Ольга Тарасевич - Смертельный аромат № 5
К гробу приблизился батюшка, в черной рясе, с окладистой бородой, и наклонился к Катиной маме. Она, вздохнув, промокнула глаза и кивнула.
Священник начал читать молитву, и каждое ее слово, не всегда понятное, на старославянском, отдавалось в сердце Вронской мучительной болью. Чтобы не разрыдаться, она смотрела на алтарь, разглядывала иконы в золотистых окладах. Лики святых не приносили обычного успокоения. В огромных миндалевидных глазах, выгнутых ниточках бровей, аккуратных ртах и маленьких руках – в каждой черточке упрек, немой укор, обвинение.
«Господи, прости меня, – подумала Вронская и перекрестилась. – Я знаю, что все, что происходит в нашей жизни, – это твоя воля. Даже если понять ее нам невозможно. Дай сил Катиным родственникам, чтобы все это пережить. Дай им смирения, и если боль – то чтобы можно было вытерпеть, пронести свой крест. И если нужно, чтобы во всем этом разобрались, – помоги мне. Мне кажется, нужно. Разобраться и все выяснить. Убили Катю. Ее не рожденных детей. Ее счастье, спокойную, не одинокую старость матери. Помоги мне, Господи, и прости все грехи мои, чтобы можно было стать лучше, аминь…»
После окончания молитвы из гроба стали доставать цветы, и Лика с удивлением заметила среди людей, захвативших охапки белых роз, оперативника Марата Кудряшова. Почувствовав направленный на него взгляд, он кивнул Вронской, потом указал на временный невысокий крестик:
– Давай, возьми. Я сам хотел. У меня рук не хватает. Ну да он не тяжелый.
Смахнув слезы, Лика подхватила кладбищенский крест и повернулась к Ирине, прижимающей к груди огромную Катину фотографию с траурной лентой наискосок:
– Подожди меня на улице. Я сейчас подгоню машину.
– А, может, на моей поедем? Все-таки она больше.
– Нет. Мне надо кое-что тебе показать. – И, не удержавшись, Лика добавила: – Я в шоке! Почему из агентства никто, кроме тебя, не пришел? Это же позор!
Ира слабо пожала плечами. Прямых указаний она не давала, так как была уверена: все – взрослые люди, понимают, как надо вести себя в таких ситуациях. А вышло, что не понимают. Никому нет никакого дела. Баба с возу – получается, кобыле легче. Многих сегодня вызвали в прокуратуру. Но не всех, разумеется.
Подъехав к церкви, Лика аккуратно разместила крест на заднем сиденье, а фотографию положила в багажник. Если придется резко тормозить – уж в багажнике-то стекло, закрывающее портрет, точно не разобьется.
– Держи, – она вручила Ире Сухановой смятую «Экспресс-газету» и села на водительское сиденье. – Тот отъезжающий автобус, синяя полоска на белом кузове, – наш?
Ирина не ответила. Ее глаза быстро скользили по строчкам.
Заметив, что подруга закончила чтение, Лика поинтересовалась:
– Ну что, дорогая, теперь тебе все ясно?
В глазах Иры отразилось такое искреннее недоумение, что раздраженная Вронская забыла мигнуть «поворотником» при перестроении.
– Откуда журналисты обо всем узнали? – удивилась Ирина. – Ты все знала, но я тебе верю. Может, проболталась случайно ненадежному человеку?
– О господи, святая простота! Я – проболталась?! Ирка, да у меня папа чекист в отставке. Дети таких родителей научены держать язык за зубами. Хотя папка никогда не утверждал, что кругом враги, а болтун – находка для шпиона. Я случайно никому ничего разболтать не могу. Только совершенно сознательно!
– Кукусики ! Тогда зачем ты это сделала? – ледяным голосом поинтересовалась Ирина.
– Я?! Ира, окстись, солнце ты мое незаходящее! Тебя сдал Платов! Со всеми потрохами. Только он, и никто другой!
– Да брось ты! Если тебе Дима не нравится – это еще не повод на него наговаривать. В этой ситуации, когда мне требовалась помощь, он вел себя очень прилично. Дело не в том, что он – отец Лерки. У Платова полно недостатков, но это уже слишком даже для него. Я верю, что он просто не мог так со мной поступить. Да и зачем? Можешь объяснить?
– Конечно, – заявила Лика и принялась с жаром озвучивать итоги своих умозаключений.
То, что информацию журналисту «сливал» Платов, – прослеживается четко. Его агентство в колонке не упоминается вообще. Почему? А негативный контекст. Был бы умнее – для маскировки попросил бы урода Всезнайкина хотя бы указать, что в Париж приезжали представители двух московских агентств. Но – струсил, не захотел рисковать, не посчитал нужным отвести от себя подозрения. Ирину Платов в грош не ставит. Ему по барабану – догадается она, «откуда ноги растут», не догадается. Он ее утопил. А сам благополучно остался в стороне. Все-таки «Экспресс-газета» – издание популярное, тираж высокий. И упоминать свое агентство в связке с «черным» конкурентом с точки зрения пиар-технологий действительно лучше не стоит.
– Лика! Сколько можно тебе объяснять, – гневно перебила Вронскую Ира. – Платов – профессионал. И он не мог не понимать: если правда про Весту выплывет наружу, как только Эмилия обо всем узнает, она откажется работать не только со мной, но и с ним. С ним тоже, это ты понимаешь?! Потому что Эмилия смотрела моделей двух агентств, и мы вместе получили приглашение в Париж. Такие подробности при заключении контрактов высокого уровня не скроешь. И уже тем более Диме не было резона убивать Катю. Ее отравили. Ты подумай, за ужином, что ли, Дима ей в минералку отраву подсыпал? Ты же помнишь, какая там куча людей была. Вручил ей яд, сказав, что это какие-нибудь витамины? Так Катя и побежала есть таблетки пригоршнями! Ага, так и разогналась. Я, честно говоря, вообще уже начинаю думать, что она какие-то левые препараты для похудения купила. Мама вот ее рассказывала: Катя неделями одним салатом питалась. Что поделаешь, модельные стандарты жестоки.
Ехавший по соседней полосе «БМВ» оправдал наихудшие Ликины подозрения. Мало того что неожиданно метнулся в ее ряд, так еще и начал сбрасывать скорость. Благополучно миновав столкновения с чужим бампером, Вронская вытерла лоб ладонью и продолжила:
– Ира, ты не права знаешь в чем? В том, что связываешь поведение Платова и контракт с Chanel. Я ведь действительно все видела своими собственными глазами. Эмилия бы выбрала Катю. В ней чувствовался стиль, сдержанное очарование, магнетизм. Вероника из агентства Платова – безусловная красавица. Может, она даже ярче, чем Катя, но в ней не было какого-то внутреннего благородства, достоинства, шарма. Я ничего не понимаю в вашей работе. Но даже мне стало очевидно: Катя получит работу, и никто другой. И Франсуа в этом не сомневался. И Платов – он же не слепой. Не будем обсуждать его профессионализм, судя по тому, что я про него сегодня узнала, он мерзавец, а я считаю, что мерзавец не может быть профессионалом. Профессионал, с моей точки зрения, – это тот, кто работает прежде всего для людей. Думает о других, заботится. Твой Дима – это другой случай. Но дело не в этом!
– А в чем тогда?
– Да он понимал, что контракт его агентству не светит. Может, и раньше были ситуации, когда ты его обскакивала.
– Были. И что с того? Я – лидер рынка. Платов – не единственный, кто мне проигрывает по количеству заключенных контрактов, по престижности клиентов!
– Может быть! Но он – тот человек, которого такая ситуация не устраивает! После того как контракт сорвался, он заказал этот пасквиль по одной простой причине. Его душит жаба! Вот статья вышла. Ты теперь будешь отмываться от всей этой грязи. А куда пойдет заказчик? К Платову! И это при условии, что он не причастен к смерти твоих девчонок!
Помолчав, Ира отчасти согласилась с подругой:
– Знаешь, в твоих рассуждениях есть логика. Как математик – признаю. Но не все в этой жизни определяется логикой. И потом, ты вспомни. Был ведь еще бандит, который пытался порезать Катю. А Ник напомнил об этом полиции, и ему сказали – ничего похожего в Париже не происходило. И это тоже снимает подозрения с Дмитрия.
Лика вела машину и вяло поддакивала Ирине. Конечно, Платов – порядочный мужик. Ангел. Только крылышек не хватает. Разумеется, он не имеет никакого отношения к появлению мерзкой статейки. И уж конечно, Ире не стоит завтра говорить об этом в прокуратуре. Так будет лучше. Она сходит к Ковалеву на допрос, но про все эти Ликины подозрения ни слова. Хватит уж того, что сама Ирина не работает, по допросам бегает. Зачем еще невиновного человека в эту историю впутывать…
Лика кивала, а про себя думала: «Ничего, рабочий день в прокуратуре ненормированный. Вот похороним, помянем – и вперед к Тимофею Аркадьевичу. На Ирку рассчитывать смысла нет. Башка у нее совершенно не варит. А потом сама еще спасибо скажет. Какие же мы, женщины, слепые, когда влюблены!»
4
– Наконец-то, – обрадованно пробормотал Тимофей Аркадьевич Ковалев, услышав, как эксперт Бюро судебно-медицинских экспертиз Федор Борисович Зайченко снимает трубку. – Здравствуй, дорогой. Где пропадал?
