Мария Жукова-Гладкова - Жизнь после брака
– Зачем вам это?.. – выдавила она, обращаясь ко мне.
– Вы спрашивали про убийцу Родионова, – опять заговорила Лариса. – Так вот…
– Этого не может быть, – твердо заявила Людмила, поняв, к чему клонит моя старшая дочь. – Ребенок в США.
– Но ребенок на вас не зарегистрирован, – заметила Лариса.
– Вы проверяли?
– Да, – твердо заявила Лариса. – Пока глубоко не копали, решили прямо приехать к вам. Если нужно – будем копать. Но этот ребенок вполне мог убить Родионова. Это была молодая девушка – а может, и парень – невысокого роста и худая. Мы перебрали все возможные кандидатуры. Можно посмотреть на фотографии вашего сына? Вы понимаете, что теперь…
– Вы ничего не понимаете, – перебила ее Людмила и всхлипнула. – У меня нет фотографий того ребенка. Я не знаю, как он сейчас выглядит. Я даже не знаю, жив ли он. Я отдала ребенка на усыновление. Мне было не на что жить самой, не на что его растить. Я решила, что для него будет лучше иметь любящих, обеспеченных родителей в богатой нормальной стране, чем нищую мать и непонятно какую жизнь здесь. Я не видела для него будущего в этой стране.
– А в те годы уже было международное усыновление? – удивилась Лариса.
– Подпольное, – хмыкнула Людмила. – То есть я не знаю, как они все оформляли. Меня это не касалось. Такого потока иностранцев, приезжающих за детьми, как пошел позже, не было. Но первые ласточки появились. И про биологического отца этот ребенок точно не знает. Зачем ему убивать Родионова?
Лариса прикусила губу. Версия рассыпалась на глазах. Я тем временем пояснила Людмиле ход наших мыслей.
– Я бы тоже так подумала, – грустно усмехнулась она. – Но это точно не мой ребенок.
И тут вдруг мне в голову ударила мысль… Андрюша! Сын Игоря. Усыновленный, то есть купленный ребенок. Родители, которые в свое время его «купили», мертвы.
И Людмила, и Лариса увидели, как изменилось выражение моего лица.
– Что, мама?! – воскликнула Лариса.
– Ты что-то поняла, Варвара? – спросила Людмила.
Я сказала про Андрюшу и про то, что, кроме его настоящей матери, выкрасть его никто не мог. Ведь Игорю не поступало никаких требований. Значит, бизнес отпадает. На него не хотят давить, заставлять продавать магазины, с ним не связываются не просто так. С ним вообще никто не собирается связываться. Похитительнице требовались не деньги и не бизнес. Ей был нужен ребенок.
Людмила слышала про исчезновение мальчика на вокзале – об этом каждый день передавали по телевизору. Игорь заплатил, кому надо, и фотография Андрюши регулярно появлялась на телеэкране и была опубликована во всех городских газетах, как и фоторобот забравшей его женщины.
– Вы бы пошли на подобное? – прямо в лоб спросила Людмилу моя старшая дочь.
Женщина покачала головой.
– Нет?!
– Нет, – твердо заявила Людмила. – Я много думала об этом. Ведь я продала троих детей…
Мы с Ларисой открыли рты.
– Да, я это сделала, – жестко сказала Людмила и плотно сжала губы, потом заговорила вновь. – Вам этого не понять… Я приехала из маленького городка, то есть даже поселка городского типа. Я очень хотела закрепиться в Ленинграде. Я не могла отсюда уехать, даже немного пожив здесь. У нас же в поселке все кормились только со своих огородов! Зимой, в морозы, корова и свинья жили у нас на кухне! Кухня, конечно, была больше, чем в ваших городских квартирах, – Людмила печально усмехнулась. – Но я не хотела туда возвращаться. Ни за что. А потом еще влюбилась в Родионова… дура. Молодая дура. Я собиралась делать аборт.
Людмила закрыла глаза, вспоминая. В женской консультации, которая обслуживала прописанных в общежитии нашего института девушек, с ней долго беседовал врач, мужчина средних лет. Он показался Людмиле очень внимательным, очень понимающим. Он дал ей адрес другого врача, в каком-то центре, куда посоветовал обратиться.
– Сходите туда, – сказал он. – Вам там сделают интересное предложение. На аборт вы всегда успеете.
– Но срок… – промямлила молодая Людмила.
– Я обещаю вам, что все устрою, если вы все-таки решите делать аборт. И срок еще терпит. Поезжайте прямо сегодня. Я позвоню при вас, и вас там будут ждать.
Людмила не знала, что ей предложат, но поехала. Как под гипнозом. Возможно, дядечка на самом деле обладал гипнотическими способностями.
В центре с ней разговаривал еще один дядечка – и прямо предложил продать ребенка. Ей обещали отдельную квартиру для проживания на период беременности, хорошее питание, хороших врача и акушерку, естественно, наблюдение на протяжении всей беременности. И деньги. Деньги, которых всегда так не хватало и которые решали массу проблем.
Ребенок Людмиле был не нужен – он мешал бы учебе, мешал бы закрепляться в Ленинграде, чего ей так хотелось. Она спросила, могут ли ей помочь остаться в этом городе навсегда. Ей ответили, что рождения одного ребенка для этого недостаточно, и предложили вернуться к разговору после родов. У нее поинтересовались, кто отец, здоров ли он, не было ли в ее или его семье каких-то патологий и наследственных заболеваний.
В результате Людмила взяла в институте академический отпуск, переехала в специально подготовленную для нее однокомнатную квартиру на другом конце города и зажила там. Она не просто готовилась стать матерью, она усиленно занималась самообразованием. Уже тогда она решила, что будет строить загородную недвижимость, видя перспективность этого направления. В те годы Ленинградская область еще не была так освоена, как сейчас, и замков в ней не стояло. Правда, в конце концов замки Людмила строить не стала, остановившись на коттеджах.
Она родила ребенка и уточнила только, в хорошую ли семью он попадает. Ей сказали, что он отправится в США. Людмила вернулась в институт и сказала знакомым врачам, что это, вероятно, не последняя их встреча. Глава центра позвонил ей примерно через полгода и объявил, что для нее есть заказ. Это была бездетная богатая русская пара, где бесплодием страдала женщина. Людмиле предложили зачать ребенка от мужа, выносить – и отдать этой паре. Людмила потребовала квартиру и распределение в Ленинграде.
Все остались довольны сделкой.
Третий ребенок тоже был рожден на заказ – для того, чтобы появились деньги для открытия собственной фирмы.
Личная жизнь не сложилась. Людмила была слишком занята работой, да и характер у нее жесткий, мужской, неуступчивый. Баба в строительстве – одно это говорит само за себя. Мужчины не любят таких женщин. А когда Людмила наконец захотела родить ребенка для себя, то узнала, что больше детей у нее быть не может. Где она только не обследовалась, где только не лечилась…
– Наверное, это божья кара, – сказала она нам. У меня в глазах стояли слезы. Лариса слушала с непонятным мне выражением лица.
– Эти дети – усыновленные? – я кивнула в сторону, откуда доносился смех троих Людмилиных и моей Ольги.
– Да, я решила взять детей из детдома. Обеспечить им семью, нормальный быт, родительскую любовь… Я могу их прокормить, могу дать хорошее образование. Я их вылечила! Я специально брала не совсем здоровых. Может, возьму еще одного. Мои трое не против. – Она искренне улыбнулась.
Лариса спросила, не пыталась ли хозяйка дома разыскивать рожденных ею детей. Людмила ответила, что в первом случае это нереально, а в двух других она знает, что там все сложилось хорошо. Одной семье она даже коттедж строила. Про другую регулярно доходят сведения – деловой мир Петербурга не так уж велик.
– Но я никогда не стала бы их выкрадывать. Это была бы колоссальная травма для ребенка. Узнать, что тебя продали и купили! Узнать, что твои родители – это не родители, а какая-то тетка, свалившаяся на голову, – родная мать. Нет, я точно не хочу ломать им жизнь. Я не хочу, чтобы они когда-либо узнали, как появились на свет. Те двое, про которых я знаю, живут в любящих семьях. Они очень желанные дети. Родители счастливы, что они у них есть.
– Ты сделала счастливыми нескольких человек, – мягко сказала я. – Не кори себя. И у тебя есть оправдание. Ты была бедна, хотела нормальной жизни, причем и для себя, и для своих детей. Это понятно. И ты не занялась проституцией! Не продавала детей за рубеж на органы. И усыновила троих. По-моему, это подвиг.
Я заревела. Людмила тоже заревела. Лариса странно смотрела на нас. Мы же с Людмилой, с которой в свое время были влюблены в одного мужчину, обнимались и долго орошали друг друга слезами.
– Варвара, ты считаешь, что мне будет прощение? – спросила Людмила.
– Ну конечно! – сказала я. – Знаешь, я бы, наверное, тоже убедила Родионова купить ребенка, если бы не могла родить. Мне понятны мотивы этих людей. И твои мне тоже понятны.
– Людмила, скажите, а сейчас вы сможете выйти на тех врачей, через которых… с которыми имели дело? – спросила Лариса, возвращая нас к действительности.
– Ты хочешь таким образом найти настоящую мать Андрюши? – посмотрела я на дочь.
