Дэвид Ливайн - Город солнца
Ночной воздух обдал его морозцем — обычное дело в конце зимы, когда до весны уже рукой подать. Пол пошел к дому, но не по мощеной дорожке, а прямо через газон. Он не стал стучать или звонить в дверь — сразу подергал ручку. Закрыто. Обошел дом, как они делали с Бером сегодня днем. Двери крепкие, задвижки заперты, не говоря уже о системе безопасности, лампочки которой были хорошо видны через маленькие толстые окошки входной и задней дверей.
Пол вернулся к тому месту, с которого начинал обходить дом, но пути для проникновения внутрь так и не нашел. Он понимал, что нужно быстрее возвращаться в машину и уносить отсюда ноги, но вместо этого присел в садовое кресло на заднем дворике и задумался. За домом было тихо, какофония уличных звуков сюда почти не доносилась. Слабый внутренний голос прошептал ему: «Уходи! Уходи!» — но Пол даже не пошевелился. Он попытался придумать, как объяснит Ригги свое присутствие, если тот вдруг вернется домой и обнаружит его здесь. Не придумав ничего путного, Пол стал размышлять, не попробовать ли ему применить физическую силу, если уж до этого дойдет. Здесь у него возникли сомнения. Тут возможны два варианта: он бьет Ригги по колену, а затем добивает или начинает с неожиданного прямого удара правой по лицу. Ни один из них ему не нравился.
Пол почувствовал, что вечерние звуки мешают ему думать, и сообразил, что находится здесь уже слишком долго и давно пора сматываться. Обходя дом, он увидел небольшой сарайчик, который скрывал мусорные отходы от набегов енотов и других лесных хищников. Пол посмотрел по сторонам и подошел к нему. Открыв дверь, обнаружил в сарае три мусорных бака — два пустых, а в третьем были кухонные отходы. Пол вытащил пакеты с мусором, закрыл сарай и понес их к машине. Он уже открыл багажник, когда фары подъехавшей машины залили его ослепительным светом.
Беру очень нравилось сидеть за столом с молодой красивой женщиной. Ее запахи превратили привычную, как старый халат, кабинку в ресторане в новое, совершенно загадочное место. Ощущался легкий аромат мяты от резинки, которую она пожевала после кофе, а затем засунула в пакетик от сахара; пахло цитрусовыми (Бер решил, что это лак для волос) и цветочными духами. Однако пора было уходить. Во время первого свидания ему совсем не хотелось затягивать разговор до момента, когда обоим уже не о чем говорить. Вообще-то со Сьюзен это было маловероятно, потому что она чувствовала, сколько задерживаться на одной теме разговора, перед тем как переходить к другой, а в какие моменты вообще нужно помолчать. И тем не менее Бер поднял руку, подзывая Кэйтлин, которая стояла у стойки. И она поспешила к ним с уже готовым счетом.
— Еще чего-нибудь, Фрэнк? — спросила официантка сиплым голосом. Да и каким еще он может быть у женщины, работающей в подобном заведении?
— Нет, спасибо, — ответил Бер, прежде взглянув на Сьюзен, которая отрицательно помотала головой. Когда он вынул кошелек, она тут же полезла за своим.
— Можно я…
— Конечно же, нет, — пробормотал Бер, отсчитывая банкноты, — но за предложение спасибо.
— Я знала, что ты скажешь «нет», — улыбнулась Сьюзен, и от этой улыбки его бросило в жар.
— Пошли?
Она взяла сумку, пальто и шарф и выскользнула из кабинки.
Задира зашел в душевую танцующей походкой, хотя музыка в его голове так и не зазвучала. Он освоил эту походку еще во время первой отсидки. Задира понял тогда, как это важно — демонстрировать уверенность даже тогда, когда ее не чувствуешь. Он прошел мимо двух амбалов, которые уже заканчивали мыться, и направился к крайним кабинкам. Задира слегка напряг мышцы спины и почувствовал, что накачаны они неплохо, но до этих двоих ему далеко, что и неудивительно при весе восемьдесят четыре, ну максимум восемьдесят шесть килограммов. Эти два лба, которые, закрыв воду, уже вытирались, были тяжелее его килограммов на двадцать каждый, что им явно не стоило особых усилий. Тюремные полотенца едва сходились у них на поясах. Задира прислушался к звуку своих шагов по кафельному полу, осознав вдруг, что обманывал себя — мускулатура у него что надо, но ростом он не вышел. К тому же за время бездействия он потерял изрядную долю скорости и стремительности, которые считал своим основным преимуществом. Задира решил, что если ему удастся отсюда выбраться и сесть на диету, он сократит число подходов, увеличит количество повторов, повысит скорость движений и в результате станет жилистым, как азиатский кикбоксер. Хватит уже быть быком, пора стать коброй.
Задира следил вполглаза за парнями, которые, собрав свои вещи, вышли из душевой. Он отрегулировал температуру воды, встал под душ и намылился дешевым тюремным мылом. Он уже смывал мыльную пену, когда вошли они — три огромных мускулистых амбала. Задира услышал звук их шагов, который не заглушила льющаяся вода. Боковым зрением он увидел шлепанцы первого из них совсем рядом, и это было плохим признаком. Задира решил не дергаться и повернулся к ним спиной, чтобы показать, что не боится. Но они не собирались пугать его. Они пришли не для этого.
Первый удар, мокро шлепнувший Задиру по пояснице, застал его врасплох. На секунду он ощутил самодовольную уверенность, потому что удар показался ему легким и безболезненным, и повернулся было, чтобы надрать задницы этим типам. Конечно, драться нагишом было не совсем удобно, но думать об этом было некогда — его охватила ярость. Потом его тело вдруг осознало, что это был вовсе не шлепок. Его чем-то пырнули.
— Черт! — выдохнул Задира, чувствуя, как холодеет почка. Ее как будто заморозили.
Затем на него обрушились удары заточками, как рой разъяренных пчел. Он попробовал отбиваться кулаками, но удары были уже слабыми и цели не достигали. Удары же нападавших каждый раз оставляли ярко-красные кляксы крови на бледной коже Задиры. Ноги его ослабели и превратились в желе. Он даже не упал, а буквально стек на пол, прямо под душ. Нападавшие немного постояли над ним — трое чернокожих, которых он никогда не видел, с пустыми, ничего не выражающими лицами.
— Добро пожаловать в тюрьму штата, амурчик,[21] — сказал один из них сквозь зубы.
Они подставили свои окровавленные заточки под струю воды и, когда они стали чистыми, повернулись и вышли из душа. В глазах у Задиры потемнело. Он уже почти ничего не видел. Прищурился — перед глазами оказался кафельный пол. По нему широким потоком его кровь стекала в сливное отверстие в нескольких сантиметрах от лица.
«А ведь я был не такой, как все», — промелькнуло в голове. Он глубоко вздохнул, и это был его последний вздох.
Они шли по небольшой автостоянке возле «У Донохью», когда услышали стаккато двух одновременно закрываемых автомобильных дверей. Бер посмотрел туда, откуда раздались звуки. Там стояла машина с работающим двигателем и включенными фарами. От нее к ним направлялись двое. «Опять ищейки Помероя», — подумал сыщик. Появление полицейских ему не помеха, беспокоиться тут нечего и уж тем более незачем возвращаться в ресторан.
Двое, верзила и коротышка, ускорили шаги. Шли они молча, в глазах горела жажда крови, и до Бера дошло, что никакие они не полицейские.
— Спрячься за машиной, — бросил он вполголоса Сьюзен и швырнул ей ключи. Только сейчас он разглядел, что в руках у обоих типов куски арматуры.
Впереди враскорячку, как краб, шел толстяк коротышка. В одной руке он держал железяку, другой закрывал подбородок, готовый к атаке. Бера, правда, они тоже врасплох не застали. Он почувствовал азарт, а вместе с ним и выброс адреналина.
Боковой удар ногой, выполненный сильным, хорошо тренированным мужчиной ростом под два метра, — мощный маневр, противодействия которому улица еще не придумала, и коротышка сполна почувствовал это на себе. Бер нанес ему удар прямо в незащищенную середину корпуса. Несмотря на то что при росте сто семьдесят сантиметров Венк весил почти сто пять килограммов, удар буквально оторвал его от земли. Он тяжело приземлился на пятую точку, громко крякнув от боли, и выражение его лица при этом было совершенно идиотским.
Бер успел вернуться в левостороннюю стойку и распрямиться, когда верзила нанес ему удар по голове. Сыщик собирался его блокировать, но мышцы левого предплечья уже приняли на себя скользящий удар. Теперь оно будет болеть несколько недель, а синяк продержится несколько месяцев, благо до кости удар не дошел. Бер, развернувшись, нанес правой сокрушительный удар в подбородок долговязому. Он был настолько сильным, что передался по всей руке до самого плечевого сустава. Верзила повалился назад, осел на колени, и прут выпал из его руки. Да, это сломанная челюсть как минимум.
Бер оглянулся и увидел, что Сьюзен сидит на корточках возле бампера. Он повернулся к коротышке, ожидая оттого ответного удара или хотя бы размахивания пистолетом. Тот, тяжело дыша, стоял на четвереньках, а изо рта у него стекала обильная слюна. Сыщик подхватил железный прут и сделал шаг в его сторону, пока тот силился встать на ноги. Бер топнул ногой, и толстяк, развернувшись, рванул со стоянки в сторону улицы. Если бы не Сьюзен и не дикая боль в предплечье, Бер, может быть, и погнался бы за ним, но вместо этого он решил уделить внимание долговязому, который ухитрился отползти уже метров на десять. Затем он с трудом встал и, покачиваясь, побежал длинными шагами за напарником. Они прыгнули в «гран-торино» без номерного знака и дали задний ход. Машина выехала на улицу, рывком набрала скорость и скрылась из виду.
