Юлия Терехова - Хроника смертельного лета
– Так и будешь молчать? – не выдержал он, грохнув кофейной чашкой о блюдце и закуривая сигарету.
– Давай поговорим, – отозвалась Катрин, дернув бровью, – если тебе есть что мне сказать.
Она откинулась на спинку стула, в ожидании глядя на него. Кое-как подколотые длинные волосы то и дело падали ей на лоб, и она в раздражении поправляла их, поднимая тонкие руки так женственно, что от тоски по ней у Орлова заныло под ложечкой. Нет, нельзя вкладывать в эти руки оружие против себя – она вонзит врученный ей стилет прямо ему в сердце, не колеблясь ни мгновения.
– И чего ты ждешь? – усмехнулся Орлов. – Моих извинений? Зачем они тебе?
– Да и припозднился ты с ними, – с горечью кивнула она.
Вновь повисло гнетущая тишина. Он видел, что Катрин все же ждет от него каких-то слов, а он не мог эти слова из себя выдавить… Нет, нельзя.
– Ладно, – вымученно начал он, – я скажу. Помнишь, у Тохи…
– Что именно я должна помнить? – спросила она сухо. – Ты наговорил и сделал тогда массу приятных вещей, из тех, которые не забываются.
– Я говорил, что не знаю, люблю ли я тебя… Это неправда. Это не так.
– Неправда? – подняла она бровь. Его всегда интриговала ее способность поднимать именно одну бровь. Как это у нее получается?
– Неправда, – подтвердил он почти через силу. – Я люблю тебя. И всегда любил. А то, что я совершил в ту ночь… – он запнулся.
– Любишь, значит. Тебе понадобилось посидеть на нарах, чтобы это понять? – сарказм был неуместен, и Катрин осознала это, но поздно – опасные слова уже сорвались с языка. Лезвие сверкнуло, и металл мягко вошел в то нежное, что трепетало и билось в напрасной, истрепанной надежде. Орлов с неприязнью посмотрел на нее.
– Представь себе, понадобилось… – пронзительная обида подступила к горлу и, не будь он молодым здоровым мужиком, то наверно, заплакал бы. Но он перед ней не унизится.
– Мне понадобилось пять суток посидеть именно там, чтобы понять, что я тебя люблю – бессердечную стерву! – выпалил он. – Я сам себя за это презираю. Все мои проблемы – из-за тебя!
Катрин побелела.
– Почему бы тебе не ударить меня еще раз? – она говорила тихо, но ее голос был страшен. – Может, тебе станет легче после этого? Выплесни на меня все свои рефлексии, трус! Мне не привыкать! – Катрин захлестнула ярость, и, не помня себя, она схватила стоящую на столе кофейную чашку и запустила ею в Орлова, попав ему прямо в лоб. Чашка упала на пол и разбилась. Облитый остатками кофе, вытирая выступившую из рассеченного лба кровь, Орлов медленно поднялся.
Он действительно ее ударил. Это оказалось так легко – размахнуться и хлестнуть по лицу, гораздо проще, чем в прошлый раз. Орлов ударил ее с такой силой, что у него нестерпимо заныла ладонь.
Катрин ахнула и отшатнулась. Она потеряла дар речи на пару секунд, а затем расхохоталась. Она смеялась таким жутким смехом, что он испугался.
Схватив Катрин в охапку, Орлов прижал ее, продолжавшую содрогаться в конвульсиях истерики, к себе. Когда она стала затихать, он приподнял ей голову и попытался поцеловать. Катрин резко отвернула от него лицо. А когда он попытался расстегнуть ее рубашку, заправленную в джинсы, оттолкнула его. С трудом переводя дыхание, вытирая тыльной стороной ладони рот, она твердо произнесла: «Убирайся!».
…Не поняв мелькнувшей в глазах Орлова злобы, Олечка взяла его под руку.
– Ну и долго мы будем здесь стоять, посреди улицы? – кокетливо спросила она.
– Что ты предлагаешь? – Орлов взирал на нее не без удовольствия, такую веселую и красивую. – Можем посидеть в ресторане…
– Фи! – перебила его Олечка. – Ресторан не место для встречи старых друзей. Если у тебя нет возражений…
– Возражений нет, – быстро ответил Орлов.
– И если у тебя не напряженно со временем…
– И времени у меня вагон, – не без иронии кивнул он.
– Тогда я приглашаю тебя в гости, – вскинула она на него внезапно потемневший взгляд. – Ты как?
Он не колебался ни мгновения: возможно, Олечка – именно то, что ему сейчас нужно. Красивая женщина, ни к чему не обязывающий секс – почему бы и нет?
– Буду рад. Только не мешало бы отметить нашу встречу… Что желаешь? – спросил он, прижимая ее к себе. – Шампанского?
– Ты помнишь, что я люблю? – Олечка чуть отстранилась и внимательно посмотрела на бывшего возлюбленного. Он улыбался, глядя в ее зеленые глаза. – Брют, – неожиданно робко произнесла она.
– Я помню, – усмехнулся он. На самом деле, он не помнил – хорошо, она сама сказала.
– Я подожду тебя в машине, – кивнула Олечка в сторону спортивного Мерседеса, стоящего у края тротуара на платной стоянке. – Давай быстрее.
…Они ворвались в ее квартиру, торопливо опрокинули по бокалу Moёt, и он овладел ею, не дойдя до кровати, на полу, не раздевшись сам и не раздев ее. Олечка, потрясенная его пылом, не заметила, как отлетали пуговицы с ее дорогущего костюма…
…Орлов пришел в себя за полночь. На постели, до которой они в результате все-таки добрались, рядом с ним спала женщина. Он не сразу понял, что это не Катрин. Олечка… Пропади все пропадом. Что он здесь делает? Три бутылки из-под шампанского валялись на полу, и голова болела адски. Он сел на кровати и понял, что до сих пор пьян. Впервые в жизни нажрался брютом, позор. Олечка тоже открыла глаза и повернулась к нему.
– Милый, ты не спишь?
– Нет, – его покоробило от слова «милый». – Мне пора.
– Не уходи, – она погладила его ладонь. – Уже так поздно. Останься до утра. Ты еще не протрезвел, как ты поедешь?
– Возьму такси, – сказал он, отнимая у нее руку и вставая с кровати.
– Как хочешь… – в ее голосе не звучало обиды. – Все равно это было замечательно. Если б не одна деталь…
– Какая деталь? – обернулся к ней Орлов, застегивая джинсы.
– Меня зовут Ольга, мой милый, Ольга, а не Катрин, – она безмятежно улыбалась.
Орлов сглотнул ком в горле.
– Я назвал тебя Катрин? – с омерзением к самому себе спросил он.
– Не назвал, а на-зы-вал, – отчеканила она. – Послушай меня, Андрей. Не скажу, что мне это приятно. Но теперь мне плевать. Секс действительно хорош. Ты с возрастом стал лучше в постели – мужественнее, мощнее. Ты все еще ее любишь?
– Нет, – его голос не дрогнул.
– Да, – она рассмеялась. – Она тебя обидела? Наставила тебе рога?
– Хватит! – Орлову не терпелось поскорее убраться отсюда. Ему была неприятна Олечка, и он сам себе был противен. Ему мучительно хотелось к Катрин, но и помыслить было невозможно вновь отправиться к ней на поклон. Особенно теперь.
– Я позвоню тебе, – сказал он вяло.
– Не стоит, – усмехнулась Олечка. – Никогда не давай обещаний, которые не собираешься выполнять.
«Если не поймаю такси, пойду пешком, – подумал Орлов, захлопывая за собой дверь, – хотя и идти придется всю ночь».
Олечка заперла за ним. Накинув шелковый пеньюар, она прошла в гостиную и, забравшись в кресло с ногами, закурила. Господи, да что же это! Как она молила Бога об этой встрече! Как она тосковала все прошедшие годы о первой любви, о том, кто бросил ее тогда, давно – жестоко и без раздумий. Вышла замуж, чтобы забыть его – идиотка! И вот сегодня, получив шанс, она его упустила! Позволила ему уйти – теперь навсегда… Он все еще сохнет по Катрин, будь она проклята! Пятнадцать лет назад она была самонадеянно уверена в себе и в его чувствах к ней. Если б она только могла представить, чем кончится поездка на ту полуразвалившуюся дачу!
Закурив вторую сигарету, Олечка подошла к бару, налила и махнула залпом полстакана коньяку. Коньяк плавно улегся на выпитое ранее шампанское. Она опять закурила. Ей хотелось плакать, как тогда, в юности, но она запретила себе плакать по нему еще в больнице. И она не плакала – ее глаза были сухи. Плакало ее сердце, заливаясь теми слезами, что невозможно иссушить.
Звонок в дверь показался ей совершенно потусторонним звуком. Она была совершенно уверена, что Орлов не вернется, и поэтому даже и не ждала. Ткнув сигарету в пепельницу, она метнулась к двери, распахнула ее и застыла, с удивлением всматриваясь в стоящего перед ней, не веря глазам.
– Ты?!..
24 июня 2010 года, Москва, 30°C
– Мам, я – гулять! – крикнула из коридора Вера, и Вероника услышала стук захлопнувшейся за старшей дочерью двери. Она со вздохом постаралась приглушить острую тревогу, начинавшую точить ее каждый раз, когда девочка уходила из дома. Она знала компанию дочки – это были одноклассники, дети из благополучных семей. Но что понимать под благополучием?
У многих из них водились деньги, и именно это беспокоило Веронику Муфтяк, в девичестве – Смолину. Она все время помнила о младшем брате Юре, и не существовало напасти, пугавшей ее больше, чем наркотики. Пока Вера хорошо училась, была организованной и послушной, но кто знает, откуда может подкрасться беда…
Вероника заглянула в комнату, где лежал парализованный отец. Он, казалось, спал. Привычным жестом она проверила под ним простыню и с удовлетворением отметила, что она сухая. Скоро он проснется, и главное – не пропустить момент, когда ему понадобится опорожнить мочевой пузырь, иначе придется менять постель, а ей одной, без помощи Веры, его не поднять. Впрочем, неприятность может случиться с ним и во сне.
