Алан Брэдли - Я вещаю из гробницы
— О, ты наверняка обратила внимание, — сказала Фели. — Эти две старые гарпии, мисс Мун и мисс Танти, чистят перышки и прихорашиваются, сцепившись над могилой бедного мистера Колликута. Это все равно что наблюдать за бегами колесниц в Древнем Риме.
— А репутация! — подхватила я, стремясь присоединиться к игре. — «Встречный пожар» и «Вечер в Мальден-Фенвике».
— «Ревность», — добавила Фели, и на миг я призадумалась, почему так редко разговариваю со своей сестрой.
Но наше веселье быстро улеглось, как часто бывает, когда оно наигранное, и мы остались в неловком молчании.
— Почему мисс Танти выкрикнула: «Прости меня, Господи», когда увидела кровь?
— Потому что ей надо быть центром внимания, даже когда святой кровоточит.
— Она призналась мне, что это был спектакль, — сказала я, умалчивая о том, что услышала это позже в доме мисс Танти. — Она мнит себя детективом и хочет участвовать в этом деле, возможно даже, что ее тоже можно подозревать в убийстве.
— Убийстве?! — фыркнула Фели. — Я тебя умоляю! Она и слона не разглядит, чтоб его убить, даже если тот будет стоять прямо перед ее носом. А уж что касается детективных расследований, так эта женщина не в состоянии найти собственный зад в юбке.
— Но все равно да благословит ее Господь, — сказала я. Это формула, которую мы используем, когда заходим слишком далеко.
— Но все равно да благословит ее Господь, — эхом отозвалась Фели, правда, довольно кисло.
— И остается мисс Мун, — ловко ввернула я.
— С чего бы мисс Мун убивать мистера Колликута? — спросила Фели. — Она в нем души не чаяла. Носила ему полные сумки омерзительных морских ирисок собственного приготовления. Даже взяла на себя стирку его стихарей и носовых платков.
— Правда? — переспросила я, сразу же вспоминая белые рюши, торчавшие из-под противогаза.
— Конечно, — ответила Фели. — Миссис Баттл всегда считала недопустимым стирать одежду своих постояльцев.
Эти слова натолкнули меня на мысль.
— Твои уши уже достаточно длинные, чтобы проникать в жизнь каждого хориста, — сказала я с усмешкой. — Из тебя получится прекрасный органист, Фели.
— Да, я на это рассчитываю, — отозвалась она. И, указывая на перемазанный сажей сверток на полу, добавила: — А теперь приберись тут, пока я не сказала отцу.
Пансион миссис Баттл, старинная постройка из покоробившихся, истрепанных погодой досок с отслаивающейся краской, располагался посреди изрезанного рытвинами двора в южной части дороги на полпути между Святым Танкредом и «Тринадцатью селезнями». В прежние времена это была пивная «Адам и Ева», и ее название и слова «Эль и стаут» до сих пор поблекшими буквами виднелись над дверью. Все здание посередине прогнулось, словно змея, и казалось отсыревшим.
Я постучала и подождала.
Ничего не произошло, и я снова постучала.
Опять ничего.
Возможно, прикинула я, как и в лавке мясника в Незер-Уолси, хозяева в огороде.
Я прогулялась за здание с таким видом, будто я неторопливый заблудившийся турист.
Территория позади дома напоминала археологические раскопки: кучи песка, будто гигантские изгороди, ощетинившиеся лопатами. Повсюду виднелись неопрятные горы досок и пакеты с цементом. Везде торчали сломанные камни, как будто их разбросал в приступе гнева ребенок-великан.
Обиталище каменщика Джорджа Баттла.
Я заглянула в темный сарай, стоявший с краю. Еще больше цемента, деревянная коробка с мастерками, старомодная парта с бухгалтерскими книгами и чернильницами, ряд колышков, на которых висела разнообразная черная резиновая непромокаемая одежда, электрический звонок и эмалированный чайник, и еще в углу ковер, которым, должно быть, когда-то укрывали давно умершую собаку.
Нет смысла изучать здесь все слишком подробно, — подумала я. — Вдруг кто-то наблюдает из дома.
Я сунула руки в карманы кардигана, взглянула на небо, как будто интересуясь погодой, и, насвистывая, продефилировала к парадному входу.
Постучала… снова постучала. Целый залп стуков.
После того, что показалось мне часом, послышались приближающиеся к двери тяжелые шаги, и в боковом окошке отдернули кружевную занавеску.
Выглянул и исчез глаз.
После еще одной мучительно долгой паузы дверная ручка медленно повернулась на несколько градусов и дверь распахнулась внутрь, открывая длинный темный туннель, ведущий почти в бесконечность и заканчивающийся крошечным клочком света где-то в задней части дома.
— Ну?
Голос раздался откуда-то из сумрака.
— Миссис Баттл? — уточнила я. — Я Флавия де Люс из Букшоу. Могу я войти?
Просите и обрящете, как меня учили, но это не сработало. Обычному человеку трудно отказать в такой прямой просьбе, но миссис Баттл явно не была обычным человеком.
— Зачем? — спросила она.
— Это насчет мистера Колликута, — ответила я. — На самом деле вопрос довольно личный. Я бы предпочла обсудить его в доме, где нас не могут подслушать.
Шаг второй: намекни, что твое послание одновременно тайное и пикантное.
— Ну… — нерешительно протянула она.
— Я не хочу, чтобы меня кто-нибудь здесь видел, — сказала я, понижая голос и оглядываясь как будто в поиске подслушивающих.
— Входи, — скомандовала она, и мясистая рука из теней за дверью поманила меня в сумрак.
После яркого света улицы моим глазам потребовалось несколько секунд, чтобы адаптироваться к темноте, но когда я приспособилась, то обнаружила себя лицом к лицу с хозяйкой дома. Или по меньшей мере наполовину лицом к лицу. Вторая половина все еще скрывалась в тенях за дверью.
Хотя время от времени мы встречались с миссис Баттл в деревне, но вблизи я никогда ее не видела и с ней не разговаривала. В действительности она выглядела больше, чем я припоминала, и была более краснолицей.
— Ну?
— На самом деле… — начала я, повторяя те же слова, что и раньше.
Слова «на самом деле», как и их родственники «откровенно говоря», должны сами по себе быть для людей знаком, что сейчас последует откровенная ложь, но почему-то это не так.
— На самом деле… — повторила я, — дело в моей сестре Фели. Офелии, имею в виду.
— Да?
Глаз в сумраке слегка расширился. Ага, отлично. Пока я ехала в деревню из Букшоу, я мысленно отрепетировала весь разговор.
Я переступила с ноги на ногу, бросая неловкие взгляды на темный коридор, как будто опасалась, что меня услышат.
— Она… она собирается замуж, видите ли… а кое-какие письма…
Однажды Даффи читала нам французский роман, где весь сюжет строился вокруг писем.
Я задержала дыхание и напряглась, чтобы заставить свое лицо покраснеть, хотя мои усилия наверняка пропали втуне в темноте.
— Мистер Колликут… — начала я объяснять.
— Письма, да? — сказала миссис Баттл. — Ясно. И ты хочешь их вернуть.
Опля!
Я закусила губу и кивнула.
— Сестре.
Я опять кивнула, пытаясь изобразить отчаяние.
— Очень мило, — сказала она. — Очень трогательно. Должно быть, ты ее любишь.
Я смахнула воображаемую слезу и долго вытирала палец о юбку.
Это сработало.
— Не то чтобы от этого был толк, — продолжила она, махнув рукой в сторону темной лестницы. — Полиция там уже хорошенько покопалась.
— О нет! — воскликнула я. — Фели просто умрет.
Произнося эти слова, я почувствовала что-то странное.
Никто ведь просто не умирает.
Например, мистер Колликут встретил свою смерть в руках парочки убийц — теперь я в этом уверена, и его в противогазе протащили (или противогаз надели позже?) по церковному кладбищу к исхоженной могиле Кассандры Коттлстоун, потом по влажному земляному туннелю и затем бросили в склепе давно умершего святого.
Ничего простого в этом нет.
— Перевернули все вверх тормашками, инспектор Хьюитт и его люди. И даже не потрудились навести порядок. Вся комната была в таком состоянии…
— Просто кошмар, — ввернула я.
— Ты читаешь мои мысли, — сказала она. — Просто кошмар.
Я предоставила нам возможность помолчать пару минут, чтобы мы ощутили связь как сестры по несчастью.
— Надеюсь, теперь вам лучше, — заговорила я. — Мисс Танти сказала мне, что вы просто святая, что регулярно отвозите ее к врачу. У вас такое большое сердце, мисс Баттл.
— Да. Раз уж ты так говоришь, то, полагаю, так и есть.
Никто, даже святой Франциск Сальский,[44] последним словом которого было «Смирение», не мог бы отклонить комплимент вроде этого.
— В тот день я маялась мигренью, — продолжила она без всяких поощрений. — Мне ужасно не хотелось ее подводить, но Флорри, моя племянница, предложила отвезти ее, поскольку она должна была приступить к работе только после полудня.
