Роберт Ричардсон - Древо Лазаря
— Ну что ты, Сэлли, она должна была их иметь, — возразила Тэсс. — У меня тоже есть старший брат, и в юности он мог быть до смешного ревнивым ко всякому, кто проявлял ко мне интерес. Но я находила множество способов избежать его опеки. Любая девушка, если она привлекательна, как Вероника, должна была иметь ухажеров.
— Полагаю, это так, — согласилась Сэлли. — Но я ни о ком особо не слышала, а уж в Медмелтоне-то об этом должны были знать.
— Возможно, но не в данном случае, — подчеркнул Мальтрейверс. — Вероника умеет хранить тайны, она передала это по наследству и Мишель. Но, предположим, если она когда-то забеременела от одного из этой компании, почему отказалась назвать его имя? Да и сейчас… Алекс?
— Ну… — Керр несколько секунд глядел в потолок. — Насколько я понимаю, Вероника, Эван и их друзья — все они входили в юношескую группу при церкви, их социальная деятельность на этом и ограничивалась. Такими группами всегда руководил Бернард Квэкс, у которого теперь, как вы полагаете, существует связь с замужней женщиной. Поэтому вполне закономерно мы можем задать себе вопрос, а не начал ли он распутничать раньше.
— Мы уже думали о подобном, — признался Мальтрейверс. — И это обстоятельство объяснило бы, почему Вероника никогда не называла его имени. Но…
— Подождите минуту, — прервала его Тэсс. — Разве Гилберт Флайт не сказал, что в ту ночь видел, как кто-то спускался к Древу Лазаря со стороны церкви? Из-за церкви? Оттуда, где пасторский домик?
— Да, — подтвердил Мальтрейверс. — Но дом, который снимал Патрик Гэбриель, тоже рядом. И вспомни, что после убийства все его записки и черновики кто-то взял. Гэбриель, конечно, говорил Стефану о поэме, над которой работал, и мог бы сказать об этом любому, кто интересовался его творчеством. Любовь — святая, нечестивая, законная и незаконная… А как насчет секса с девочкой? Если убийца защищал Мишель, это снова заставляет нас вернуться прямо к гипотезе об ее родном отце: он должен был украсть записки на случай, если в них содержалось что-то, что могло разоблачить его дочь.
— Это может относиться в равной степени и к Веронике, — печально констатировала Сэлли.
— Боюсь, что да… Так помогите же нам, Алекс.
— Не знаю, много ли от меня пользы… Но ваши доводы отчасти основаны на том, что Вероника могла видеть все происходящее на церковном дворе из коттеджа «Сумерки». Однако не только у нее была такая возможность. Флайт признался, что и он видел, да и любой, кто поздней летней ночью прогуливался перед сном, мог наблюдать потихоньку эти встречи. Мои воспоминания о годах собственной активной жизни подтверждают, что случаются короткие мгновения, когда человек перестает замечать что-либо вокруг.
Он повернулся к Сэлли.
— Вы говорите, что существует три человека, которые выросли вместе с Вероникой и все еще живут в деревне. В Медмелтоне немало домов смотрят на церковный двор. Живут ли они в каком-то из них?
— Один — да, но все остальные разве что могли просто в ту ночь прогуливаться рядом. — Она улыбнулась Мальтрейверсу: — Есть и другие варианты.
— Включая, конечно, Милдред Томпсон. — Наступило молчание, пока он вытаскивал сигарету. — Мне бы только хотелось понять причину.
На Керра словно напал приступ кашля, за которым он пытался скрыть сомнение, обуявшее его.
— Учитывая темные делишки, которыми она занималась, — я могу понять, что вам кажется более вероятным этот вариант. Но сможете ли вы выйти на ее след?
— Возможно. Если у меня хватит воображения.
— О, думаю, хватит. — Керр полузакрыл глаза и слегка улыбнулся. — Но я не ограничивался бы только Милдред… Сэлли, не найдется ли у вас еще чашечки этого великолепного кофе?
— Простите?.. Да, конечно. Я приготовлю.
— Я помогу вам, — вызвался Керр, идя за женщиной на кухню.
Оставшись вдвоем с Тэсс, Мальтрейверс минуту посидел на своем стуле, потом подошел к окну и взглянул на горку, спускающуюся к деревне. Поднявшийся ветер разогнал облака, и позолоченные часы на церкви Святого Леонарда засверкали под солнечными лучами. Он увидел какую-то женщину, вышедшую из медмелтонского универмага, которая прошла через луг, потом в ворота дома Гилберта Флайта. За церковью, над верхушками деревьев, виднелась шиферная крыша домика пастора. Тэсс подошла и встала рядом.
— Что он имеет в виду? — спросила она. — Когда говорит насчет воображения?
— Понятия не имею. Он хитер, словно лиса, и что-то знает или что-то придумал, но хочет, чтобы я сам дошел до всего. Я должен быть польщен, если он считает, что я способен на это.
— Не думаешь ли ты, что он все же стремится натолкнуть тебя на мысль, что это сделал Стефан? Потому-то и не хочет первым сказать об этом. — Она вздохнула. — Но ведь именно Стефан просил тебя приехать сюда.
— Но Стефан предположил, что убийцей могла быть Вероника, и хочет защитить ее. Не так ли? Черт, мы же не хотели, чтобы Алекс предложил что-то другое. Думай же, чучело гороховое!.. Думай! — побуждал он себя.
Опершись о подоконник, смотря вокруг и ничего не замечая, Мальтрейверс, мысленно перебирал в голове снова и снова все, что ему было известно. В этой драме совсем не много участников. Стефан и Вероника, Бернард Квэкс, Милдред Томпсон, Гилберт Флайт… и трое мужчин, о которых упоминала Сэлли. Но жители Медмелтона были тесно сплочены, ревностно относились к поддержанию собственной обособленности, яростно защищая при каждом представившемся случае свою неприкосновенность. Даже полиция после убийства Гэбриеля отступила с пустыми руками. А как насчет самой Мишель? Ее использовал человек, который очень скоро, будь он жив, посмеялся бы над своими обещаниями взять ее с собой в Лондон. Девочка должна была очень разозлиться… Ведь дети тоже способны на убийство. Она наверняка знала, что Гэбриель будет в ту ночь один на церковном дворе и что никому об этом не известно… Когда прошлой ночью она попалась в ловушку, не прибегла ли она, как всегда, к обычной лжи? «Я только нашла тело»… В каком направлении Керр подталкивал мысль Мальтрейверса? Не мать, не отец. Ребенок! Нет, это ужасно. Нужно остановиться на чем-то другом, и не потому, что ты сам хочешь этого или нет, а потому, что в этом есть какой-то смысл. Посмотри на мелкие детали, на вещи, которые кажутся незначительными. Тут что-то может быть…
Когда Керр с Сэлли вернулись в комнату, Мальтрейверс выпрямился.
— Конечно!..
Он едва произнес слово, как Кэрр понял, о чем речь.
— Что — конечно?
— Дайте мне минуту на раздумье!
Сэлли, поставив поднос с кофе на стол, продолжала смотреть на них обоих. Мальтрейверс молча уставился в окно.
— Гас? — Тэсс наконец побудила его ответить. Он повернулся к Керру.
— Если бы вы сказали не просто о воображении, а о «диком воображении», я бы додумался до этого раньше. Но неужели это может быть правдой?
— Что — правдой?
— Вы знаете об этом лучше, чем я, потому что сами первым подали эту мысль. Разве не так?
— Возможно, — спокойно согласился Керр. — Но я надеялся, что и вы поймете. Теперь признайтесь, что в этом есть смысл.
— Мы с Тэсс разве уже не играем с вами с эту игру? — требовательно спросила Сэлли.
— Это не игра, — ответил Мальтрейверс. — Это причина, по которой одно человеческое существо убивает другое. — Он опять взглянул на Керра: — Но можно ли подобное доказать?
— Только если это дело предашь огласке, несмотря на сопротивление… Только тогда появятся доказательства. Пока же их недостаточно, чтобы идти в полицию. И, без сомнений, это не то дело, в которое я хотел бы быть вовлечен. Но, возможно, вы сделать подобное в состоянии. У меня есть некоторые предложения… — Керр, казалось, колебался. — Если они, конечно, необходимы.
— Я уверен, что они необходимы! — подтвердил уверенно Мальтрейверс.
Глава 16
Спокойный, защищенный, но однообразный мир Дорин Флайт превратился в сумасшедший дом, и не потому, что в жизни произошли какие-то глобальные перемены, а потому, что сместились все доныне незыблемые детали ее существования. Во-первых, Гилберт вернулся домой из банка, не предупредив ее, в середине дня, дрожащий и взволнованный, не разрешил ей вызвать доктора, хотя и признался, что чувствует себя плохо. Потом муж удалился в свой кабинет и оставался там несколько часов. Его присутствие в доме нарушило ее собственную жизнь, такую неспешную и упорядоченную. Она почувствовала, что не в состоянии, как обычно, пойти на прогулку, когда он страдает от какого-то приступа. Свекровь требовала, чтобы ей объяснили, что случилось, и тонко намекала, что Дорин плохо смотрит за своим мужем. Через некоторое время Гилберт вернулся на работу и приехал вечером домой с неожиданной новостью о том, что, опять же по непонятной ей причине, берет отпуск на несколько дней. Это было поразительно: его отпускные дни всегда были неизменны, как церковные праздники. Две недели в июне, когда они уезжали в один и тот же отель в Вестон-на-Маре, неделя в апреле и в начале ноября — для работы в саду, три дня весной, когда он участвовал в работе ежегодной конференции Общества истории морского флота. Этот распорядок был незыблем, словно увековечен в камне, как и все прочее в их существовании. Теперь он не просто дал трещину. Дорин чувствовала, что внезапно он рухнул, оставив после себя одни обломки. Нерешительные, робкие вопросы только все ухудшали: Гилберт, обычно такой спокойный и надежный, стал растерянным, злобно требовал, чтобы ему не докучали, а ее забота только раздражала его. Мать Гилберта все время дулась, бормоча жалобы и осуждая свою незадачливую невестку, придумывая самые ужасные объяснения поведению сына с почти радостным и одновременно мрачным удовлетворением.
