Леонид Словин - Ночь, прожитая трижды
Игумнов узнал машину Линейного Управления.
«Дежурный прислал…»
Тот знал, где они находятся.
Из припарковавшей машины показался Цуканов, одной рукой он поддерживал брюшко, во второй держал неизменную газету. Игумнов сразу понял, что его зама привели в Центр серьезные проблемы. Цуканов приехал не один.
Все решил вопрос одного из оперативников Восемнадцатого, который заглянул в машину:
— Японский бог! Чего это за обезьяна у тебя там, командир? В Африку что ли собрался?
Все подошли к машине. На заднем сидении Игумнов увидел темное скуластое лицо. Цуканов захватил с собой на Варсоновьевский задержанного нигерийца. Он пояснил:
— Это — привет от Ксении. Наркокурьер…
Игумнов ругнулся. Именно в эту ночь он был удивительно некстати.
— Медики смотрели?
— Мы ездили на рентген: у него в желудке целая аптека. Никто не хочет заняться…
Игумнов выругался.
— Он свяжет нам руки…
— Я сам доведу все до конца. Что у вас тут?
— Засор…
Игумнов вернулся к разговору с младшим инспектором: что-то в рассказе Карпеца от него ускользнуло.
— Вы представлялись соседу? Что он знает о вас?
За младшего инспектора ответил Качан:
— Я сказал: «мы из „Освальда“. Сослуживцы…»
— Он спросил, что это за фирма?
— Нет.
— Выходит, знает ее.
— Да. Он, кстати, спросил, когда мы видели Коржакова: «Утром?»
Игумнов насторожился:
— А вы что?
— «После обеда…»
Прозрение было немедленным:
— Падла! После обеда Коржакова не было на службе! Он уехал из «Освальда» утром…
Качан хрустнул переплетенными пальцами.
— Выходит, сосед проверял! А я еще ломал голову: «Почему он спросил, когда я видел Коржакова?!»
— Мосула Авье увезли люди из «Освальда»… — Игумнов не сомневался. Нигериец тебя узнал. Он видел, как к тебе подходили на платформе. Думал, что ты и Коржаков работаете вместе…
— Он все ему рассказал…
— Ну! А тот — начальству. Генералу Ткачуку.
Качану это ни о чем не говорило. Зато он мог теперь спросить о главном:
— Почему ты думаешь, что нигериец и Коржаков здесь, в доме?
— Коржаков недавно прибыл. «Фиат» тут. Сосед всю ночь на стреме…
— И…
— Будем брать. Прямо сейчас.
Выбора не было.
Качан занервничал. Ему не хотелось никого подставлять.
— А, может, послать все подальше?! — У него словно перехватило в горле. — У нас ни санкции прокурора, ничего… Коржаков и этот сосед тоже народ непростой… Пересажают к черту!..
— Что ты предлагаешь?
— Ничего. Меня уволят. Если не посадят, попрошусь в «Лайнс». Может Рэмбо возьмет частным охранником…
Игумнов как отрезал:
— Тебя выгонят с волчьим билетом. Никакой «Лайнс» тебя не лицензирует…
— А здесь ребята продвинутся. Карпец из младших придет опером…
Игумнов прервал его:
— Когда кончится время, я сам скажу: «Это конец».
Цуканов и Карпец слушали молча. Качан привел последний довод:
— А как с дверью?! Она же стальная!..
Возьми врача… — Цуканов показал Игумнову на машину реанимации. Скажем: «Надо оказать первую помощь…»Врачу они откроют. В глазок видно: белый халат…
— Ну ты прямо Жеглов! — Игумнов покачал головой. — Навесить знаки Красного Креста!.. — Со стороны Игумнова это выглядело прямым чистоплюйством.
— А если там отморозки?! И вооруженные?!
Цуканов подумал не о жене, не о дочери с мужем — о внучке, тоненькой хитрющей змейке…
Если Коржаков или кто он там положит его — брюхатого — на пороге своей квартиры, останется ли он в ее памяти, когда она вырастет?!
— Не через такое переступаем, а тут… Подумаешь, две полоски крест на крест на белой тряпке… И вообще. Может вызвать с Петровки?! Коржаковато ищут они!
Но Игумнов уже решил.
— Брать будем мы. Без посторонних. Надо надо переговорить с Коржаковым и нигерийцем наедине… Потом передадим.
— Может им? — Цуканов кивнул на отъезжавшую машину.
— Нельзя. Этих мы не знаем. И неизвестно, как они поступят с нигерийцем.
Может кинут их на сотню-другую баксов тут же в Варсонофьевском. И выпустят…
— От сотнидругой и я бы не отказался… — Цуканов подмигнул.
Игумнов уже не слушал его, набрал номер на мобильнике.
— Алло… — Ему повезло. Старший опер МУРа Самарский оказался на месте. — Кто это?
— Это Игумнов. По поводу Коржакова…
— Что-нибудь новое?
— Я думаю, Коржаков сейчас у себя, на Варсонофьевском. Можешь подъехать?
— Считай: я уже в машине, Игумнов… — Старшему оперу нравилась грубоватая мужественная риторика
— С одним условием: вы блокируете здание. Берем его мы…
Реанимобиль с раненным старлеемоборотнем и медиками отъехал.
Сразу вслед, поблагодарив ментов с железки, попрощавшись, отбыло Восемнадцатое. Вновь стало тихо.
Медленно потянулись минуты.
Самарский со своей группой отсутствовал. Что-то ему помешало. Он даже не позвонил. Зная условиях работы не исключалось, что старший опер МУРа едет куданибудь на задание и совсем в противоположную сторону от Варсонофьевского.
Между тем время не ждало.
Что-то вокруг все время напоминало о приближении рассвета, хотя небо оставалось попрежнему темным. Пара бродячих псов, привлеченных появлением людей, возникли поодаль в надежде поживиться.
Машина с Петровки все не появлялась.
Игумнов прошел в ночной подъезд.
— Я поднимусь посмотрю. Где его квартира?
— Я покажу.
Вдвоем с Карпецом, не вызывая лифт, они тихо поднялись на пятый.
Назад Игумнов вернулся с готовой схемой.
— На лестничной площадке нигде не укрыться. Все, как на ладони. Придется задействовать лифт… — Он кивнул заму. — Давай своего африканца.
— А он зачем?
— Подойдет к двери. Только не с врачем. С тобой…
Заместитель вздохнул.
— Может лучше мне?! — Качан как виновник предпочел бы видеть себя в главной и рискованной роли.
— Тебя знают. Пойдут Цуканов с курьером. Готов?
— Погоди…
Зам все делал основательно. Достал пистолет, обтер, передернул затвор. При солидном брюшке и бросающейся в глаза неповоротливости, Цуканов слыл отличным стрелком.
— Давай африканца…
Цуканов убрал пистолет в куртку, вернулся к машине…
Коренастый жилистый Уши Бат Сантес не мог понять, что от него требуется. Самочувствие его стабилизировалось, он больше не качался, не рыгал. Цуканов пристегнул его наручником за руку. Стараясь идти в ногу, повел к подъезду.
Игумнов взглянул на часы:
— Пошли…
В лифте поднялись все вместе.
Лифт был старенький. Останавливаясь, подъемник оглушительным поночному времени стуком известил весь дом о своем прибытии.
Медлить было нельзя. Цуканов с африканцем сразу вышли.
Поддерживая нигерийца, зам свернул к двери в квартиру Коржакова.
Вторая рука лежала на пистолете. Игумнов, Качан и Карпец остались в кабине.
— Звони! — Цуканов показал нигерийцу на кнопку звонка.
Уши Бат Сантес удивленно взглянул на него.
— Звони, звони…
Из ночной поездки генерал Скубилин не вернулся домой, приехал в Управление разъяренный. Он даже не заскочил на Комсомольскую Площадь Трех вокзалов, как это обычно делал. В Управлении сразу поднялся к себе.
Подполковникдежурный — худощавый, самолюбивый, в прошлом ответственный сотрудник Секретариата, переведенный из министерства — знал о приезде начальника. Сидел, как на иголках.
Характер генерала был хорошо известен. Как и его манера срывать зло на подчиненных.
То, что Скубилин не заглянул в дежурку, было плохим знаком. Выждав несколько минут, дежурный позвонил сам:
— Докладываю, товарищ генерал. Происшествий в ваше отсутствие не зарегистрировано. Замминистра генерал Жернаков просил позвонить ему домой, когда приедете…
Ответом было молчание.
Дежурный подождал, пока начальник Управления положит трубку, нажал на рычаг.
Генерал тем временем набрал номер замминистра.
— Борис Иванович… — Начальственный фальцет, каким он разговаривал у себя в Управлении, сразу исчез. — Скубилин. Просили позвонить…
— Да, Василий. Что там по Каширскому ходу? Что тебе докладывают?
— Я сам ездил. Там все подругому…
Я знаю. Дежурный по Главку обрадовал… — Жернаков несколько секунд находился в задумчивости.
— Что- нибудь случилось?
— Как тебе сказать, Вася…
Жернакову не хотелось до конца приоткрывать министерские карты.
Начальство Наверху вроде не знало, каким образом менты Внизу, на земле, могут держать установленную планку высокой раскрываемости.
В конце концов, замминистра вынужден был объяснить:
— Заявление об этом разбое должен был сделать старший инспектор Черных. Они там в Главке так решили с подачи… этого хрена. Кублатого…Тут ничего нельзя было поделать. А уж вокзал выбрал я…
