Марина Серова - Смерть по рецепту Медичи
Я подошла к кабинету и постучала в дверь, после чего открыла ее.
– Александр Степанович, вызывали? – спросила я, просунув голову внутрь.
– Да, Женя, заходи. – Тон Чернова был спокойным, я бы даже сказала, дружелюбным, что редко случалось. Чаще Чернов пытался поймать меня на несуществующей лжи.
Я зашла в кабинет. Его хозяин жестом пригласил меня сесть на стул напротив его кресла и принялся перебирать бумаги, лежавшие перед ним на столе. Я внимательно следила за его действиями. Наконец он закончил и поднял глаза на меня.
– Опять изувечила преступника?
Я ожидала такой вопрос, поэтому отреагировала спокойно.
– Он хотел меня застрелить, а потом залить мое тело бетоном, – сказала я.
Чернов, досадуя, хлопнул себя по бедрам.
– Он может тебе обещать все что угодно. Мы – я повторяю – мы не должны калечить преступников. Мы же представители власти и не можем себе позволить произвол. Мы, черт возьми, должны их содержать в комфортабельных камерах, оказывать им медицинскую помощь и всячески их развлекать!
– Не всех, – напомнила я, хотя знала, что богатые преступники у нас так и содержатся.
– Да, не всех, – согласился мистер Смит, – но этот Гоша и есть не все. Он только что перечислил на наш счет кругленькую сумму за содержание в камере улучшенной планировки. Но ему еще требуется операция: твои сюрикены впились в его руку намертво.
– Сюрикены – оружие, которое я применила в ответ на Гошину стрельбу из пистолета.
– А он утверждает, что ты бросила их первой. Что с тобой за это сделать? – Чернов досадовал на то, что не может сразу допросить преступника.
– Да мало ли что он говорит! – возмутилась я. Меня удивляло отношение нашей доблестной полиции к преступникам. Сегодня они их ищут, поминая лихом, а завтра начинают заботиться об их здоровье, будто они малолетние дети. – Заживет как на собаке!
– На собаке, – повторил агент Смит, – не скоро это заживет. Гоше нужна операция.
– Жалко, сюрикены теперь пропали, – парировала я, – они стоят недешево.
– Какая ты меркантильная, – заметил Чернов, – расскажи лучше, где Антон взял рецепт яда Медичи.
– У Пелагеи, – коротко ответила я.
– Что это за Пелагея? Я слышу это имя не впервые. – Александр Степанович вынул листок бумаги и приготовился записывать мои показания.
– Живет в Затоне, лечит травами. У нее сын был за границей и купил там на аукционе старинный список с рецептами Медичи.
– Ольга была отравлена этим ядом?
– Да. У вас должен быть акт, составленный Гиревым.
– Акт есть, но нет самого яда.
– Он на книге, которую я вам отдала. Им испачканы Ольгины пальцы, – напомнила я следователю.
– Где живет эта Пелагея? – Чернов приготовился записывать адрес.
– Большая Затонская, тридцать пять, частный дом недалеко от дикого пляжа.
– Найдем, не волнуйся, – заверил меня следователь, – еще не там находили.
– Рецепты она никому не дает списывать. Гоша – исключение.
– А вы с Антоном?
– Да, действительно, нам с Антоном удалось ее уговорить. Но это тоже исключение. Я просила ее показать рецепт, потому что Антону нужно было сделать анализ.
– Без рецепта ничего не получалось? – уточнил Чернов.
– Без рецепта очень долго. С рецептом он сделал это в течение получаса.
– Так, хорошо. – Мистер Смит принялся писать. Он исписал полстраницы и остановился. – Антона я сегодня выпущу, – пообещал он, – негоже ему сидеть в одной камере с уголовниками.
– Спасибо, Александр Степанович, – поблагодарила я. – Я могу быть свободна?
– Пока да. Нужно будет, я вызову тебя еще раз.
Я поднялась со стула, на котором сидела, и собралась уже уходить, но тут вспомнила: сюрикены. Это же моя личная собственность.
– Александр Степанович.
– Ну, что еще? – недовольно отозвался Чернов.
– Мне вернут мою собственность?
– О чем это ты? Какая собственность? – встревожился следователь.
– Сюрикены.
Чернов задохнулся от возмущения.
– Женя! И ты имеешь наглость спрашивать у меня такое! Да скажи спасибо за то, что я не привлекаю тебя к уголовной ответственности. Я это не делаю только потому, что невозможно определить, кто первый использовал смертельное оружие: ты или Медков. По-хорошему, я должен тебя арестовать за превышение полномочий. И лишить лицензии. Навсегда.
– Я поняла, Александр Степанович. – Моих любимых сюрикенов мне теперь не видать как собственных ушей. – До свидания. – Я вышла из кабинета и осторожно прикрыла за собой дверь. Вот так оно всегда: награда за хорошо выполненную работу – в лучшем случае выговор, а в худшем – лишение права заниматься охранной деятельностью. Ну что ж, будем считать, что мне на этот раз повезло.
Эпилог
На следующий день были похороны Ольги. Приехала ее мать, чье горе я не берусь описывать: наш веселый офис-менеджер была единственной дочерью в большой и дружной семье. Как я узнала, у нее остался сводный брат, который сейчас живет за границей. Но жить за границей – это одно, а лежать в могиле – совершенно другое. В общем, что ни говори, похороны – это похороны.
На кладбище я ехала с Антоном в его машине. После ареста Гоши Медкова его сразу же освободили, но при этом следователь даже не извинился. Это очень похоже на Чернова: проявить ретивость, а потом делать вид, что все было так и задумано. Хотя надо отдать ему должное: с освобождением Антона он тоже торопился: бегал подписывал необходимые бумаги, просил, доказывал – в общем, делал все, чтобы невинный человек в тюрьме не задержался.
Гроб вынули из катафалка и поставили на привезенные табуретки. Ольга лежала бледная, голубые глаза были закрыты. Мать настояла, чтобы ее похоронили по-христиански, поэтому на кладбище с нами приехали священник и певчая. Священник дал возглас, и певчая стала петь по-славянски о бренности всего сущего. Старинный мотив панихиды успокаивал, хотя у многих на глазах были слезы.
Когда панихида подошла к концу, священник предложил проститься с покойной. Мы по очереди подходили к гробу и целовали Ольгу в бумажный венчик на лбу. Потом гроб закрыли, спустили в могилу и священник первый бросил в яму три горсти земли. Делал он это неторопливо, с молитвой, после чего прочел небольшую проповедь. Присутствующие понемногу успокаивались. Безутешной оставалась только мать, одетая по случаю похорон во все черное.
На погосте рядом со мной все время крутился Антон. Он задавал мне ничего не значащие вопросы, рассказывал о тонкостях церковной службы, с которой, как он утверждал, был знаком не понаслышке. В самом конце мы подошли к матери выразить ей свои соболезнования. После этого обязательного акта наше присутствие на похоронах стало излишним: народу было много и вряд ли все уместились бы в маленьком кафе, где устраивались поминки.
Зато Антон пригласил меня в другое кафе. Может, это и было нарушением этикета, но видеть унылые лица больше не было сил, и я приняла приглашение. Антон выбрал уютное кафе на проспекте, где оформление зала напоминало интерьер корабля. Мы заняли столик недалеко от окна-иллюминатора и стали ждать официанта. Рядом в аквариуме плавали золотые рыбки.
– Ну как тебе события последних дней? – Я первая нарушила молчание, накатившее на нас после поездки на кладбище.
– События. – Антон задумался. – Я до сих пор не понял, как Горлов почуял опасность и додумался нанять телохранителя.
– Ему подсказал Бодров, – теперь это уже не было секретом, – сам бы он не догадался.
– Но мне он сказал, что тебя ему посоветовал нанять Стас Климов. Кстати, кто это такой?
– Стас Климов – рекламщик из «Брикса», ярый поклонник тетушкиной стряпни, а эта версия была лично для тебя. Бодров так распорядился.
Антон затряс головой, глупо улыбаясь.
– Выходит, я попался на чью-то удочку?
Я утвердительно кивнула.
– Выходит, что так. Но, думаю, ничего страшного.
Принесли меню. Я выбрала блюда и напитки и стала ждать заказ. Антон опять замолчал, и я поняла, что нам с ним больше не о чем говорить. Все остальное уже известно, а обсуждать события еще раз мне не хотелось. Моя работа закончена, Горлов со мной расплатился сполна и покрыл накладные расходы… А Антон?
Что ж, Антону нужно уделить немного внимания. У него сейчас тяжелый период: он уволился из «Фармалюкс», планирует купить франшизу у Цветкова, что позволит ему стать полноправным хозяином большой аптеки под названием «Виринея». Конечно, Горлов не хотел его отпускать, но в свете событий последних дней ему пришлось это сделать: слишком уж много негатива было сказано и сделано в отношении Гиревого. Андрею Николаевичу ничего не оставалось, как подписать Антону заявление об уходе.
– Антон, ты не жалеешь, что ушел из «Фармалюкс»?
– А есть о чем жалеть? – В его глазах была обида. – Горлов помыкал мной как хотел, а потом снял с должности. Пусть теперь поищет дурака на мое место.
