Клара Санчес - Украденная дочь
В понятие «все остальные» я включила и Лауру, но маме я об этом, конечно же, не сказала.
Мама посмотрела на меня глазами, которые из-за худобы казались невероятно большими.
— Ты так считаешь?
— Я в этом уверена. Если ты не видишь ежеминутно и ежесекундно, что у нас все хорошо, это отнюдь не означает, что у нас не все хорошо.
Я произнесла эти слова как можно более уверенным тоном, надеясь, что они станут своего рода инъекцией, которая дойдет до самой середины ее одержимости Лаурой. Мне хотелось, чтобы она поняла, что и у Лауры все хорошо.
— Да, — сказала мама. — Возможно, виновата я — я со своим нелепым стремлением во все вмешиваться, за все переживать. — Ее напряжение, похоже, ослабело. — Ты абсолютно права, жизнь идет своим чередом, и это происходит отнюдь не благодаря мне. Невозможно знать наверняка, что хорошо для того или иного человека, а что плохо… Твой папа тоже не виноват в том, что я поступала не всегда правильно.
Я кивнула и поправила ей простыни. Мама, похоже, начинала осознавать, что ее пропавшей дочери хорошо живется и без нас.
— Кто знает… — задумчиво произнесла она.
Мы не могли чувствовать себя виновными за то, что не в нашей власти. «Делается только то, что можно сделать», — мысленно сказала я себе.
Я достала из своего чемоданчика один из кремов и стала втирать его маме в кожу лица. Лицо у нее уже было очень худым — кожа да кости.
— Это алмазный крем?
Я положила баночку с кремом в лежавшую на прикроватном столике маленькую коробочку.
— У меня разбирают его, как горячие пончики.
Мама улыбнулась. Она мной гордилась. Когда я, уже попрощавшись с ней, подошла к двери, она все еще улыбалась. Не знаю, улыбалась ли она некоторое время и после того, как я вышла из палаты в коридор.
Как это ни было ужасно, я уже стала привыкать к хождению по домам клиентов, к своей новой жизни, к нашему опустевшему без мамы дому. Я не была счастлива, тем не менее продолжала жить и уже пришла к пониманию того, что не вырвусь из этой виртуальной тюрьмы до тех пор, пока в моей душе не воцарится покой. Поэтому, когда в воскресенье утром к нам в дверь позвонили и этим позвонившим оказался Матео, я отнюдь не стала падать в обморок.
Отец уже позавтракал и собирался поехать в больницу. Он делал это уже второе воскресенье подряд. В больничном киоске он купит газеты и журналы и будет весь день читать их с женой. Когда он находился там, я испытывала чувство умиротворения и на время забывала обо всем. Подготавливая стиральную машину к стирке, я думала о том, что пробегу сегодня по парку километров пятнадцать — а может, даже буду бегать до тех пор, пока не начнут подкашиваться ноги. Вот в этот момент в дверь и позвонили.
Отец открыл дверь, уже засовывая свой бумажник в карман. Я, стоя возле стиральной машины, невольно замерла, когда услышала голос, от которого на меня нахлынуло превеликое множество эмоций. Я мысленно представила себе, как я сейчас выгляжу: в шортах и футболке, с кое-как заплетенной косой. До меня донесся звук шагов отца.
— Там пришел парень, он говорит, что он твой друг и что его зовут…
— Я знаю, кто это. Скажи, чтобы подождал меня в гостиной.
Как только отец ушел, я сразу же закрыла дверь кухни, мимо которой Матео непременно пришлось бы пройти, чтобы попасть к нам в гостиную — гостиную, которая ни капельки не была готова к приему гостей: в ней сейчас царил жуткий беспорядок. Мне подумалось, что он поступил довольно бесцеремонно, явившись прямо ко мне домой. Разве я к нему домой приходила? Я даже не знала, где он живет. Глядя на свое отражение в алюминиевом подносе, я поправила, как смогла, волосы и надела другую футболку, взяв ее из корзины для чистого белья. Затем я умылась. И зачем я себя так утруждала?
Зайдя в гостиную, я увидела, что Матео рассматривает стоящие у нас на полках произведения классиков. Он был в своем обычном наряде — в джинсах и черной футболке. В руках он держал плащ, который достался ему от отца и который он надевал, когда ездил на мотоцикле.
— Привет, — сказала я.
Когда он оглянулся, мне захотелось улыбнуться, проявить дружелюбие, потому что на самом деле я была рада его видеть, — но я сдержалась. Занимаясь продажей косметики и диетических продуктов, я поняла, что нельзя давать волю эмоциям и забывать о своих задачах, какую бы симпатию ни вызывали у меня клиенты.
— Это был твой отец? — восторженно спросил Матео, как спрашивали все, кто видел моего отца в первый раз. — А где твоя мать?
— Ее сейчас здесь нет.
Он подошел и обхватил мое лицо ладонями. Я кожей ощутила холодок металла его перстня. Потом Матео меня поцеловал. Я закрыла глаза, чтобы представить, что сейчас тот наш первый вечер, однако, хотя мои глаза и были закрыты, между век все равно пробивалось немного света. Все сейчас было по-другому: мы были у меня дома, и я не могла дать волю чувствам и ни о чем не думать.
— Меня удивило, что ты пришел. Не знаю даже, что тебе и сказать, — пробормотала я, чувствуя, как на губах постепенно остывает тепло его поцелуя.
— Мне необходимо было тебя увидеть. Я собирался тебе позвонить, но потом вдруг вскочил на мотоцикл — и вот я здесь. Хочешь, съездим куда-нибудь?
— Хорошо, поехали. Я пойду переоденусь. Ты за мной, пожалуйста, не ходи.
Мне очень не хотелось, чтобы он заходил в мою комнату, хотя в глубине души я знала, что охотно легла бы с ним в постель.
Мы доехали на мотоцикле до парка Каса-де-Кампо и остановились у озера. Утро было пасмурным, мог пойти дождь. Людей на озере было немного. По поверхности воды быстро скользили каноэ. Издалека казалось, что у сидящих в них людей только безрукое и безногое туловище. Шатры ресторанов выглядели чем-то неуместным для этого времени года. Близость Матео и его запах наполнили меня ощущением счастья. Жизнь казалась мне и обыденной, и удивительной одновременно.
Мы уселись на камнях как можно ближе к воде. Жердь, оказывается, рассказал Матео, что несколько дней назад я приходила в клуб.
— Я сильно болел, у меня был острый бронхит. Думаю, подхватил его, когда отвозил тебя домой без плаща.
Я рассказала ему о том, что мне сообщила Принцесска.
— Итак, вы собираетесь жить в автофургоне…
Матео сказал в ответ, что у этой девушки богатое воображение и что до того, как он познакомился со мной, он, наверное, так бы и поступил, но теперь все стало совсем другим.
— Патрисия пытается манипулировать людьми, — сердито пробурчал он. — Меня уже даже раздражает то, что происходило между нею и мной в последнее время.
— А как же ребенок? Она сказала, что беременна.
— Не верь всему этому. Она способна на что угодно, лишь бы меня удержать. Мне уже надоело.
Он притянул меня к себе, и мы поцеловались. Это было как в тот вечер на маленькой площади. Мы как будто делали «своими» одно место в этом городе за другим. Все повторялось: его язык, его губы, его руки, обнимающие меня. Уж слишком все было восхитительно.
— Как она может говорить то, что не соответствует действительности?
— Она фантазерка. Она уже лет сто твердит мне про этот автофургон. Куда мы его поставим? Я хочу, чтобы мы с тобой провели весь этот день вместе. Сегодня у меня нет репетиций.
— Мы можем, если хочешь, здесь чем-нибудь перекусить, а потом немного погулять. После мы могли бы пойти в кино.
С того места, где мы сидели, вдалеке были видны здания на площади Испании. Они чем-то напоминали окаменелые остатки каких-то древних существ.
— А почему бы нам не пойти к тебе домой, в твою комнату? — спросил Матео, прислонившись своей головой к моей, своими волосами к моим.
— Там сейчас мой брат, — ответила я, думая при этом, что очень хорошо, что Анхель сейчас в Аликанте.
— Мы можем закрыться изнутри.
Я поднялась с камня, чувствуя, как его неровности впечатались мне в ягодицы.
— Мне хотелось бы, мне очень хотелось бы посидеть там с тобой, но дверь моей комнаты не запирается.
— Это ты из-за Патрисии.
Я сказала ему, что нет, не из-за нее, и мы начали спорить. Я попросила его отвезти меня домой: начинался дождь.
Я пожалела о том, что не позволила Матео затащить меня в постель, едва только увидела, как он поехал прочь на своем мотоцикле и края его плаща приподнялись от встречного ветра. Начался дождь, и Матео быстро исчез из моего поля зрения. Я жалела об этом, когда бегала в парке, когда открывала калитку и входную дверь, когда доставала белье из стиральной машины и развешивала его сушиться. Почему я сказала «нет»? Почему я не позволила себе воспользоваться подвернувшейся возможностью?
Я снова и снова с тоской вспоминала о том, какой безгранично счастливой чувствовала себя рядом с Матео. Он понравился мне намного больше всех тех мальчиков, которые когда-либо нравились мне еще со времен детского сада.
