Наталья Солнцева - Кинжал Зигфрида
«Куда она пойдет? – успокаивал себя Михаил. – Денег я ей не оставил. Не из жадности, а чтобы сидела и ждала мужа. Если она за все эти годы, будучи совершенно свободной, никуда из Камки не уехала, значит, порвала с прошлым полностью и окончательно. Захотела бы – нашла бы в Шубинке почту, телефон. Рейсовый автобус там ходит каждый день. Что-то же держало ее в Камке? А теперь она и вовсе замужняя женщина, венчанная жена. Нет, никуда Таисия не денется – обещание дала!»
Эти мысли приносили временное облегчение. Проходил час, и они возвращались, как морской прилив. Беспокойство росло, и Михаил не знал, куда себя деть.
«Ты ничего о ней не знаешь, – нашептывало его второе „я“. – Только данные, указанные в паспорте: имя, фамилия, возраст. А они ничего о человеке не говорят. Приедешь, а женушки и след простыл. Где искать? У кого спрашивать?»
Михаил сжимал зубы, на скулах вздувались желваки. Сколько сил он потратил, завоевывая неприступную крепость… Ему бы наслаждаться лаврами победителя, а он изводит себя пустыми подозрениями. Его тоскливый взгляд блуждал по стенам, увешанным целебными травами, по выскобленным до янтарного блеска деревянным лавкам. Два ларя – побольше и поменьше – стояли в углу, один на другом…
В оконные стекла стучал дождь. Брехали собаки. Приблудные псы, которых подкармливали сестры и все временные жители деревни, заливались лаем по любому поводу. Когда лай стал громче, Михаил вскочил, потушил свечу, прильнул к окну и скорее ощутил, чем увидел: черная тень метнулась наискосок через двор к курятнику.
Он выскользнул наружу, крадучись преодолел расстояние от избы до сарая и затаился под хлипким навесом. В прорехи лились холодные дождевые струи, попадали за воротник. Закудахтали куры… Михаил одним прыжком ворвался в тесный сарайчик, бросился вперед, наугад нанес сокрушительный удар, попал – и какое-то тело грузно осело на загаженный куриным пометом пол.
Новгород
Тяжелая полукруглая арка входа в кремль открывала вид на центральную асфальтированную аллею. Мощные приземистые башни, увенчанные конусами крыш, и ровные зубцы стен придавали крепости суровую тяжеловесность.
Солнце садилось. Медные краски заката едва проступали сквозь плотную пелену облаков. Пустился мелкий дождь. Люди прятались под деревьями, а счастливые обладатели зонтов неторопливо прогуливались, наслаждаясь свежей прохладой. Промытые листья блестели, их зелень ярко выделялась на фоне темных туч. Музеи кремля работали до шести часов и уже закрылись. Только массивные двери Софийского собора оставались гостеприимно распахнутыми.
Таисия стояла между деревьев, ища глазами того, кто должен был за ней приехать. Для встречи она надела все черное: юбку, легкий свитер, повязанный на лоб платок. Благо Михаил, наскоро подбирая ей гардероб, учел ее пожелания. С непривычки ноги быстро устали от ходьбы в туфлях – она добиралась сюда пешком по набережной. Эти туфли они с Михаилом купили для венчания, их кремовый цвет вносил кричащую ноту в ее смиренный облик. Но других просто не было.
Темнело. С реки тянуло холодом, серая вода покрылась рябью от ветра. Таисия замерзла, ее била дрожь. Дождь усиливался. Прохожие ускоряли шаг, стараясь укрыться кто где мог – под навесами, в магазинчиках или кафе. Листва уже не задерживала капель, и они падали на платок и плечи молодой женщины.
Парень в военной форме, весь мокрый, свернул с дорожки под дерево, оказавшись рядом с ней. Он снял фуражку и пригладил волосы, бросив на Таисию быстрый внимательный взгляд.
– Ждем кого-то? – неуместно игривым тоном поинтересовался он.
Она молча кивнула.
Из-за черного платка и холщовой сумки на плече парень принял ее за сборщицу пожертвований.
– Ваш рабочий день закончился, – сказал он. – Много насобирали?
Таисия опять кивнула.
– У тебя обет молчания, что ли? – перешел на «ты» военный. – Язык проглотила?
Теперь она заметила, что он навеселе. В Камке ей приходилось видеть пьяных мужчин, особенно в охотничий сезон. Туристы тоже зачастую баловались спиртным.
Не желая вступать в разговор с развязным человеком, Таисия отступила от него на пару шагов. Дождевые капли посыпались чаще – если так пойдет и дальше, она промокнет.
– Ты же посинела вся, – не отставал парень. – Простудишься как пить дать. Где твое начальство? Ну, выручку ты куда сдаешь?
– К-какую выручку? – стуча зубами, вымолвила она.
Ей было не по себе. Шел дождь, сгущалась темнота, а тут еще выпивший незнакомец прицепился. А к ней так никто и не подошел. Сколько еще ждать?
– Который час? – спросила она.
– Восемь, – охотно ответил парень, посмотрев на часы. – Опаздывает твой кавалер?
Ему хотелось поговорить. Непогода, зубчатая стена старой крепости, мокрые деревья и эта барышня в черном задели в нем сентиментальную струнку. Он не обращал внимания на падающие сверху капли – его душа жаждала приключения.
Глядя на барышню, он засомневался, что имеет дело со сборщицей пожертвований. Кто же она? Для обычной попрошайки слишком прилично одета. Для обычной горожанки – слишком мрачно. Выражение ее лица, обрамленного черным платком, казалось трогательно-наивным, испуганным, уголки губ были горько опущены.
– Э-э! – как будто обрадовался военный. – Видишь, они не очень-то о тебе заботятся! – не имея в виду никого конкретно, заявил он. – Плюнь ты на эти деньги. Здоровье дороже!
– Какие д-деньги? У меня нет денег.
– Ты не бойся, я не грабитель, – захохотал он. – Мне твои гроши ни к чему. Тебя, дуру, жалко. Вымокнешь, воспаление легких подхватишь. Я сейчас такси поймаю, а ты тут постой…
– У меня нет денег, – повторила Таисия.
– Нет так нет. Я за тебя заплачу. Ты где живешь-то?
Он почувствовал себя ответственным за нее. Без него она пропадет – будет стоять здесь, под дождем, мокрая и несчастная, с дурацкой матерчатой сумкой на плече, пока не простудится.
– Ладно, потом скажешь. Только не уходи никуда, жди!
Она молчала, и он, оглядываясь и подбадривая ее улыбкой, побежал к дороге ловить машину. Там, где осталась Таисия, было темно. Чуть поодаль фонарь в бледном ореоле освещал блестящий от воды асфальт, лужи и косые полосы дождя.
Таисия не понимала, что происходит. Почему встреча не состоялась? Ее трясло от холода и отчаяния. Вдруг сзади раздался шорох – она пикнуть не успела, как перед глазами что-то мелькнуло, а в горло впилась удавка. Дыхание перехватило, ноги и руки стали ватными… Из последних сил она рванулась, захрипела… В глазах вспыхнули искры, и свет фонаря померк…
Таисия очнулась от хлестких ударов по щекам, со свистом втянула в себя воздух. Боль разрывала горло, спина была ледяной, как будто ее тело лежало в холодной воде. Она не могла пошевелиться, дождь лил ей в лицо, а сверху качалось размытое пятно, издавая гортанные звуки…
Она снова провалилась в блаженное беспамятство и снова вынырнула в кошмар боли и холода. Кто-то тряс ее, бил по щекам, приподнимал и с тревожными возгласами опускал на ледяное ложе. Она не ощущала ни рук, ни ног, только сотрясающий ее кашель и рези в горле. Страха еще не было, он появился, когда Таисия узнала склонившееся над ней лицо и закричала в ужасе. Вместо крика из ее синих губ вырвался слабый стон…
Кто-то говорил, но слов было не разобрать. Голоса то отдалялись, то приближались, сливаясь с шумом дождя. Голова стала непомерно огромной и тяжелой, онемевшей. Таисия силилась осознать, что с ней, и не могла. В мозгу медленно, с чудовищным скрежетом поворачивались какие-то шестерни, приводя в движение заглохший механизм. Потом наваливалась чернота.
В тот же момент другая Таисия, легкая и невесомая, наблюдала со стороны за непонятной картиной, не испытывая при этом ни боли, ни страха, ни холода. Дождь продолжал лить, странным образом не попадая на нее. Она с любопытством смотрела, как человек в военной форме, промокший насквозь, возился с распростертым на траве телом.
«Это мое тело? – с равнодушным недоумением подумала она. – Почему оно там, внизу? Как мне хорошо и как не хочется иметь с ним ничего общего. А что это блестит на безжизненной бледной руке? Обручальное кольцо? Откуда? Я же дала обет безбрачия…»
– В тот раз тебя заставили, – добродушно, без малейшего осуждения произнес старческий голос. – На сей раз ты не успела.
Это был Авксентий. Он смотрел на нее с умилением и любовью.
– Ты опрометчиво дала клятву сразу двум мужчинам, – добавил он. В его голосе появилось сочувствие. – Ты не можешь уйти сейчас.
Таисия собралась возразить, но преподобный уже исчез, растворился в дождевых струях. А она снова содрогнулась от боли…
Чьи-то руки оторвали ее от земли и понесли. Она лишилась чувств и пришла в себя в теплой тесноте автомобильного салона, с неловко подвернутой головой, с затекшими ногами. Пахло нашатырем…
Глава 24
Он опять покинул хозяина, в который уже раз. Он потерял счет времени, потерял счет рукам, которые гладили его, порочно наслаждаясь его красотой и совершенными линиями. Его искусство подобно удару молнии или стреле Эроса, которая впивается в сердце. Экстаз смерти сродни экстазу любви.
