Андрей Константинов - Экипаж. Команда
При выезде со двора дорогу перегородила машина ОВО. Разумеется, ее никто не вызывал. Просто те вдруг решили для порядка проехаться по дворам новостроек и практически сразу засекли огонек в ночи. Здесь Камыш немного опередил события. Он скомандовал парням: «В рассыпную!» и оба из задних дверей устремились в разные стороны. А самого Камыша ОВОшники таки повязали. В оперчасти он уверял, что подвозил ребят – халтурил, а что они-де натворили, не ведает. Однако Жене не поверили. Более того, опер уговорил сержантов дать показания, что те видели, как именно он и поджигал. А терпилой тогда вышел юридический хозяин автомашины – замдиректора гидролизного завода. К чести татар, из травмпункта они тогда испарились, в противном случае одним поджогом для Камыша дело бы не ограничилось.
Друзья подсуетились, заслали сколько надо и куда требуется, и Женя уехал на зону не поближе к исторической родине, а в поселок Металлострой, откуда электричкой до города всего-то минут двадцать езды. Он отсидел оставшиеся два года полностью – от звонка до звонка. Можно было, конечно, этот срок скостить, но в активисты ему идти было не то чтобы западло, а просто лень, не захотелось. Впрочем, выйдя в сентябре 1998 года на волю, Женя лишний раз убедился, что поступил в высшей степени мудро. По большому счету эта недолгая отсидка, возможно, спасла ему жизнь, так как к тому времени из трех десятков «воркутинских», начинавших свою трудовую деятельность в далеком девяностом, в живых осталось человек двенадцать, не больше.
Естественно, не все они ушли из этого мира насильственным путем. Тот же Валера-Сухарь, к примеру, полгода назад скончался от цирроза – не помогли ни гипноз, ни кодирование, ни лечение у престижных шарлатанов. Светка Сухарева отчаянно пыталась раскрутить пришедший в упадок бизнес мужа, однако августовский дефолт подкосил его окончательно. Отчаявшись, она сама разыскала Камыша и попросила его взять «техничку» в свои руки. Женя подумал немного и согласился, поскольку все равно нужно было с чего-то начинать, а снова идти в рядовые стрелки было вроде как «некомильфо». Ему удалось по старым связям наскрести немного денег и вложить их в переоборудование станции. Затем Женя подобрал новую команду механиков из числа чуть менее пьющих, завел опытного прохиндея-бухгалтера и уже к двухтысячному году выправил ситуацию настолько, что смог прикупить к своему хозяйству еще и соседние автомойку и шиномонтаж. Светка с детьми уехала жить в Германию, и Камыш регулярно переводил туда ее долю. Хотя официально Сухарева в состав учредителей не входила, обмануть жену умершего друга для Камыша было делом невозможным. Несмотря на то, что в те годы такое благородство уже казалось старомодным.
Полностью от прежних контактов и знакомств Камыш не открестился, но держался несколько в стороне, шарахаясь, как черт от ладана, от явного криминала. Несмотря на это, в определенных кругах он продолжал считаться «правильным пацаном», с хорошей репутацией, небеспредельщиком и человеком, способным решать вопросы. К тридцати годам Камыш уже крепко стоял на ногах, многого добился и теперь был всерьез озабочен проблемой благоустройства личной жизни: пресытившись любовницами и девочками по вызову, он мечтал теперь о семейном очаге и сыне. И вот когда ему стало казаться, что судьба в очередной раз отнеслась к нему благосклонно и подарила ему встречу с Полиной, с той вдруг стали происходить пугающие его перемены. Многие женщины, с которыми Камыш имел какие-либо отношения, чаще всего относились к нему настороженно, а порою даже и злобно, осознавая, что целиком он все равно никогда им не принадлежал, а он с ними, в свою очередь, мог поступать, как считал нужным. И вот теперь, впервые в жизни, Камыш сам попал в точно такую же зависимость.
По результатам первой исполненной экипажем оперативной установки в адресе на Заставской выяснилось, что если Ташкент и бывал здесь, то, как минимум, лет пять назад. С тех пор в квартире дважды сменились хозяева и веских причин подозревать нынешних жильцов в их связи с объектом не нашлось. В тот же вечер Полина обвинила Нестерова в дилетантизме, заявив что на одних импровизациях в таком серьезном деле, как установка, далеко не уедешь. Бригадир, немного ошалевший от такого напора, тем не менее был вынужден согласиться с ее аргументами и за подготовку остальных установок Ольховская взялась сама. В качестве легенды Полина решила использовать дико популярную в прошлом году, но почти утихшую в нынешнем общественную организацию «Народный контроль». Заказав в типографии соответствующие красные корочки инспекторов, они отпечатали на компьютере две сотни листовок с популистскими лозунгами, из которых следовало, что «Народный контроль» призывает население выступить на борьбу с уплотнительной застройкой. Паша с Иваном развезли эти листовки по предполагаемым адресам посещения, часть наклеили на парадные и стены домов, а оставшиеся разбросали по почтовым ящикам. После этого была взята трехдневная пауза – дабы общественное мнение успело морально созреть к визиту «инспекторов» и лишь после этого в дело вступила сама Полина – обаятельная серьезная девушка, радеющая за сохранение зеленых насаждений и спортивных площадок и собирающая подписи против зарвавшихся домостроителей. Понятно, что при таком раскладе практически все интересующие экипаж двери перед Ольховской открывались, даром что никакой видимой активности строителей в вышеуказанных адресах пока не наблюдалось. А интересовали Полину в первую очередь двери соседей, проживавших в непосредственной близости с адресом «X». Потому как сказано в священном писании установщика: «Возлюбите соседей как самое себя. Ибо соседи – источник ваших знаний!».
В течение недели список пробиваемых адресов похудел ровно наполовину, но пока ничего интересного экипажу зацепить не удалось. Нет, конечно, попутно им удалось узнать много любопытного: и о соседях сверху в адресе на Полюстровском, и о жильцах снизу на улице Пионерстроя. Однако два нелегала-таджика, притон для занятия проституцией и уклоняющийся от алиментов Серега Мухин даже в совокупности не тянули на искомый результат и равноценной заменой сгинувшему Ташкенту не являлись. Но окончательно всех добила пенсионерка с улицы Краснопутиловской, которая доверительно сообщила, что готова сотрудничать с «Народным контролем» на безвозмездной основе, о чем и дала соответствующую расписку, несмотря на уверения Полины, что та вполне верит ей и на слово. Текст в расписке был следующий:
«Я, Дятлова Анна Михайловна, обязуюсь поставлять вам информацию. Любую. Если вас это заинтересует. Правильно. Нет еще таких, которые могут дать любую информацию. А я могу. Но только при встрече».
Нестеров, ознакомившись с содержанием данного документа, хохотал минут пять, а затем, наконец успокоившись, рассудительно произнес:
– Н-да, оказывается, дураков, каких мало, не так уж и мало.
После этого своей властью он взял для экипажа недельную паузу по установкам, дабы народ раньше времени не надорвался. И правда, подуставшие за последнюю неделю Козырев и Лямин отреагировали на приказ в высшей степени положительно, а вот Полина, напротив, осталась недовольна решением бригадира. Мотаясь по установкам, она чувствовала себя, как рыба в воде, к тому же внезапно нарисовавшаяся работа по Ташкенту спасительно отвлекала ее от мрачных мыслей по поводу собственного будущего. А оно, будущее, все еще рисовалось ей в исключительно мрачных тонах… Вчера вечером ей снова звонил Женя, однако она вновь не нашла в себе достаточно сил, чтобы встретиться и наконец объясниться. И, похоже, в этот раз он обиделся на нее всерьез. «Господи, ну почему я такая дура? Почему мне так не везет, Господи?» – в очередной раз вопрошала Полина и в очередной раз ответа на свои риторические вопросы не получала. Великий покровитель филеров всех времен и народов двуликий Янус снизойти до общения с «грузчицей» Ольховской категорически не желал.
Сам же Нестеров этим вечером поехал к Ладонину. Похвастаться было нечем, однако они с самого начала условились, что будут регулярно встречаться и обмениваться полученной информацией, либо констатацией факта отсутствия таковой. Игорь Михайлович принял бригадира в знакомом кабинете. Время было рабочее, а посему краткий доклад Нестерова едва ли не ежеминутно прерывался телефонными звонками, входящими на три стационарных и два мобильных ладонинских телефона.
– Да, – раздраженно ответил Ладонин, в очередной раз сделав свободной от трубки ладонью извинительный жест в сторону Нестерова. – Какой Владимир?… Ну, допустим… И что?… Что продать?… Мне поинтересоваться?… Записываю… – Ладонин сделал какие-то пометки в своем органайзере, – …Нет, на следующей неделе меня не будет… Возможно… Через моего секретаря…
