Ксения Баженова - Убить своего дракона
— Съездили на курорт, — теперь уже острила мама.
Полицейские долго ходили, занимаясь своими непонятными делами, потом всех троих допросили, предупредив, что пришлют повестки.
Тамара Геннадиевна в совершенном шоке прибиралась в гостиной. Гавр с Светкой сидели в ее комнате на диване и взирали на выпотрошенные шкатулки на полу.
— Даже браслетик с мишками забрали. Он же вообще ничего не стоит. — Светка снова принялась плакать, собирая вещи с пола.
— Зай, я пойду, ладно? Мои должны приехать, а у меня конь не валялся.
— А как же я? Кто-то может опять влезть к нам в квартиру.
— Свет, они обычно по второму разу не лезут. Выпей чего-нибудь и поспи.
— Тебе легко говорить. — Она отвернулась к стене и надула губы.
— Свет, не обижайся. Ну, правда…
— Ты ведь меня со своей мамой познакомишь? — Она обняла его и заглянула в глаза.
— Познакомлю, обязательно, сказал же. Ну я пойду?
— Давай.
Он вошел в дом и стал ждать звонка.
Когда вымогатели позвонили ему перед запланированным отъездом в дом отдыха и предупредили, что неделя заканчивается, план созрел мгновенно. И как он сразу не догадался? Пусть грабанут Светку и зачтут взятое как часть его долга. Там есть чем поживиться, сумма будет значительно больше его долга, что компенсирует их труды. У него есть ключи, и он знает, как сигнализацию снимать. В общем, что называется, и рыбку съесть, и кофием не подавиться. Те обдумали и перезвонили:
— Жди скоро, но смотри, если нас подставишь, тебе кабздец.
Встретились у него. Похоже, те же самые парни, что его били, хоть тогда он и не видел их лиц, но сейчас нутром почуял: те. Даже шифроваться перестали, решили: совсем он у них на крючке. Заходят, как к себе домой. Он нарисовал план Светкиной квартиры, рассказал, где что и в чем лежит, примерно перечислил ценное имущество (сам не раз присматривался) и отдал ключи.
— Обделался ты, парень, не на шутку. Видать, реально баблосов нет. Так если нет баблосов, не хрен и в рулетку соваться, — резюмировал, покручивая на пальце брелок «Prada», подаренный Светкой, крепенький браток с татуировкой на затылке в виде штрих-кода. Заржал и хлопнул дверью.
Они позвонили далеко за полночь. Гавр уже заснул прямо в кресле у телефона с пепельницей, полной бычков.
— Ну что, обманул ты нас? Бабла мы там не нашли. Одни цацки да шмотье. Но мы добрые. Посовещались и решили, что барахло, на которое ты нас навел, тянет еще на неделю отсрочки. Но дальше все.
Его словно обдало кипятком:
— Стойте, стойте, как же… — Гавр вскочил и продолжал сбивчиво бормотать в трубку неуверенные просьбы, пытаясь восстановить справедливость, но его никто не слушал. — Что же делать? Что делать-то, блин?! — Он швырнул трубку на пол и долбанул по столику так, что пепельница подпрыгнула и выплюнула из себя пепел и несколько окурков. По белой салфетке размазалось серое пятно. Видимо, осталось только замочить одну не в меру зарвавшуюся суку… Пора завязывать с этой дурой Светкой и найти себе телочку побогаче. Никакого толка от нее нет.
* * *На станцию Марк пришел раньше назначенного часа, дома отчего-то не сиделось, и ходил по перрону взад-вперед в ожидании электрички. Лялин телефон — он по привычке продолжал называть ее так — отвечал, что абонент недоступен. «Ну, ничего, — пытаясь успокоить сам себя, думал Марк. — Разрядился, наверное. Мы же договорились. Сейчас приедет».
Она здорово подстриглась и покрасилась — улыбнулся он. — Совсем не похожа теперь на Ольгину черную кошку, но ей очень идет. А может, и не была похожа в ту ночь, когда он достал ее из колодца. Наверное, в прошлом его состоянии любая девушка с черными волосами и зелеными глазами, да вдобавок появившаяся из-под земли, не могла вызвать иной ассоциации. Марк чувствовал себя почти свободным после изнурительной и спасительной ночи. Ляля поставила завершающую точку в его психологической зависимости, облив его водой из ведра. И то, что она выглядела при этом совершенно по-другому, казалось ему очень хорошим знаком. Какая она молодец! Просто миссис Марпл. Ему никогда не доводилось раньше встречать таких прекрасных девушек. Ольга не в счет, она другая. Марк подумал, что, очевидно, во взрослой уже жизни его продолжало держать рядом с Ольгой чувство вины за тот случай в детстве. Детские и юношеские чувства переросли в странную привязанность. Не встречалось достойной женщины, возможно, еще и потому, что он ее и не искал. Ему были удобны отношения без обязательств. Боялся влюбиться, никого не хотел впускать в свой мир, и чувства к Ольге стали своеобразным защитным щитом, — вроде у него существовал объект возвышенной любви, и поэтому ему не было дела до остальных. Нынешнее же ощущение свободы и от Ольги, и от своей болезни подарило ему надежду на счастье с любимым человеком. И вот сейчас представился шанс, который глупо упускать из-за копошащихся еще в нем страхов. Он пока не привык к своему новому состоянию и иногда боялся, что в один ужасный момент все вернется. Логика говорила ему, что невозможно вот так за одну ночь избавиться от груза, который он пронес через всю жизнь. Но он заставлял ее молчать.
Темную сырую взвесь размыли желтые огни поезда вдали. Марк пошел к первому вагону, у которого они договорились встретиться. Ему жутко хотелось обнять Лялю. Но электричка ушла, и через несколько минут на платформе не осталось ни одного человека. Ляля не приехала.
Он на всякий случай еще раз набрал ее номер. Недоступен. Подошел к расписанию — следующая через сорок минут. Подождет, мало ли что. Она ведь сказала, что задержится, а он, дурак, даже не спросил почему. Может, опоздала. Марк сел на лавочку. Подстраховываясь перилами, по лестнице с трудом взобралась здешняя знаменитость — алкашка Зинка. Она жила у станции, и ее покосившаяся хибара служила пристанищем для местного андеграунда. По метрике ей насчитывалось лет тридцать пять, но выглядела она на уверенный полтинничек. На ее достаточно молодой возраст намекал большой плакат из «Пиратов Карибского моря» на всегда гостеприимно открытой двери ее домика, заботливо укрытый от природных катаклизмов полиэтиленом, приколотым кнопками.
Она оглядела платформу и нацелилась на Марка:
— Здрасьте, здрасьте, здрасьте, — игриво заворковала она, пританцовывая и стреляя заплывшими глазками. — Не поможете девушке на водочку? — Плюхнулась рядом. — Устала.
— Не вижу уважительной причины.
— Ну как? Выпить хочется. По-моему, это очень уважительно.
— Не аргумент. — Зинка немного отвлекла его от тревожных мыслей, и он намеренно завязал разговор.
— Ну-у-у… А! Вспомнила! Местная наша кликушка упокоилась недавно. Все рады, конечно. Больно страшная была. Но все же человек, и без родственников, надо бы ее помянуть, — чувствуя, что за деньги придется побороться, тут же нашлась Зинка.
— Что за кликуша?
— Слушай, я тебе ам… аг… арумент состряпала или нет? Уважительный, между прочим. Не томи уже.
— Расскажешь, получишь деньги.
— Вот зануда, блин! Ну жила у нас тут одна в лесу, Лидка помешанная. Временами вроде ничего, местные даже ходили к ней за травами всякими, на предмет подлечиться. А потом будто бес в нее вселялся. Шарилась по лесу, по кладбищу, на всех кидалась, грозила судом Божьим, — Зинка возвела глаза к небу и перекрестилась, — ну, и вообще. Толян, грузчик в сельпо, — шмара его Нинка к трактористу ушла из соседней деревни, и он запил по-серьезному, прям в штопор ушел, ох бедокурил тут, — в одно печальное утро проспался и пошел к ней, а она возьми да и всели беса в себя. Что было, он не рассказывает, но говорит, очень страшно, и пить бросил. — Зинка плюнула через левое плечо, постучала по лавочке: вот уж не дай бог, напасть так напасть! — Веришь, нет, он на сухом кайфе теперь. Нинка вернулась, да… Ну что, дашь денег?
— Подожди, подожди, сказал же, дам… А как бабка выглядела?
— Ну, старуха чисто умалишенная. В тряпье, без зубов, и избушка в лесу. Говорят, давно ее деда крестьяне кольями забили у нее маленькой на глазах, якобы он в волка по ночам превращался и кур у них воровал. Видно, повлияло на мозжечок-та! — Она снова постучала по лавке, опять плюнула через плечо и выложила последний козырь: — Проклянуть могла. Вот!
Марк достал кошелек, протянул сто рублей.
— Маловато! — На его удивленный взгляд она пояснила: — Щас уже не продают, ночью-то, а из-под полы втридорога. — Он дал еще, и Зинка, покачивая бедрами, удалилась, за ней вслед нестройно поплыло: — Проспект осенний забит был людьми, и было всем не до нашей любви… — Пела Зина с душой.
Марк встряхнулся, он не мог поверить в услышанное. Почему же раньше ему не удалось сложить все в единую картину. Старуха, встретившаяся ему в лесу и оставившая ощущение того, что он ее где-то видел, и та, про кого рассказала Ляля, была той ужасной женщиной из детства, закинувшей в него адское зерно, которое под воздействием обстоятельств и его ранимого детского сознания переросло в страшную психологическую болезнь, мучившую его долгие годы. Просто местная юродивая! Марк начал смеяться, и его хохот слился с гудком надвигающейся электрички. Ляля из нее снова не вышла.
