Ирина Глебова - Дом окнами на луг и звёзды
Конечно, она должна была бы сразу всё рассказать майору Ляшенко. Но… «Ведь это не достоверно, – убеждала себя Елена. – Мальчик может оказаться совсем не тем. Надо сначала всё проверить, убедиться. А то подниму всех на дыбы, а это всего лишь совпадение…»
Хотя сама она в такие совпадения не верила и рванула в Ужовку с утра пораньше.
Ещё неспокойной ночью, то ненадолго засыпая, то просыпаясь, Елена прикидывала, как действовать. Сначала хотела пойти к Лугреньевым, расспросить девочек о Юре подробно и, может быть, вместе с ними пойти к нему в гости. Ей показалось, что старшая, Даша, дружит с ним. Но потом решила действовать только сама. Во-первых, не стоит втягивать детей в криминальную историю – кто знает, как всё обернётся. Во-вторых, она хорошо помнила рассказ Даши: мальчик живёт с бабушкой, той самой Сазонихой, которую в деревне считают колдуньей. Найти её будет не трудно.
Но к Сазонихе она пойдёт не сразу. Начнёт с сельской школы. А вдруг окажется, что этот мальчик там учится с первого класса, перешёл уже во второй? Тогда вопрос отпадёт сам собой. А повод для посещения школы подходящий: скоро 1 сентября, начало занятий, она – журналист, который решил обеспокоиться проблемами сельских школ…
Директор школы, моложавая женщина лет сорока пяти, искренне обрадовалась. Она знала публициста Елену Рябинину по её материалам, призналась, что читает с интересом её статьи. Это не было подхалимажем: она назвала несколько проблемных публикаций Елены, кое-что они даже обсудили. Не раз Елена слышала лестные отзывы, но каждый раз радовалась им. Не из тщеславия: люди ведь читают, значит она делает нужное дело.
Елена начала издалека – история школы, проблемы… И разговор получился неожиданно интересный. Сразу после войны школе было присвоено имя её преподавателя: в годы гитлеровской оккупации он возглавил подпольную организацию в районе Озерцов, которая держала связь и с подпольщиками города, и с партизанами. Были листовки, диверсии, спасение красноармейцев, добытые ценные сведения. Подпольщики действовали недолго, но славно, руководитель был прилюдно повешен здесь, в Ужовке… В советское время школа пользовалась почётом, ученики гордились «своим» героем. Наверное, в какой-то степени и от этого многие стали людьми известными, почитаемыми: учёные, военные, учителя, врачи, даже один писатель. Теперь герой-подпольщик не просто забыт: в начале 90-х годов его бюст, стоящий у входа в школу, снесли. Учителям и ученикам объяснили: он был сталинист и, скорее всего, доносчик – ведь не подвергся же в предвоенные годы репрессиям! А, может, именно он и «заложил» всю подпольную организацию?..
– Это настоящий бред! – горячо говорила директриса. – Я тогда уже работала здесь, в школе, преподавала математику. Никто этому не верил. В деревне тогда ещё жили люди, которых фашисты сгоняли на казнь, помнили, как сильно он был избит, но не сломлен. Как крикнул: «Я на своей земле умираю, а вы, гады, своей не увидите! Всех здесь положим!» Да, он успел ещё крикнуть: «За Родину, за Сталина!» Вот потому и сталинист… Теперь прошло лет двенадцать, эта клевета забыта, а школе имя не торопятся возвращать. Нынче не те герои в чести…
Лена дала себе слово, что непременно напишет о школе – здесь можно было о многом порассуждать. Были, конечно, и обычные проблемы – финансирование, утечка кадров… Рябинина ловко перевела разговор на модную нынче тему: совместное обучение детей здоровых и инвалидов. Поинтересовалась: нет ли подобного опыта?
– Нет, – покачала головой директор. – У нас, слава Богу, все ребята здоровые, нет ни одного, кто бы обучался на дому.
– А я слыхала, в деревне живёт немой мальчик, – спросила Лена простодушным тоном. – Кажется, школьного возраста.
– Да, я знаю, – кивнула педагог. – Это внук Олимпиады Петровны Сазоновой. Но он у нас ещё не учился. Бабушка взяла его к себе весной. Да, именно в марте мы узнали, что такой мальчик в Ужовке появился, ему восемь лет. Наша учительница их сразу навестила. Но Олимпиада Петровна резонно сказала, что мальчику ещё трудно адаптироваться, к тому же с таким дефектом. Сказала, что он почти закончил первый класс, то, что осталось, она сама с ним пройдёт. Мы согласились: Сазонова женщина образованная.
– Но он всё-таки будет у вас учиться во втором классе?
– Думаю, да. Хотя документы его бабушка ещё не приносила. Я как-то встретила её, она сказала, что есть какая-то неразбериха с документами, как всё прояснится, она придёт записывать внука. – Директриса улыбнулась: – Вот это будет наш первый опыт совместного обучения.
…Лена вышла на крыльцо школы в солнечный, чудесный день. Она ликовала! Не сдержалась, стукнула кулаком о ладонь:
– Есть!
Да, да, это, конечно же, тот самый мальчик, которого они ищут. И которого, честно признаться, мало кто надеялся найти живым. А он жив! Прочь сомнения, это Игнат Батуйко! Он сейчас немой? Это пройдёт, как прошло уже однажды. И он всё расскажет – всё, что с ним произошло. И с его братом Игорем. И как он оказался в Ужовке. Всю правду. А она первая напишет об этом…
Сквозь вихрь мыслей и эмоций мелькнула, к чести Елены, радостная: «Вот счастье для Лии! Молодец она, всегда верила». Но главное, о чём думала Рябинина сейчас: «Надо найти предлог прийти к этой Сазонихе. Надо самой увидеть… Юру. Да, так его здесь называют. Если это Игнат – я узнаю его».
Она не носила с собой фото мальчика, но она столько раз его видела. То, которое было у оперативников, и другие, которые ей постоянно показывала Лия. Лена наизусть знала лицо Игната. Но она хотела ещё и сфотографировать его – фотоаппарат был при ней. «Как это сделать – решу на месте. Даже если узнаю без сомнения, надо, чтоб Ляшенко в лаборатории идентифицировал лицо мальчика Юры с Игнатом…»
* * *Славик хорошо продумал операцию, был уверен – всё сложится. Можно, конечно, застрелить мальчишку просто на улице, на виду у всех. Но это – в самом крайнем случае, в безвыходной ситуации. Но такого он не допустит.
Повезло с этим футболом! Когда Игнат был опознан, Славик ещё раз пошатался по Ужовке, прикидывал что да как. Или, как говорит Юрист – делал рекогносцировку. И услыхал, что через три дня в деревне состоится футбольный матч. Все только и говорили об этом: «наши «Ужи»… калиновский «Факел»… мы им вкатаем… отыграемся…» Это была удача, Славик сразу понял: операцию надо проводить в этот день. Наверняка понаедут Калиновские фанаты, среди них затеряются его ребята. В другой день незнакомых в селе сразу засекут, а так… И потом – все пацаны побегут футбол смотреть, этот Юра-Игнат наверняка тоже. А там, когда по полю катают мяч, все орут и глазеют только туда, можно мальчишку незаметно увезти в машине подальше. К лесу, например. Задушить его и бросить там. В этой Ужовке народ помешан на всякой нечисти, на бомжах-бандитах – вот на них и спишут убитого.
Всё складывалось так, как он задумал, даже ещё лучше. С утра, вокруг деревенского футбольного поля, с двух сторон, ставили палатки – оранжево-чёрные «Ужов» и красно-синие «Факела», растягивали плакаты, раскладывали на земле карематы, таскали под сиденья брёвна. Многие приехали на машинах, не иномарках, конечно. Славик был горд собой: он и это предусмотрел. Их невзрачный «Жигулёнок» с фальшивыми номерами легко затерялся на стоянке.
К полудню народ уже весь собрался, матч вот-вот должен был начаться, футболисты бегали по полю, разминаясь. Славик оглядел болельщиков со стороны «Ужей» и быстро увидел «своего» мальчишку. Игнат сидел прямо на траве, недалеко от большой группы ребят приблизительно его возраста, но всё же чуток в стороне. Порадовался: «Отлично», – и поспешил к двоим подельникам, оставшимся в машине. Указал им на мальчишку, убедился, что они не ошибутся. Парни были толковые, исполнительные, но потом, дня через два-три, от них всё равно надо будет избавиться – лишние свидетели ни к чему…
Сам Славик остался в машине, оба его подельника смешались с толпой недалеко от мальчишки. Игра пошла, и сразу – голевой момент, потом ещё один. Славик не вникал, у каких ворот, главное – все глазели на поле и орали. В этот момент – молодец, правильно! – один из его парней подошёл к мальчишке, второй поотстал, страхуя. Славик знал, что тот, первый, наклонился к пацану и тихо сказал: «Тебя зовёт брат, вон там, в машине…» Ему было известно, что Игорь тогда, на шоссе, вытолкнул Игната из машины, крикнул «Беги!» Тот и побежал. Выстрелы, конечно, слышал, но мёртвого брата не видел. Должен поверить, что брат отыскал его и приехал. Дети доверчивы и, как никто, верят в чудо… Называть мальчика по имени и называть имя его брата Славик своему парню запретил. Это пока лишнее. Пацан и так должен побежать сломя голову.
Игнат и в самом деле встал, но не двигался с места. Славик, сквозь зубы матерясь, тяжело дышал. Но вот мальчишка медленно пошёл к стоянке, оба парня за ним: один – рядом, второй осторонь, словно бы не с ними. Наконец-то! Но не успел он порадоваться, как вдруг мальчишка прыгнул в сторону, метнулся к боковой улочке и скрылся в ней. Мчался быстро, как напуганный выстрелом заяц. Парни растерялись. Второй опомнился раньше, рванул было, но наткнулся на первого. Мальчишки уже не было видно.
