Морье Дю - Полет сокола
-- Ты тоже был на пьяцца дель Дука Карло? -- спросил он.
-- Да, -- сказал я.
-- И что ты видел?
-- То же, что и ты. Голого профессора Элиа.
Со стаканом в руке он подошел к креслу и развалился на нем, перекинув ногу через подлокотник.
-- На нем даже ссадин не оказалось, -- сказал он. -- Я вызвал врача, чтобы его осмотреть. К счастью, ночь не холодная. Воспаления легких он не схватит. К тому же он силен как бык.
Я промолчал.
Альдо выпил, поставил стакан и вскочил на ноги.
-- Я голоден. Остался без обеда. Интересно, Джакопо не оставил бутербродов? Я сейчас вернусь.
Он отсутствовал минут пять и вернулся, неся в руках поднос с ветчиной, салатом и фруктами, который поставил на стол рядом с креслом.
-- Не знаю, чем они занимались в , -- сказал он, набрасываясь на еду. -- Я позвонил управляющему сказать, что профессор Элиа нездоров, что я с профессором Риццио останусь с ним и что остальные могут обедать без нас. Наверняка они так и поступили, во всяком случае, некоторые. Большинству профессоров обедать там не по карману, их женам тоже. А ты-то что там делал?
-- Смотрел, как собираются гости, -- сказал я.
-- Полагаю, ты не сам додумался до этого?
-- Нет.
-- Ну что ж, она наелась до отвала. На пару ночей это должно ее утихомирить. Она тебя совращала?
Последний вопрос я оставил без ответа. Альдо улыбнулся и продолжал есть.
-- Мой маленький Бео, -- сказал он, -- твое возвращение домой оказалось не столь простым. Кто бы мог подумать, что Руффано такой оживленный. В туристическом автобусе ты бы чувствовал себя более уютно. На, составь мне компанию. -- Он взял с подноса апельсин и кинул мне.
-- Вчера я был в театре, -- сказал я, медленно чистя апельсин. -- На барабанах ты просто виртуоз.
Такого Альдо не ожидал, что было заметно по легкой паузе, с какой он положил в рот очередной кусок ветчины.
-- Однако ты всюду поспеваешь, -- сказал он. -- Кто тебя привел туда?
-- Студенты Э. К. из моего пансионата, -- ответил я, -- на которых твоя речь произвела такое же впечатление, как и на избранных во время субботней встречи в герцогском дворце.
Немного помолчав, он отодвинул тарелку, потянулся за салатом и заметил:
-- Молодые очень внушаемы.
Я кончил чистить апельсин и половину протянул Альдо. Мы ели молча. Я заметил, что взгляд моего брата упал на том , лежавший на другом столе, где я его оставил. Затем Альдо посмотрел на меня.
-- , -процитировал я. -- Что ты все-таки стараешься сделать? Свершить акт небесной справедливости, как герцог Клаудио?
Утолив голод, он встал, перенес поднос на стол в углу, налил себе полстакана вина и остановился под портретом нашего отца.
-- Сейчас для меня главное -- подготовить актеров, -- сказал он. -Если они предпочтут целиком войти в отведенные им роли, тем лучше. В день фестиваля мы увидим еще более интересное зрелище, чем рассчитывали.
Улыбка, неизменно обезаруживающая всех и каждого, не обманула меня. Я давно знал ее. В былые дни Альдо слишком часто ею пользовался, чтобы добиться своего.
-- Случилось два происшествия, -- сказал я. -- Оба отлично организованы. Только не говори мне, что их спланировала и осуществила группа студентов.
-- Ты недооцениваешь нынешнее поколение, -- возразил он. -- Если они постараются, то могут проявить недюжинные организаторские способности. К тому же они жадны до идей. Стоит им только намекнуть, а об остальном они сами позаботятся.
Он не признал, но и не опроверг свою причастность к событиям, которые я имел в виду.
-- Тебе ничего не стоит настолько унизить двоих, -- а с профессором Риццио троих -- человек, что они навсегда утратят свой авторитет?
-- Авторитет -- это фальшивая монета, -- сказал Альдо, -- если он не приходит извне. Но тогда это уже вдохновение, и дается оно от Бога.
Я с удивлением посмотрел на Альдо. Он никогда не был религиозен. Когда в детстве по воскресеньям и праздникам мы ходили к мессе, то это был не более чем обычай, заведенный нашими родителями; мой брат часто пользовался им, чтобы напугать меня. Алтарный образ в Сан Чиприано может служить примером его способности донельзя извратить воображение.
-- Прибереги это для своих студентов, -- сказал я. -- Нечто подобное Сокол говорил своим избранным.
-- И они ему верили, -- заметил он.
Улыбка, лицемерная маска, внезапно исчезла. Глаза, сверкающие на бледном лице, тревожили, смущали. Я беспокойно пошевелился в кресле и потянулся за сигаретой. Когда я снова взглянул на Альдо, его лицо вновь было спокойно. Он допивал вино.
-- Знаешь, чего никто в нашей стране не может перенести? -- беззаботно спросил он, рассматривая свой стакан на свет. -- Впрочем, не только в нашей стране, но во всем мире и на протяжении всей истории? Потерю лица. Мы создаем из себя некий образ, и кто-то этот образ разбивает. Из нас делают посмешище. Человек или нация, теряя лицо, либо не оправляется и окончательно погибает, либо научается смирению, а это далеко не то же, что унижение. Время покажет, что произойдет с обоими Риццио, Элиа и прочей мелюзгой, из которой состоит этот мир в миниатюре -- Руффано.
Я подумал о той, кто, наверное, вот уже три часа, как теряет лицо, о моей вечерней спутнице Карле Распа. Возможно, она слишком толстокожа, чтобы это признать. Вина за неудавшуюся попытку покувыркаться в постели будет приписана мне, не ей. Не все ли равно? Пусть приписывает чему угодно недостаток моего мужского рвения.
-- Кстати, -- сказал я, -- около половины одиннадцатого тебе звонили из Рима.
-- Да?
-- Синьора Бутали. Она была очень взволнована. Ректор настаивает на возвращении домой, как я понял, в связи с событием воскресной ночи.
-- Когда? -- спросил Альдо.
-- Она не сказала. Откровенно говоря, я повесил трубку. Она думала, что это ты, и я не стал ее разуверять.
-- Что было весьма глупо с твоей стороны, -- сказал Альдо. -- Я считал тебя более сообразительным.
-- Извини.
Мое сообщение расстроило его, Заметив, что он поглядывает на телефон, я понял намек и поднялся.
-- Во всяком случае, -- сказал я, -- когда профессор Бутали услышит о сегодняшних событиях...
-- Не услышит, -- прервал меня Альдо. -- Что, по-твоему, Риццио, Элиа и я обсуждали чуть не за полночь?
-- Официально, возможно, и не услышит, -- сказал я, -- но всегда найдется охотник до сплетен, который обо всем ему расскажет.
Мой брат пожал плечами.
-- Конечно, доля риска здесь есть, -- сказал он.
Я направился к двери. Приходом на виа деи Соньи и ожиданием Альдо я практически ничего не достиг, разве что утвердился в своих подозрениях. И дал ему понять, что мне все известно.
-- Если ректор все-таки вернется, то что он сделает? -- спросил я.
-- Он ничего не сделает, -- сказал Альдо. -- Нет времени.
-- Времени?
Альдо улыбнулся.
-- Ректоры тоже уязвимы, -- сказал он. -- Как и прочие смертные, они тоже могут потерять лицо. Бео...
-- Да?
Он взял газету, которая лежала не стуле около двери.
-- Ты это видел?
Он показал мне заметку, ту самую, что я прочел за завтраком. Из-за последних событий я совершенно забыл о ней.
-- Поймали убийцу, -- сказал я. -- Слава Богу.
-- Поймали вора, -- поправил Алъдо, -- а это явно не одно и то же. Сегодня утром мне звонил комиссар полиции. Малый, который взял десять тысяч лир, держится за свою историю. Он настаивает, что, когда брал деньги, Марта уже была мертва. И в полиции склонны думать, что он говорит правду.
-- Уже мертва? -- воскликнул я. -- Но тогда...
-- Они все еще ищут убийцу, -- сказал Альдо, -- а это весьма небезопасно или, во всяком случае, неприятно для всякого, кто в прошлый четверг ночью слонялся вблизи от виа Сицилиа. -- Он поднял руку и потрепал меня по голове. -- Не волнуйся, мой Беато, -- сказал он, -- тебя они не схватят. Твои глаза -- сама невинность.
Слова Альдо повергли меня в смятение. Вновь этот тошнотворный ужас убийства. А я-то думал, что все позади.
-- Что мне делать? -- в отчаянии спросил я. -- Идти в полицию?
-- Нет, -- сказал Альдо. -- Забудь все это. Приходи завтра вечером и стань одним из избранных. Вот пропуск. -- Он пошарил в кармане и вынул маленький жетон с изображением головы сокола. -- С этим ребята тебя пропустят, -- сказал он. -- Впуск в тронный зал в девять часов. Приходи один. Я не намерен развлекать ни синьорину Распа, ни твоих приятелей из дома 24 по виа Сан Микеле. Выспись как следует.
Он слегка подтолкнул меня в спину, и я оказался на улице. Было начало второго, кругом царили мрак и тишина. Между домом Альдо и виа Сан Микеле я никого не встретил. В доме номер 24 было так же тихо, как и в других домах с закрытыми ставнями. Дверь была не заперта, и я, никого не беспокоя, прошел в свою комнату. Однако, судя по голосам, доносившимся из комнаты Паоло Паскуале, вся компания студентов собралась там и что-то яростно обсуждала. Если они были на пьяцца дель Дука Карло, то завтра я об этом услышу.
Проснулся я в пять часов утра, но не от мучившего меня кошмара или яркой картины декана факультета экономики и коммерции, во всей своей неприкрытой наготе сидящего под пьедесталом статуи герцога Карло, а от пронзившего все мое существо воспоминания: я вспомнил, где попалось мне на глаза имя Луиджи Спека, -- загадка, которая весь день не давала мне покоя в библиотеке. Луиджи Спека поставил свою подпись рядом с подписью моего отца при крещении Альдо. Это имя я видел на страницах приходской книги в ризнице Сан Чиприано.
