Марина Серова - Страсти оперной дивы
– Ясно. Ладно, Маша, не переживай. Ты действительно не могла здесь ничем помешать. Ты не виновата.
Успокоив не на шутку разволновавшуюся девушку, я прошла в ресторан и там, заказав какой-то навороченный салат с авокадо и замысловато приготовленную курицу, немного расслабилась, решив ненадолго отвлечься от насущных проблем и просто отдохнуть, всецело предавшись чревоугодию.
То, что инструкции мои соблюдались не так тщательно, как мне хотелось бы, немного меня огорчило, но каких-то глобально-отрицательных последствий этого несоблюдения я не обнаружила, поэтому расстроилась не сильно.
«Изольда на месте, все цело, все живы, а это главное», – умиротворенно думала я, чувствуя, что после сытной еды меня начинает непреодолимо клонить в сон.
В ресторане играла тихая музыка, и чтобы под эту колыбельную окончательно не заснуть, я заказала на десерт кофе «самый крепкий, какой только можно сделать» и шоколад.
9
По-видимому, определяя крепость напитка, заказываемого в ресторане, я несколько переборщила.
Поднявшись в номер, я пересмотрела все каналы, какие только могла предложить плазма на стене, и, узнав все новости, набравшись ума из развивающих программ и уделив внимание каждому интересному сериалу, я понимала только одно – на дворе второй час ночи, а мне совершенно не хочется спать.
Побродив из угла в угол по комнате, в которой еще чувствовались отголоски противного запаха, так и не выветрившегося до конца, я, изнывая от безделья и не представляя, чем можно было бы заняться в такое время, собиралась уже отправиться на ресепшен, где в качестве средства первой необходимости обязательно должна была быть аптечка, а в ней – снотворное, когда мне показалось, что из спальни Изольды донеслись какие-то звуки.
Обрадовавшись, что изможденная прима, почивавшая как минимум с шести часов вечера, наконец-то пробудилась и мне будет с кем скоротать время, я подошла к двери и тихонько постучала.
– Изольда… ты не спишь?
В ответ на эти негромкие слова из-за двери раздалось громовое и очень частое топанье, как будто, чего-то сильно испугавшись, куда-то убегал слон.
Пинком распахнув дверь, я в мгновение ока заскочила в спальню, но слон уже выпрыгнул в окно, и мне ничего не оставалось, как последовать за ним.
Одолев подоконник, я обнаружила, что под окнами этого старинного здания проходит очень удобный карниз, и всякий, кому вздумается забраться сюда, имеет вполне реальную возможность это сделать.
Спрыгнув с карниза и ориентируясь в основном по звукам, я помчалась в направлении парка.
Бежала я быстро и вскоре смогла разглядеть впереди торопливо перебирающего ногами плотного, коренастого мужчину, по крайней мере, в данный момент никого из знакомых мне не напомнившего. Тяжелая одышка была слышна, кажется, на весь парк, и, поняв, что силы неравны и толстяк вот-вот окажется в моих руках, я прибавила скорость.
Но увы! Фортуна в эту ночь была настроена неблагосклонно ко мне. В отдалении меж листвы что-то подозрительно ярко блеснуло, и я услышала звук заведенного двигателя. Пробежав оставшиеся до машины несколько шагов, толстяк грузно плюхнулся на сиденье, а мне в глаза ударил слепящий свет зажженных фар, осветивший знакомый номер и фирменный значок в виде птички в круге.
«Мазда»! – громами и молниями ударило в голове, и, глядя вслед очень быстро удалявшимся в неизвестном направлении огням, я могла только в очередной раз выругаться, изливая вовне бессмысленную досаду.
«Опять эта чертова тачка! – раздраженно думала я, возвращаясь в гостиницу. – Кто же это раскатывает на ней? Что за урод с такой дебильной фамилией? Цыпильский…»
Понимая, что в сложившейся ситуации владелец «Мазды» навряд ли поедет прямо к себе домой и уж тем более не направится туда кто-то, сидящий за рулем, если это не сам владелец, я не видела смысла в том, чтобы немедленно садиться в машину и мчаться в неизвестном направлении. Но отметила для себя, что ближе к утру проверить адресок, который сообщил мне Боря, очень даже не помешает.
Для чего они залезли сюда? Уж наверное, не затем, чтобы пожелать спокойной ночи.
Увидев меня входящей в двери, Маша, точно знавшая, что перед этим я не спускалась по лестнице, вытаращила глаза и, слегка приоткрыв рот, застыла в изумлении, не задавая никаких вопросов.
– Что? Не ждали? – попыталась сострить я, но видя, что девушке и правда нехорошо, продолжила уже серьезно: – Да не волнуйся ты так, Машуня, все в порядке. Просто решила проверить лишний раз уровень безопасности этого места, узнать, можно ли забраться в номер, например, через окно. И ты знаешь, оказалось, что очень даже можно. Там приступочка такая идет… для удобства. Как говорится, все во имя человека, все на благо человека…
Произнося этот вздор, я вспомнила про Изольду, которую, увлекшись погоней, как-то совсем выпустила из зоны внимания, и подумав, что сейчас, оставшись одна в такой выходящей из ряда вон ситуации, она, наверное, близка к новой истерике, поспешила наверх.
Но в номере меня встретила та же ненарушимая тишина, какую я оставила здесь, выпрыгивая в окно. Никто не вопил, не рвал на себе волосы и не бился головой о стену. Зайдя в спальню к Изольде, я увидела, что она по-прежнему неподвижно лежит на кровати, все так же ровно и спокойно дыша.
«Что за черт… – недоуменно думала я, подходя поближе и приглядываясь. – Она что – ничего не слышала? Дрыхнет уже десятый час…»
– Изольда, – негромко позвала я, но в ответ раздалось только мирное посапывание. – Изольда!
Прима не реагировала, и, не зная, как поступить, я беспомощно оглядывалась по сторонам, как будто ждала, что ответ на мои вопросы будет написан где-нибудь на стене.
Ну и прочитала, разумеется. Кто ищет, тот найдет, тут уж не возразишь. Рассеянно обводя глазами стены, я вдруг наткнулась на сделанную чем-то красным, по-видимому, помадой, надпись: «Эвтаназию убийце», и даже вздрогнула.
«Эвтаназия… эвтаназия… – как в гипнотическом трансе, мысленно повторяла я. – Значит, ее хотели убить… значит… значит, где-то должен быть шприц…»
Ощупывая и глазами, и руками пространство вокруг Изольды, освещенное только слабым светом ночника, я вскоре увидела на низенькой тумбочке перед кроватью шприц, наполненный до половины каким-то лекарством. И кажется, я догадывалась, каким.
Ту же лежала и помада, грубо стертая почти под корень.
Сообразив, что все это может означать, я, кое-как размазав по стене пугающие буквы, чтобы нельзя было прочитать слова, принялась расталкивать Изольду.
– Изольда! Света! Да просыпайся же ты, чертова кукла… – приговаривала я, толкая туда-сюда, тормоша и едва удерживаясь, чтобы не двинуть в челюсть. – Не хватало еще, чтобы ты у меня тут мертвым сном опочила.
Расталкивать пришлось долго, и я уже даже начинала чувствовать как бы даже некоторую усталость, когда из высокочтимых уст послышалось наконец невнятное мычание и, болезненно искривив лицо, Изольда проговорила:
– М-м-м… Ой, как болит… Да хватит трясти меня… кто это? Женя, ты? Чего ты? Случилось что? М-м-м… ой! Ой, башка… разламывается прямо. Мы что, пили вчера?
– Типа того, – уклончиво ответила я.
– М-м-м… Дай-ка мне… там у меня… в косметичке. Там таблетки…
– Нет, таблетки сейчас противопоказаны. Сейчас тебе лучше чайку… крепкого, да сладкого чего-нибудь… хоть вон сахару просто…
Не зная, какой дрянью накачали Изольду, но зная очень хорошо, что некоторые препараты несовместимы между собой категорически, вплоть до летального исхода, я не хотела рисковать и давать Изольде какие бы то ни было лекарства.
– Ты тут посиди, а я сейчас… сейчас организую. И чаю, и все… Главное – таблеток не пей.
Я галопом спустилась вниз к Маше и, несколько сумбурно объяснив, что примадонна изволила пробудиться и просит чаю, экспроприировала у нее целую упаковку пакетиков с заваркой. Не знаю, по какой причине, но в нашем навороченном люксе, забитом всеми возможными разновидностями алкогольных и безалкогольных напитков, не было двух самых основных – чая и кофе, и их неизменно приходилось заказывать в ресторане.
Но сейчас была ночь, и ресторан не работал, так что пришлось воспользоваться добротой незаменимой Маши, и, неся в клювике упаковку, я снова торопилась наверх, зная уже по опыту, что на Изольду руководящие указания влияния почти не имеют, и опасаясь, что в мое отсутствие она может проглотить что-нибудь такое, что и от головной боли, и от прочих болезней излечит уже раз и навсегда.
Впрочем, чтобы не подвергать Изольду слишком уж невыносимым мукам, я, договорившись о чае, не забыла упомянуть и о «Скорой», сказав Маше, что Изольда неважно себя чувствует и не отказалась бы от врачебной помощи, попросила ее вызвать неотложку.
