Гюнтер Продьоль - Криминальные сенсации (Часть 2)
Незадолго до назначения девятого срока казни в одной из передовиц "Нью-Йорк таймс" появилась примечательная фраза: "...мы все равно отправим его на тот свет, и не потому, что этим можно исправить или устрашить другого Чессмэна, а потому, что для иного пути у нас не хватает социального воображения".
9 часов 50 минут, утро 2 мая I960 года. Телефон на столе в соседнем с газовой камерой помещении по-прежнему молчит. Зашедший в комнату врач будит своим приходом заснувшего над детективом директора тюрьмы Диксона. Он, зевая, смотрит на стенные часы и говорит Чессмэну: "Так... Приготовьтесь!"
Чессмэн отрывает взгляд от телефона, на который с отчаянной надеждой смотрел всю ночь. Через большое окно в стене он видит, что помещение, в котором стоит похожая на водолазный колокол камера, заполнено людьми. Пятьдесят девять репортеров пришли посмотреть на его смерть. На похоронах Рузвельта было всего сорок пять, вспомнил он когда-то прочитанное в газете. Они столпились возле высоких, по грудь, перил, которые на расстоянии вытянутой руки опоясывали газовую камеру с окнами из пуленепробиваемого стекла. Скрываясь за занавесом, ждет палач. Только директор тюрьмы знает его фамилию. Сто долларов получает он за то, что передвигает рычаг - тогда пять шариков цианистого калия падают в сосуд с серной кислотой, установленный под стулом приговоренного к смерти.
Ровно в десять часов Чессмэна вводят в камеру, и два помощника палача пристегивают его к стулу. На грудь прикрепляют стетоскоп. К нему подключают шланг, который через стенку камеры выходит наружу и позволяет врачу следить за работой сердца осужденного.
Десять часов три минуты. Толстая, двадцатисантиметровая стальная дверь закрывается. Директор тюрьмы смотрит на свои часы и поднимает правую руку.
Палач за занавесом нажимает на рычаг.
Пятьдесят девять репортеров, подталкивая друг друга, придвигаются поближе к окнам из пуленепробиваемого стекла. Каждое движение Чессмэна, малейшее подрагивание его лица им хорошо видны. Снаружи, перед воротами тюрьмы, в эти секунды толкутся еще сотни газетчиков, чтобы первыми узнать для своих газет достоверные подробности казни.
В средние века казнили публично на рыночных площадях. Экзекуция была своеобразным народным праздником, в котором принимал участие весь город. По дороге к месту казни на оживленных перекрестках осужденного жгли раскаленными щипцами, чтобы повеселить зрителей. 2 мая 1960 года крупнейшие газеты Америки распространили миллионными тиражами фотографии и сообщения о подробностях смерти в газовой камере. Вечером в кинотеатрах повторно пустили старый художественный фильм, эпизоды которого несколько лет назад были сняты в тюрьме Сан-Квентина. Крупный план позволял зрителям лучше прочувствовать весь процесс умирания человека. От мастерски сыгранного предсмертного страха до падения ядовитых шариков в серную кислоту и клубов смертоносного газа - все было воплощено на экране в высшей степени профессионально. Любой, если хотел, мог так же, как когда-то на рыночной площади, посмотреть на казнь человека. Давно уже в кинотеатрах не было столько посетителей, сколько 2 мая 1960 года.
Американской юстиции удалось превратить средневековые обычаи в ужасную реальность сегодняшних дней.
Через час после казни в кабинете директора тюрьмы Диксона появилась адвокат Розалия Ашер, которая в последние два года - когда дело Чессмэна приобрело мировую известность - оказывала ему юридическую помощь в борьбе против смертного приговора, и вручила адресованное ему письмо с пометкой: "Передать после моей смерти". В письме стояла фамилия человека, который, как показывал Чессмэн на процессе, в вечер ареста находился в сером "форде" и скрылся на автозаправочной станции, когда заметил, что их преследует полиция. Звали его Джо Терранова.
По настоянию адвоката и директора тюрьмы ФБР предприняло розыск Террановы.
2 июля 1960 года, через два месяца после казни Чессмэна, он был арестован в штате Техас, в Эль-Пасо, где скрывался последние два года в пансионате "Красная роза" под именем Джек Смит, так как его разыскивала полиция за убийство и ограбление кассира одной букмекерской конторы.
За это преступление он и предстал перед судом, в январе 1961 года был приговорен к смерти и через четыре недели казнен. Прокурор отказался включить в его обвинительный список половые преступления "Красного фонаря". На суде лишь говорилось о том, что Терранова ранее был неоднократно судим за половые преступления и что более десяти лет тому назад он совершал ограбления в сером "форде", который выдавал за полицейскую патрульную машину, приспособив для этого красную фару.
Сообщения американских газет о том, что те преступления, из-за которых был казнен Чессмэн, вероятнее всего, совершил Терранова, представитель ФБР охарактеризовал как "вымыслы, не имеющие под собой никакой реальной основы".
ДВОЙНОЕ УБИЙСТВО НА ШТАРНБЕРГСКОМ ОЗЕРЕ
Если бы кто-нибудь задался целью собрать все, что было написано весной 1962 года в западногерманских газетах и журналах об этом уголовном деле, получилось бы собрание сочинений в нескольких томах.
"Уголовное дело АК 1/62 против Веры Брюне и Йоханнеса Фербаха" - так на скупом ведомственном языке назывался процесс, проходивший в мюнхенском присяжном суде. А что же говорила пресса? "Процесс века" - это, пожалуй, одно из наиболее скромных определений, которыми пестрели первые полосы газет; все другие текущие события отошли на задний план. Газетная шумиха привлекла толпы людей, которые, прихватив термосы и шерстяные одеяла, начали еще ночью устраивать причудливые бивуаки перед помпезным зданием мюнхенского дворца правосудия в надежде получить на следующее утро место в зале заседаний. В эти недели на процесс Брюне ходили так же, как на премьеру какой-нибудь оперы,
Многочасовое стояние в очередях, скандалы и даже потасовки за место в судебном зале оправдали себя. Каждый день слушания дела вскрывал новые интимные подробности жизни "высшего света", в которые обычно простых баварских бюргеров не посвящали. Свидетелями здесь выступали не какие-то там Майеры и Леманы, а граф Ингенхайм-Молитор и Эльфрида фон Дуйсберг, и по профессии они были не рабочими, продавцами или домашними хозяйками, как простые смертные, а по меньшей мере гинекологами, композиторами и главными редакторами. Сам Хайнц Рюман[*Популярный немецкий артист театра и кино] собственной персоной присутствовал в зале и сидел в первом ряду; в деле был замешан Харальд Бёмельт - известный сочинитель популярных песенок; да и сама ставшая уже почти легендарной главная обвиняемая дважды разводилась... Первым ее мужем был известный актер, вторым - композитор, который многие годы писал музыку для фильмов компании УФА[*UFA (Universum - Film-Aktiengesellschaft) - одна из крупнейших кинокомпаний Германии в 1917-1945 гг. Была создана вновь в 1956 г.]. Привлекали и названия мест, о которых говорили на суде, - они менялись, как в калейдоскопе: итальянская Ривьера, испанская Коста-Брава, Штарнбергское озеро, Танжер...
То, о чем шла речь на процессе о двойном убийстве, известно до сих пор разве что из грошовых псевдоэротических романов. Обсмаковали и супружескую жизнь втроем, и растление пятнадцатилетних сыновей и дочерей, и похотливое подглядывание за их забавами из дорогого шкафа в стиле Ренессанса... Даже "синдикат лесбиянок", который был каким-то образом причастен к двойному убийству, не обошли вниманием. Ничего не упустили из "bavarian way of high life"[*Образ жизни баварского высшего общества (англ.)].
Столкнувшись с шокирующими подробностями "dolce vita"[*Сладкая жизнь (ит.)] своих сограждан, люди реагировали по-разному: одни в смущении краснели, другие скабрезно ухмылялись, кто-то возмущался, а некоторые в растерянности разводили руками. Но в одном все были одинаковы: и те, которые с большими трудностями пробивались в зал заседаний, и те, кто знал о ходе судебного расследования из многостраничных отчетов в газетах, - все забывали о том, что происходило вокруг... По этому поводу западногерманская газета "Вельт ам зонтаг" даже поместила карикатуру: немецкий Михель в спальном колпаке изучает отчет о процессе Брюне, а за его спиной Аденауэр, Штраус и Эрхард довольно потирают руки.
Причиной этого широко разрекламированного процесса послужило зверское убийство прежде мало кому известного мюнхенского врача доктора Отто Прауна и его экономки и сожительницы Эльфриды Клоо. По мнению прокуратуры, это преступление, по наущению скандально известной любительницы широко пожить Веры Брюне, совершил ее любовник Йохан Фербах, для того чтобы Брюне получила в наследство сказочный замок стоимостью в миллион марок, который завещал ей врач за оказанные ему дружеские услуги. Фербах пошел на убийство якобы после того, как Брюне пообещала провести с ним всю оставшуюся жизнь в этом испанском замке.
Создавалось впечатление, что мотивы преступления были заимствованы из расхожего детективного романа, а вся история двойного убийства вышла прямо из-под пера какого-нибудь Эдгара Уоллеса. В этом уголовном деле присутствовал почти весь детективный набор: миллионное наследство, пороки, страсти, "высшее общество" и, конечно же, окруженные таинственным ореолом персоны. Впрочем, самой загадочной фигурой был именно убитый.
