Михаил Соколов - Двойник мафиозо
ГЛАВА 26
ПОПЫТКА К БЕГСТВУ
Александр спешил на вокзал. Чем дальше шло к развязке, тем все сильнее им овладевал страх оступиться в самый последний момент. Мысль, что за ним, как обычно здесь, могли следить и сейчас, что кто-то в этот момент обдумывает возможность убить его, или схватить, задержать, наконец, становилась невыносимой. Он не решался и остановить машину, вроде этого, вот, вишневого "Жигули", даже замедлившего ход возле него: либо шофер "бомбил" случайных прохожих, либо целился лично в него из какого-нибудь компактного "Узи". Потом напряжение схлынуло, и он понял, что сам взвинчивает себе нервы - что будет, то и будет. Вот блестящая возможность проверить на самом деле его, так называемое, везенье, о котором ему все уши прожужжали. Подумать только, все восхищаются тем, что его никак не убьют! Он даже остановился на секунду, пораженный этой мыслью: уж не сон ли это?! Нет, это была реальность. Он ощущал эту реальность легкими, вдыхая чистый, свежий, ещё не прокаленный солнцем утренний воздух, ощущал каждым нервом, готовым среагировать на любое к себе обращение, попытку заговорить, напасть... На вокзале Александр быстро нашел почтовое отделение, купил конверт, попросил лист бумаги и написал несколько слов на случай, если он умрет. Заклеив конверт, он адресовал его в Генеральную прокуратуру Российской Федерации и отправил в Москву заказным письмом. Ему было страшно, но другого выхода не было, в этом он был уверен. Стоя на тротуаре возле вокзала, он оглядывался по сторонам в поисках устремленных на него глаз. Чтобы успокоить себя, он твердил, что основное дело сделано, и ему уже ничего не страшно. А сам был уверен в обратном. Ему даже казалось, что он чувствует на себе тяжелый, неподвижный, бесппощадный взгляд. И даже знал, чей это взгляд: конечно, Воронова. Он стоял, зябко поводя плечами. Не от холода, от мыслей. Было раннее утро. Народ сновал туда-сюда. По дороге, сильно ревя, проехал "Зил - музоровоз". Стекла домов через площадь зеркально сверкали, отражая солнце. Александр вытащил сигарету из пачки, пошарил по карманам в поисках зажигалки. Куда-то делась. Повернулся к курившему рядом мужчине, попросил прикурить. Мужчина молча протянул горящий кончик сигареты. Александр наклонился, прикуривая, а когда выпрямился, увидел медленно проезжавший по привокзальной площади черный джип, водитель которого внимательно оглядывал прохожих, словно искал кого-то конкретного. Стекло было опущено, и водитель был прекрасно виден сам. Это был Меченый, который тут же заметил Александра. И странно, узнав того, кого, видимо, искал, Меченый не кивнул, не подал никакого знака, просто задержал взгляд, и сразу машина его, взревев, умчалась. Стало так страшно, хуже нет! Не чувствуя боли от ожога - сломал сигарету в кулаке, - отбросил смятые обломки прочь. Бежать, бежать отсюда. Он не мог понять, почему встреча с Меченым так его напугала. Почти ничего не соображая, повернулся, кинулся в здание вокзала прямо к кассам дальнего следования, совершенно забыв, что без паспорта билет не дадут. Думал лишь о том, чтобы оказаться отсюда подальше, любой ценой оказаться в другом месте, только не в этом страшном городе. Хватит с него приключений, бежать, бежать! И едва не сбил девушку, шедшую навстречу. Пришлось даже обхватить её рукой, помогая сохранить равновесие. Девушка подняла лицо, и Александра вновь словно ударили: это была Вера. Вера, врач, вчера утром ещё делавшая ему повязку... знакомила с Павлом Андреевичем... - Вы! - сказала Вера с непередаваемым выражением лица. Он не сразу понял, что оно выражало, её лицо: отвращение?.. ненависть?.. Но сила её эмоций заставила отшатнуться. - Вы? - повторила она. - Я думала... Нет, вы такой же, от вас смерти и боли не меньше!.. Оба вы одинаковы! - Вы уезжаете? - не успевал Александр ничего осмыслить; он путался в собственных страхах и чужой ненависти. - Это из-за вас убили Пашу, я никогда не прощу себе, что познакомила вас. И вдруг разом повернулась, пошла в сторону медпункта, куда, видимо, и направлялась. Ее слова были несправедливы, но Александр не думал об этом. В этот момент, изнуренный всем пережитым здесь, он чувствовал, что встреча с Верой, её внезапное горе вновь все перевернуло в нем. Вновь понял, что бегство ничего не решит, оно лишь удлинит тяжелое, жаркое, полное привычных страхов ожидание; груз, который он будет обречен нести до самого своего конца, все равно рано или поздно раздавит его. Надо было это пресечь, и он знал, как это сделать. Немного погодя, особенно не торопясь, он брел по проспекту в сторону гнезда Воронова. Откуда-то с разных сторон, несмотря на ранний час, доносилась музыка. Это из встречающихся там и там летних кафе, уже предлагавших свои столики праздным приезжим. Вроде него. И правда захотелось есть. У Риты он почти ничего не съел за завтраком, а сейчас вдруг почувствовал голод. Остановился тут же и, заставив лениво отодвинуться привалившуюся к палатке кафе собаку, взял порцию мяса-гриль и бутылку пива. Пока ел, с щемящим чувством подумал, как было бы здорово вернуться сейчас на вокзал и взять билет на любой ближайший поезд. Уехать хоть куда, подальше отсюда. Но он представил, что его нынешнее состояние будет растянуто на месяцы, пока за ним будет охотиться беспощадный Меченый, и понял, что должен разом разрубить этот узел, что связал его с живущими здесь людьми. Он должен был сделать все, как решил. Улица поредела - как он ни надеялся удлинить свой путь, все кончилось быстрее, чем даже предполагал. Вот и ворота с телекамерой наверху, намедленно прицелившейся в него. Из калитки вышел охранник, вновь фамильярно его поприветствовавший. Нагулялся, котяра. Что-то новых следов боевых утех не видно. Охранник сделал шаг в сторону, и Александр прошел мимо. Вдруг повернул, шагнул назад, посмотрел на охранника. Тот вопросительно взглянул. - Слушай, у тебя с собой запасной обоймы к "ТТ" нет? - Почему, есть. Тебе сейчас надо? переспросил тот и полез в подсумок. - На, бери, потом отдашь. - Отдам, сказал Александр и пошел в дом. "Это вместо той обоймы, что забрала Ленка, - подумал он. - Если успею." Кавказская овчарка в руках второго охранника рычит и хрипит как обычно... вход в средневековую крепость... каминный зал... его никто не встречал, и Александр беспрепятственно поднимался к себе. В тот момент, когда он переступил порог своей комнаты, он понял, что наступила развязка. Он понял, что не сумеет воспользоваться взятой у охранника обоймой, что все получилось не так как он расчитывал и надо теперь надеяться только на удачу. Он не остановился, даже видя здесь всех: Воронова, угрюмо косящего на него черным воронним глазом, едва заметно ухмыляющегося Меченого, забившуюся в угол дивана Лену и изнывающего от радостной злобы Саньку, сидящего за столом и поигрывающего коротким автоматом, вроде того, что ночью лежал в сейфе. Алекснадр не смог выдержать их сконцентрированных на нем молчаливых взглядов и опустил глаза, не прерывая своего вялого движения к креслу. Откуда-то снизу, как кулак, ударило сердце, втянулось и ударило опять - и затем пошло стучать быстро и беспорядочно, словно пытаясь заглушить напряженную тишину - тишину развязки. Споткнувшись о ворс ковра (на ровном месте, как и ночью) он вновь едва не упал, тем чуть изменив тональность Санькиной улыбки. Вот, наконец, и кресло. Он не спешил, он знал, что если ускорить шаг, побежать, кто-нибудь - скорее Санька - выстрелит, все будет сразу кончено, ибо невозможно никуда убежать. И дошел. Александр сел в кресло, под которым все ещё лежала сумка с тем обезжизненным Леной пистолетом; сейчас бы эту обойму и - всех по очереди, с легким треском, словно материю рвешь... Увы! Сев всё вместе с молчанием, длившемся бесконечно, - он, поглядывая на что-то ожидавших людей напротив, вытянул сумку из-под кресла, раскрыл молнию. Разумеется, эту сумку вновь раскрывали, проверяя её содержимое, но он надеялся, что ничего не тронули... пока. Действительно, пистолет был на месте. Он взял его за рукоять, ощутив привычную успокаивающую тяжесть оружия, и стал поднимать ствол. Санькина улыбка стала гаже, оттенок торжества и облегчения одновременно появился в ней - Александр, целясь в него, давал формальный повод стрелять. И Санька не думал отказываться от этой прекрасной возможности: он тоже стал поднимать свой автомат...
ГЛАВА 27
ПОСЛЕДНИЙ ВЫСТРЕЛ
Я решил сам лично поехать в эту районную больницу, номер которой назвал мне захлебывающий в истеричной злобе голос Саньки в телефонной трубке. Владимир, мой шофер и телохранитель, нашел эту больницу довольно быстро. В этом районе я бывал довольно редко, и серое кирпичное здание было мне незнакомо. В вестибюле я спросил попавшуюся мне навстречу пожилую нянечку, где находится приемный бокс - именно так сказал Санька, называя помещение, где над ним работали врачи - и, следуя указанием, быстро нашел нужную дверь, возле которой, как верные псы, сидели смутно знакомые мне трое парней из свиты Александра - такие же мерзавцы на вид, как и мой приемный сын. Парни вскочили, увидев меня, стали что-то объяснять, но, не слушая их, я вошел в дверь. Саньку я увидел сразу: сидел мой приемыш посреди комнаты весь залитый кровью с головы до ног и, оттопырив слюнявую нижнюю губу, беспрерывно икал, не обращая внимание на врача, который, видимо, уже заканчивал зашивать ему разрезанный лоб: багровая жирная черта с поперечными стежками была заметна издали. При виде меня остаточный разум проснулся в его пропитых и обкуренных мозгах, глаза зажглись, он встрепенулся, отодвинул мешавшего обзору врача, едва не порвавшего нитку на последнем стежке, и попытался встать, что-то восклицая радостное. У меня же при виде скотства, в которое впал этот молокосос, вновь вспыхнула дикая злоба, обычно успешно подавляемая. Как и сейчас, впрочем. Врач, все же, завершил этот последний стежок, а Санька не пытался больше встать, пока я ему это не позволил. После чего приказал его шакалам отвести сынка в мою машину, а сам ненадолго задержался, улаживая инцидент. Пришлось поговорить с главврачом, который, едва уяснив, кто перед ним, сразу обещал проследить, чтобы не осталось никаких записей. Я же в свою очередь обещал не забыть его услуги. Главврач сообщил мне, что Саньку бригада скорой помощи привезла из ресторана "Стенька Разин", где все и произошло. Я ещё раз пообещал не забыть его услуги, после чего и удалился. Санька стоял возле машины с теми тремя и, размахивая длинными руками, что-то им внушал, видимо, выблевывал угрозы Алишеру. Об этом не хотелось думать прежде, чем все подробности не станут известны в полной мере. Но даже те обрывки информации, которые уловил из разговора с Санькой по телефону и из торопливых объяснений присутствующих здесь шакалов, говорили, что мой приемыш наконец-то вляпался в дерьмо, из которого вряд ли выберется. Я подумал только, что этот полусгнивший, пьяный ублюдок, который уже лет десять записан моим приемным сыном, ещё и является помошником депутата, числится в аппарате городского правительства. Не без моей помощи, конечно. Но это уже проблемы тех, кто позволяет такой вот власти управлять собой. Лично я предпочитаю управлять сам. Махнув рукой, я отогнал от машины пацанов. Санька неуклюже стал влезать внутрь машины. Я сел рядом с Володей и приказал ехать в ресторан "Стенька Разин". Был ещё ранний вечер, шестой час. Санька сзади копался в баре, слышны были звон стекла и бульканье. От омерзения и злобы у меня пустело в животе. Я попросил Володю поднять стекло, отделяющее салон от водителя; я боялся сорваться, слыша отголоски животной возни за спиной. В ресторане я прошел в кабинет генерального директора, и там мои худшие предположения подтвердились: Санька подрался с самим Алишером и, если бы не правило обязательной сдачи оружия при входе, правило введенное лично мною (потому как ресторан тоже принадлежит лично мне), в зале началась бы стрельба. Правило безопасности не распространялось на холодное оружие, и Алишер воспользовался своей складной бритвой. По словам гендиректора причина относительно легкого ранения Саньки крылась в лютой ярости Алишера. Она то и помешала нанести более точный удар. Не знаю, может такой конец был бы самым лучшим. Дерущихся растащили. Бойцы обменялись угрозами и обещаниями расплатиться сполна, причем, только слова Алишера можно было принимать всерьез; Санька самостоятельно мог совершить только глупость. Алишера попросили удалиться, а Санька позвонил мне. Вот так. Я вернулся в машину и приказал ехать домой. Дома я молча прошел в кабинет. Санька плелся следом. В кабинете я подошел к своему полированному письменному столу, столешница которого, разделенная на три части, обтянута салатным сукном. Оставалось узнать ещё одно: причину конфликта. И когда я узнал эту причину, то окончательно вышел из себя. Я ударил Саньку по лицу, не в лоб, конечно, как хотелось. Он отлетел к стене, упал, нелепо дрыгая длинными ногами, стараясь обрести опору. Я обошел стол и сел на свое любимое кресло с высокой резной спинкой и стал думать, что делать дальше. Санька, наконец, поднялся. Из носа его текла кровь. Вид его был мне отвратителен. Я бросил ему пачку бумажных салфеток, оказавшихся в ящике стола и стал обдумывать факты. Позже я заставил его все повторить, и Санька, всхлипывая и подтирая никак не желающую останавливаться кровь, повторил мне все ещё раз. Итак, месяца два назад, мой приемный сынок, которому с детства нельзя было отказать в подлой предприимчивости, задумал ограбить не кого-либо, а самого Алишера, местного кавказского авторитета, некоторое время назад обосновавшегося у нас в городе и подмявшем под себя местных сутенеров и наркодельцов. То есть заполнил нишу, ранее пустовавшую. Алишер мне лично не мешал, от него была даже польза. Организовав всю городскую шваль, он навел относительный порядок в криминальном беспределе: меньше стало случайных убийств, грабежей, воровства. В общем, Алишер стал служить санитаром. Тебе, Александр, может показаться циничным, что я так спокойно говорю об этом, но дело в том, что я просто иду в ногу со временем. Старый мир рухнул в одночасье, все этические нормы обратились в хлам, народ - в толпу, которой научились управлять немногие избранные. Можно, конечно, цепляясь за старые догмы, медленно тонуть со всеми, но я предпочитаю активное плавание на поверхности жизни. Мой приемный сынок некоторое время назад приглядел в банке, который курировал от правительства города, премиленькую девицу и стал её натурально домогаться. Пообещал сделать в будущем женой депутата со всеми вытекающими благами. Ибо ему, Саньку, светило в недалеком будущем стать депутатом сначало городской думы, а там, глядишь, и республиканской. Она и расстаяла. А тут выяснилось, что эта дева - протеже Алишера и может иметь доступ к банковским счетам благодетеля. В протухшей голове Санки возник блестящий план перевести все деньги с Алишеровских счетов на свои, потом на счета фирмы-однодневки, зарегистрированной по случайному паспорту - и окончательно замести следы. Я спросил, понимает ли он, что своими действиями подписал смертный приговор себе и этой девице, как её там? Лена? Санька тупо лупал глазами и отказывался понимать серьезность ситуации. На вопрос, где эта Лена сейчас, он хитро ухмыльнулся и заявил, что прячет её в доме. Я потребовал привести её. И он привел. Вот тут-то ждало меня первое потрясение. Честно говоря, я уже было решил, как выйти из этого затруднительного положения, в которое привело нас всех тупая алчность Саньки: я решил сдать Алишеру эту Лену, убедив его, что она главная виновница всего. По большому счету так и есть, потому что все зло - от женщин. Но это так, реплика в сторону. Но если серьезно, не мог же я ради незнакомой молодой дуры ставить под угрозу свое сущестование и существование всего своего бизнеса? Однако, когда Лена вошла, все благие мысли улетучились: я обомлел. Нет, она не была похожа на мою покойную мать, но отдельные черты, манера говорить, жесты - все заставляло меня вспоминать ту, которая до сих пор осталась для меня идеалом женственности. Мать была для меня существом внеземным. Она не только дала мне жизнь, она сделала меня тем, кем я стал. Она вдохнула в меня идеалы, энергию, желание бороться, если потребуется то и со всем миром, но только не дать согнуть себя. А тут Лена. При виде её планы мои резко переменились. Сдать теперь Лену Алишеру означало совершить маленькое предательство перед своей матерью. Словно бы это она, в юности, попала в переделку, и кто-то, подобный мне, решал жертвовать ею ради собственного благополучия. Нет, первый шаг к предательству по сути является и последним, ибо неизбежно влечет за собой все новые и новые компромисы, ведущие - как и благие намерения - прямиком в ад. Лена сообщила мне телефон Алишера. Я позвонил и договорился о личной встрече. Обговорили условия: не больше пяти человек охраны с каждой стороны, не больше двух машин. Встретиться было решено завтра в семь утра за городом, в старой каменоломни, в самом центре карьера, возле пруда, естесттвенным образом возникшего уже после окончания всех работ. Я отпустил Лену и Саньку и позвонил начальнику собственной службы безопасности. Уже через полчаса охрана дома и сада увеличили в три раза. Потом, уже ближе к ночи, приехал мерседесовский автофургон с толпой техников и установили везде телекамеры. Изображения передавались на мониторы в центр слежения, который оборудовали во флигеле, пристроенном в свое время для красоты, но до сих пор пустовавшем. Собаки, телекамеры, утроенные автоматчики под каждым кустом - я надеялся, что дом обезопасен от внезапного нападения. А в семь утра я и пятеро моих людей из охраны были уже на месте. С точки зрения безопасности, место было выбрано неплохо. Огромный карьер террасками спускался вниз на глубину не менее чем сто метров, откуда несколько десятилетий выгрызали белый песчанник. Сейчас из-за отсутсвия финансов работы не велись, все было пусто кругом. Две грунтовые дороги с противоположных концов кратера спускались вниз, подъезды просматривались, так что внезапное нападение исключалось. Наши джипы с одной стороны, а машины Алишера с другой неторопливо спустились вниз, приблизились, все вышли и торг начался. Мы с Алишером прохаживались между двух настороженных людских стенок, которые образовали наши телохранители. Все было несколько театрально, и могло бы показаться смешным, если бы за всем этим не стоял явственный трупный запашок. Очень скоро я убедился, что коса нашла на камень. Алишер воспринял происшедшее слишком серьезно. Кавказская кровь взыграла, помутив разум. Нет, я понимал его, уступив кому-то в одном, другой уважать тебя уже не будет - истина старая. Мое предложение компенсировать украденное с процентами и на том дело закрыть не прошло. По ходу дела выяснилось, что Санька, так и не осознав последствия совершенного, ещё и воспринял его с наименее согласующейся со здравым смыслом стороны - с юмористической. Потому стразу позвонил Алишеру и с шутливыми коментариями поздравил горца с потерей банковских накоплений. Большей тупости и представить было нельзя. Хочу сказать, что мое отношение к приемному сыну всегда окрашивалось помятью о его отце и моем бывшем друг и союзнике. Он был майор, когда мы уволились из органов, я полковник, он предпочел заняться рискованными операциями, был осмотрительнее. Через некоторое время его вместе с женой убрали конкуренты и остался сиротой их десятилетний сын Алексадр.. Я чувствовал, что такой исход настигнет Виктора, что все может закончиться именно таким, трагическим образом, но не особенно настаивал со своими предупреждениями. Я тешился превосходством своего ума, а когда все произошло, испытал угрузения совести. Отсюда и это усыновление, тоже оказавшееся ошибкой. За свою жизнь я был женат один раз и неудачно. Детей не имел и, главное, никогда и не хотел. Так что с появлением Саньки думал просто о долге перед покойным другом, не более. Конечно, надо было больше уделять внимание воспитанию маленького Саньки, но казалось, само усыновление было актом искупающим все, а когда ребенок превратился в путсого, безвольного сластолюбца, что либо менять было уже поздно. Школу он закончил, учиться дальше отказывался, втайне от меня занялся всяческой мелкой и не совсем мелкой уголовщиной. Вроде группового изначилования бедной девочки, практикантки из городской больницы. Тогда я окончательно поставил на нем крест, и лишь старый долг перед его отцом, до конца не искупленный, заставил меня замять то дело. Впрочем, я пристрастен, прямое указание Санька выполнял сносно, значение денег понимал прекрасно, и когда пристроил его в городскую мэрию своим представителем, со своими обязанностями стал справляться на удивление толково. До кражи Алишеровых денег. С какой стороны не посмотри, история выглядила плохо, назревала война, которая должна была если не разорить обе стороны - до этого врядли бы дошло - но уже о доходах заставила временно забыть. Я только кажусь со стороны медлительным и осторожным. Кодгда ситуация вынуждает, мой мозг работает быстро и четко. Мгновено взвесив все "за" и "против", я пришел к выводу, что Саньке придется умереть. Потом я, разумеется, как-нибудь справлюсь с Алишером и его кавказской бандой, но сейчас единственным правильным выходом было сдать Саньку этим недалеким, но очень энергичным детям гор. Я пообещал Алишеру в ближайшие дни - максимум неделя - найти его деньги и вернуть. Так же дал понять, что не буду в претензии, если где-нибудь, на днях или позже, обнаружиться тело моего приемного сына. Моя уступчивость удивила Алишера, но, видимо, зная от других о незыбленности данного мною слова, успокоился. Теперь, Александр, вы должны понять, как я серьезно отношусь к жизни и своему делу. Все что угодно, но дело мое не должно страдать ни при каких обстоятельствах. Потому что мой бизнес - это я,это моя мать, память о ней, дух её, её мысли когда-то вложенные в меня. Санька заслужил свое, и можно было на этом поставить точку. Когда я вернулся домой из этого карьера, я прошел к себе в кабинет, сел в свое резное, средневековое кресло и стал думать, сводить воедино все наметки плана, отрывочно рождающегося у меня в голове. Я перезвонил в Ростов, чтобы уточнить, когда прибудет заказанный мною ещё ночью чистильщик. Я узнал, что это будет Жора Меченый, слышал и отзывы о его превосходной работе, но самому прибегать к его услугам не приходилось. Общее мнение знакомых, уже сталкивающихся с его практикой, выражалось одним словом - виртуоз. Мне подтвердили, что Меченый будет в Анапе уже сегодня и сразу приступит к работе. Понимаете, Александр, моя уступчивость Алишеру говорила лишь об одном: первый рауд за ним не более. Но сам конфликт, как бы мирно не закончился сейчас, означал неизбежную войну в дальнейшем. Не имело смысла залечивать нарыв, надо было применть хирургическое вмешательство. Но, конечно, очень легкое. И тут, совершено неожиданно, план мой коренным образом изменился. Виной этому оказалась Лена, вновь оказавшаяся в центре событий. Александр, я вновь хочу возвратиться к теме сходства разных людей, сходства не только внешнего, но и внутреннего. Эта Лена, относящаяся к тому же типу людей, что и моя покойная мать, должна была иметь не только красивую внешность, но и ум, может пока не развитый. Очень скоро я в этом убедился. Лена пришла, чтобы сообщить мне о вас, Александр. И ведь она ещё не знала о том, что я решил передать Саньку в руки Алишера. Лена сама пришла к такому предположению. И явилась ко мне. Смысл её сбивчивых объяснений дошел до меня не сразу, но когда я все понял, беспокойство и неуверенность, гнездившиеся ещё где-то в глубинах моей души, сразу ушли. Лена предложила заменить Саньку чужим, очень похожим на него человеком, которого она не так давно приметила в Москве. Пару лет назад, на пляже, она познакомилась с москвичкой своего возраста. Они обменялись адресами и, бывая в столице, Лена заходила её навестить, иногда останавливаясь у нее. Соседом этой девушки оказался парень похожий на Саньку чрезвычайно. Я, все-таки, не очень поверил её экзальтации по поводу внешего их сходства, но если бы это было так, все сильно упрощалось. У меня в тот момент не возникало и тени сомнений, ни малейшего предчувствия, которое в дальнейшем, после вашего, Александр, появления здесь, неожиданно возникли и укрепились. Это было предчувствие того, что случится потом вопреки всем моим расчетам бесконечная гонка смертей. А ведь планировалась только одна смерть - ваша. В крайнем случае (и для этого вызывался чистильщик Меченый) могли быть один-два из моего окружения, к этому времени уже работавших на Алишера. Прекрасное существо, сидевшее напротив меня, невинным голоском предлагала заменить своего жениха (она все ещё верила обещаниям его на счет женитьбы) на другого. Она тоже по своему боролась за свое будущее, и я это оценил. Я объяснил ей, что жду от нее, и она согласилась слетать в Москву на день и вернуться в фотографией своего знакомого. То есть, вас, Александра. Мне надо было быть уверенным в вашем сходстве. Лена же была не только уверена в этом, но также и в том, что легко заставит вас, бросив все дела, приехать в Анапу. На мой недоверчивый вопрос она улыбнулась и так горделиво, немного презрительно вскинула головку, что мне больше не требовалось доказательств. Она не забыла и о ране на лбу у своего, так сказать, жениха. Для полного сходства такую же рану следовало нанести вам, Александр. Честно говоря, я был очарован тем решительным хладнокровием, с каким она боролась за свое будущее. А порезать вас вызвался Санька, который был в курсе её плана. Дело было как как для него. Я позвонил в аэропорт и заказал билеты на самолет в Москву и обратно. Все складывалось как нельзя более удачно: самолет в Москву вылетал в одиннадцать тридцать пять, времени оставалось достаточно, чтобы успеть в аэропорт. Я вызвал Володю и дал ему задание отвести Лену в аэропорт, помочь получить билеты и посадить в самолет. Вот так все и началось. А к полудню прибыл Жора Меченый, как он сам же и назвался. Видимо, намекая на свое родимое пятно - толстое и поросшее каким-то мягким пухом, - он тем самым пресекал возможные насмешки, показывая, что своей отметиной вполне сжился. Парень оказался деловой, вьедливый. Я просидел с ним несколько часов, отвечая на его дотошные вопросы; как всякий хороший профессионал, он знал, что выполнение любого дела зависит о деталей. Задумка с двойниками понравилась и ему. Мы решили, что после нападения на вас, Александр, вы либо вызовите "скорую помощь", либо отправитесь в ближайший травпункт. Существовало большое пространство для импровизации, но Жора тут же позвонил на станцию "скорой помощи", попал на диспетчера и уточнил, куда могут с железнодорожного вокзала отвезти пострадавшего от нападения хулиганов приезжего. Диспетчер, решив, что мы разыскиваем кого-то конкретного, посоветовал позвонить в центральную городскую больницу. Итак, мы решили, что лучше всего будет покончить с Лжесанькой в больнице. Скорее всего вас должны были оставить на ночь - зная Саньку и необъяснимые припадки иррациональной жестокости, я был уверен, что он не ограничится одним порезом. А на ночь глядя приезжего дикаря не отпустят. Что еще? Да, утром, ночным рейсом, вернулась Лена, уставшая от своего марафона, но крайне довольная. Мне, скажу прямо, было приятно видеть, как этот ребенок конечно, ещё ребенок - включился в игру, с интересом и увлечением пытаясь оправдать оказанное ему доверие; да, да, Лена продолжала активно делать карьеру. Утром я выслушал доклад своего телохранителя Володи о положении с охраной. Все просматривалось, внезапное нападение, хоть и не исключалось, но эффективностью похвастаться не могло бы. Сектора обстрела наших охранников пересекались, телекамеры фиксировали все подступы, так что можно было быть спокойным. После завтрака я вызвал Жору Меченого, Лену и Саньку. Прежде всего ещё раз осмотрели снимки, привезенные Леной из Москвы. Ваши снимки, Александр. Поездка Лены в Москву, действительно, оправдалась. После перешли к иным вопросам. Прежде всего решили, что Лена вечером позвонит в Москву и пригласит вас в Анапу. Но сейчас ей следовало позвонить Алишеру и убедить его в собственной невиновности. Примерный текст разговора написал я, дал Лене ознакомиться и указал на телефон. На напряженного и перевязанного Саньку, которому не понравилась последняя идея, не обращал внимания. Лена - и это меня порадовало - тоже не особенно всматривалась в Санькины капризы. Девочка и на этот раз справилась блестяще. Вначале мы даже могли слышать из трубки громкие угрозы физиологического характера, но по мере того, как он успокаивался, предложение Лены его все более заинтересовывало. Еще бы, ведь дело касалось моего архива. Лена, сюсюкая, словно ребенок, просила его успокоиться (Ну Алишерчик, ну миленький!), а затем сказала, что узнала, где Ворон (то есть, я) хранит свой архив - в кабинете, в сейфе, - и что слово шифра замка состоит из восьми букв, и что есть надежда добыть этот архив. О моем архиве ходят легенды, и ценность его всем хорошо известна. Мысль, что можно иметь в доме Ворона своего человека, может быть, ещё и заполучить архив, Алишера окрылила. После паузы, в течение которой нам казалось, что мы видим, как меняется его лицо: от злобного к довольному, он стал распрашивать Лену подробнее. Та вновь повторила, что Санька похитил её, держит силой в доме, угрозами и побоями заставил её сообщить коды и номера счетов в банке. Она случайно достала телефон и звонит из туалета. Что с ней будет теперь - неизвестно, она боится и расчитывает на его помощь. Пока же находится здесь, она хочет быть ему полезной хотя бы в поисках шифра к сейфу. Алишер спросил, как обстоит дело с охраной дома (я и здесь порадовался собственной оперативности), Лена затараторила в трубку, как здесь много вооруженных людей, просто ужас, просто армия. Сообщила, что Саньки нет, Санька уехал, но завтра или послезавтра, кажется, возвращается. Если узнает что нового, она сразу позвонит - ужас как она этого Саньку ненавидит. Санька криво ухмыльнулся её словам, а Лена уже закончила разговор и раскрасневшаяся, очень довольная посмотрела на меня. Я кивнул, тоже довольный её работой. Вечером она позвонила вам, Александр. Разговор был коротким, мне показалось, слишком коротким, но Лена вновь выглядела довольной и уверенной, и я решил ей верить, пока не получу доказательства обратного. Лена сказала, что уже завтра москвским поездом вы приедите. То есть вы должны были тут же сорваться с места и бежать на вокзал, чтобы успеть на ночной поезд. так и оказалось, как видите. То есть вы были уже настолько увлечены Леной, что немедленно помчались на вокзал, не предупредив никого, что тоже играло нам на руку. Вообще, все складывалось просто прекрасно. И кто бы мог подумать, что в этот блестящий спектакль вмешается иной режисер - случай, Судьба, дьявол - все это вне моей компетенции и, значит, выше моего понимания. Вы приехали первым же поездом. Я заранее позвонил директору железнодорожного вокзала, попросил его навести справки на счет вас. Тот по компьютерной сети узнал, что вы едете, перезвонил мне. Еще я попросил его закрыть вокзальный медпункт к приходу московского поезда, тем обеспечив беспрепятствкенное попадание гостя в больницу. Вопросы, конечно, не задавались, начальник вокзала был рад оказать мне услугу. К прибытию поезда все у нас было готово. Санька со товарищи напал на вас, когда, выйдя из поезда, вы прохаживались по перрону в ожидании Лены, обещавшей встретить вас. Конечно, ехать на вокзал ей не было резону, мы и так с ней у меня в кабинете были в курсе происходящего. Итак, Санька напал на вас, избил и порезал вам лоб. Честно говоря, думая о том, что могли вы пережить, когда неизвестно кто, с безумной жестокостью нанес вам такую рану, я внутренне ежился. Но не Лена. С детской непосредственностью она уже болела за успех нами задуманного; как многие женщины, она желала иметь поводыря, хозяина, которому можно самозабвенно служить. И этим хозяином становился - не Санька, конечно, - я. Но это так, к слову. К прибытию поезда все у нас было готово. Санька со товарищи напал на вас, когда, выйдя из вагона, вы прохаживались по перрону в ожидании Лены, обещавшей встретить вас. Конечно, ехать на вокзал ей не было резону, мы и так с ней у меня в кабинете были в курсе происходящего. Итак, Санька напал на вас, избил и порезал вам лоб. Честно говоря, думая о том, что могли вы пережить, когда неизвестно кто, с иррациональной жестокостью нанес вам такую рану, я, внуренне ежился. Но не Лена. С детской непосредственностью она уже болела за успех задуманного; как все женщины, она желала иметь поводыря, хозяина, которому можно самозабвенно служить. И этим хозяином становился - не Санька, конечно, не Алишер - я. Но это к слову. Все было подготовлено для исполнения того спектакля, что мы взялись разыгрывать: герои вышли на сцену, реквизит расставлен. Ожидался главный персонаж, который вот-вот должен был появится. Ожидание хуже всего. Я продолжал заниматься обычной своей работой,но все мысли мои крутились вокруг приезда московского гостя, да, только об этом я и думал. Все эти сутки, которые вы, Александр, потратили на поездку сюда, показались мне бесконечными. Не потому, что меня так уж занимала судьба Саньки - я уже говорил, что готов был и его принести в жертву, если бы не чудесное появление ваше - просто решение любой задачи отнимает силы и ожидание завершение её не дает толком заниматься другими делами. К приходу поезда повеселевший Санька поехал в сопровождении своих головорезов встречать гостя. Меченый,дабы контролировать ситуацию, отправился следом. На вокзале все прошло как было задумано. На вас напали, избили, разрезали лоб и похители паспорт, чтобы при осмотре трупа в дальнейшем не возникли ненужные вопросы. Привокзальный медпункт не работал, вы позвонили диспетчеру "скорой помощи", но неудачно. Вообще, первое впечатление о вас было не совсем лестное: вы выглядели и вели себя как растерявшийся недотепа. Меченый по вашему виду сразу понял: что - то не складывается и решил пойти на контакт. И правильно, в тот момент вы, действительно, не были годны ни на что. Меченый помог вызвать вам машину "скорой помощи", и вас увезли в больницу, где после небольшой операции оставили долечиваться. Как только мне об этом сообщил Меченый, я приказал Лене звонить Алишеру. С этого момента вами, Александр, должен был заниматься Алишер, и пережить ночь вам, конечно же, не должно было удасться. Я это знал абсолютно точно. В этом были уверены и остальные участники операции. Однако, нас ожидал сюрприз, и когда мы с ним столкнулись, он привел меня и всех в крайнее удивление, а Саньку так просто в ярость: выяснилось, что вы не только не желаете тихо-мирно умирать, но вы ещё каким-то непонятным образом лихо сеяли смерть другим. Теперь вы понимаете меня, Александр? Так вот, рано утром меня разбудил звонок Меченого, и я узнал, что двое боевиков Алишера погибли - вот уж нелепость! - на больничной кухне. Причем один вообще как-то даже неприлично: был порублен на фарш. Пришлось на ходу менять планы. Я решил лично съездить в больницу, и к обеду вместе с Леной мы навестили вас. Я уже был полностью захвачен проходившей на моих глазах драмой, но, что интересно, невольно уже не воспринимал вас за живого человека. Вы были, в лучшем случае, куклой, которую надо было использовать как можно эффективнее. Я прямо из больничной палаты позвонил Саньке и описал вас более детально, с тем чтобы он одел приблизительно такие же джинсы и рубашку, что были надеты на вас. А рост и сложение были приблизительно похожи, Санька был жаже чуть пошире. Я думал, что это важно, ведь кроме нас четверых, включая Мечено, что были в курсе всего, никто о вас ничего не знал и знать не должен был. Санька же торчал все время дома, его могли увидеть, потом вас, нашли бы различия, пошли бы разговоры, подозрения. Это было бы лишнее. А вам я сказал что-то о своем портном, об одежде для вас, о костюме. Но вы все восприняли удивительно спокойно, были явно рады видеть Лену и ничего не рассказывали о ночных событиях. Я терялся в догадках. То, что вы были замешаны в этих убийствах было ясно, но как, каким образом вам удалось справиться с двумя профессионалами?.. Это было выше моего понимания. Мы привезли вас в дом. С Леной мы договорились исполнять роль любящего дяди и племянницы. Ее это повеселило. Пока Мария Степановна показывала вам ваши аппартаменты, мы вновь собрались на оперативное совещание. Смерть обоих боевиков направила мои мысли по новому руслу. Я решил, пользуясь случаем, сделать из вас прим
