от кислотных дождей до бессмысленного вандализма. В газете говорилось, что речь пойдет в основном о деятельности международного общества охраны культуры. Утром Сьюзан позвонила из банка в Колумбийский университет Энди Харбинджеру - он преподавал там социологию - и, как обычно, оставила у секретаря кафедры сообщение. Энди перезвонил через полчаса, и Сьюзан пригласила его вместе посмотреть передачу.
- Помнишь, я тебе рассказывала о банкете в Москве, где я познакомилась с Григорием? Это та самая организация. Придешь?
- Обязательно. Когда начало?
- В девять вечера. Я приготовлю ужин.
- Красное? Белое?
Речь шла о вине, которое должен был принести с собой Энди.
- Сам решай, - ответила Сьюзан. - Я приготовлю цыплят.
По пути домой Сьюзан купила цыплят, картофель, зеленый горошек и салат трех сортов. Бродя по магазинам, она поймала себя на мысли, что ей хотелось бы белого вина. Красное напоминало ей кровь. Сьюзан немедленно отогнала неприятную мысль, выругав себя за такие черные думы и понимая, что должна быть благодарна судьбе за появление в ее жизни мужчины, готового быть рядом и не требовавшего ничего. Впрочем, Сьюзан не переставала удивляться тому, что так ценит мужчину, который ничего не требует. А может, ей хочется, чтобы он проявил настойчивость? Может, намекнуть ему?
Стоя у корзин с салатом, Сьюзан усмехнулась себе под нос, и продавец сказал:
- У вас очень красивая улыбка.
Сьюзан повернулась к нему спиной и отправилась к кассе.
Энди пришел в половине восьмого. Левой рукой он прижимал к боку бурый бумажный пакет, а правой привлек к себе Сьюзан, чтобы чмокнуть в щеку. "Какой он красивый", - в который раз подумала Сьюзан. Встречаясь с Энди, она вновь и вновь удивлялась его красоте, как будто во время разлук внешность Энди исчезала, стиралась из ее памяти.
- Нынче вечером мы славно полакомимся, - сказал Энди. Сунув руку в пакет, он извлек оттуда бутылку французского вина - красного, но, судя по виду, дорогого и изысканного. - Это к ужину, - добавил он, передавая бутылку Сьюзан.
Итак, ее ожидания не оправдались.
- Прекрасно, - отозвалась Сьюзан, бросив взгляд на этикетку.
- А это, - продолжал Энди тоном сдержанного воодушевления, - а это мы выпьем сейчас!
При этих словах из сумки появилась бутылка шампанского.
- Энди, ты не перестаешь меня удивлять! - воскликнула Сьюзан.
На губах Энди играла довольная улыбка.
- Стараюсь, - ответил он.
В жизни людей бывают мгновения, предшествующие первому шагу. Ни он, ни она еще не выдали своих намерений, будь то взглядом, словом или намеком, и тем не менее оба знают, что это произойдет, и произойдет сегодня, сейчас. Есть что-то сладостное в этих последних мгновениях перед тем, как люди заключают друг друга в объятия.
Сьюзан так и не смогла с точностью вспомнить, в какой миг ее осенило то ли когда Энди вынул красное вино, то ли, возможно, когда он показал ей бутылку шампанского, - словом, именно в те секунды она поняла, что Энди решился. И Сьюзан была готова принять его решение.
"Интересно, как он станет действовать? - гадала Сьюзан. - Энди всегда ведет себя решительно и уверенно, но мы уже долго знакомы, а все топчемся на месте. К чему бы это? А что делать мне? Прикинуться простушкой?"
Сьюзан вспомнила несколько случаев из своей жизни, когда она вела себя наивно, и воспоминания заставили ее насторожиться. Впрочем, настороженность отнюдь не поколебала ее уверенности в том, что это обязательно произойдет.
Сегодня вечером Энди ни разу не погрузился в транс, как это часто бывало, когда они вместе ходили в кино или смотрели телевизор. В такие мгновения он словно превращался в глыбу льда, его глаза стекленели, а лицо становилось бесстрастным. Создавалось впечатление, что он дремлет с открытыми глазами, но на самом деле здесь было что-то другое. Как-то раз в кинотеатре Сьюзан прикоснулась к руке Энди в тот миг, когда он витал где-то далеко, и рука оказалась столь холодной, что девушка даже испугалась. Энди тут же очнулся - он всегда откликался немедленно, стоило лишь привлечь его внимание, - и, когда минуту спустя он накрыл своими пальцами ладонь Сьюзан, это была самая обыкновенная теплая рука. Неужели почудилось? Сьюзан в это не верила, но предпочла не доискиваться правды. С тех пор, заметив отрешенность на лице Энди, она лишь окликала его, но не прикасалась к нему.
Сегодня вечером, позабыв о своей странной привычке, Энди ни на минуту не отрешался от Сьюзан, похвалил приготовленный на скорую руку ужин (Сьюзан уже начинала жалеть, что не уделила стряпне должного внимания) и даже в очередной раз с интересом выслушал рассказ о банкете в Москве, - впрочем, на сей раз девушка главным образом вспоминала не о встрече с Григорием, а о международном обществе охраны культуры.
Они уселись на диван, Энди взял руку Сьюзан в свои, а она прильнула к нему, прислушиваясь к биению его сердца. Они молча смотрели передачу, но минут через двадцать им немного наскучили вертолеты, летающие над обреченными лесами, и зловещий голос за кадром, и тогда Энди взял Сьюзан за подбородок, приподнял ее лицо и поцеловал в губы. Ее охватили истома, слабость, она остро ощутила свое тело, которое Энди нежно поглаживал ладонью. Он прошептал, не отрывая губ от ее щеки:
