Олег Рой - Галерея «Максим»
К Максимке Илья очень привязался, считал собственным сыном, постоянно возился с ним, удивляясь тому, как мальчик одновременно и очень похож, и очень не похож на своего отца. Помощь Ильи оказалась незаменима, ведь Лена, у которой никогда не было младших братьев и сестер, конечно, не умела ухаживать за детьми. Илья всему ее учил, показывал, как правильно держать младенца, как его купать, объяснял, что важно, а что нет – первое время Лена буквально с ума сходила от тревоги за Максика, стоило тому заплакать или чихнуть.
Через два года после Максима родилась Марья, которая стала своему брату одновременно и сестрой, и тетей. Впрочем, этот момент они решили от детей скрыть. Не нужно им знать такие вещи, особенно пока маленькие. Максимку Илья усыновил, по всем документам тот считался его ребенком. Дети знали, что у папы с мамой не первый брак, что у него был еще один сын, который погиб до их рождения, – и все.
Сейчас их семье уже десять лет. И они счастливы, кто бы что ни говорил. Лена чувствовала, что до сих пор любит Илью, хотя, конечно, бурные эмоции влюбленности давно ушли в прошлое. Теперь им просто хорошо вместе, спокойно… Хотя, конечно, что греха таить, прежней страсти иногда не хватает, хочется хотя бы еще хоть раз пережить что-то подобное. Ей хочется – не Илье. Ему ведь все-таки уже за пятьдесят, но она-то еще молода… Да и профессия актрисы накладывает свой отпечаток. Вокруг постоянно какие-то мужчины, поклонники, комплименты, подарки… Вон полковник милиции Руслан Сейфуллин, главный консультант сериала, в котором Лена снимается, он, похоже, просто голову от нее потерял, влюбился не на шутку. А ведь он красавец, настоящий мужчина, герой… И моложе Ильи. Нет, даже думать об этом не стоит!
– Просыпайся, просыпайся, пора! – ласково теребила мужа Лена.
Тот вздрогнул, открыл глаза и с каким-то даже испугом посмотрел на нее.
– Что, сон плохой приснился?
– Ага… – Илья потер глаза. – Действительно, плохой. Ф-фух, до сих пор в себя прийти не могу.
– А что тебе снилось? – Лена прижалась к мужу. – Расскажи. Ты же знаешь – если сон рассказать, то он не сбудется.
– Да чушь какая-то… – проговорил Илья, обнимая ее. – Вроде бы я в своей старой квартире, но это не совсем моя квартира, а одновременно и какая-то незнакомая дача. Я делаю там ремонт, сам крашу стены, точнее, даже не крашу, а рисую на них, как на холсте. И вдруг входит Максим…
– Который? – Сердце внимательно слушавшей Лены шевельнулось от нехорошего предчувствия.
– Старший. И, знаешь, выглядит он так, как будто ему не девятнадцать лет, а больше – подросший такой, возмужавший, волосы короткие… Входит и говорит: «Папа, ну зачем же ты отремонтировал мою комнату? Где я теперь буду жить?» Так и сказал: «Где я буду жить?» А я растерялся, говорю ему: «Максимка, но ты же умер!» А он отвечает: «Ну и что?» И смотрит так… Нехорошо. Тут ты меня и разбудила… Плохой сон, правда?
Ей тоже так показалось, предчувствие в душе росло, но она решила, что мужу этого демонстрировать не стоит. Илья такой мнительный…
– Да ладно, пустое! – улыбнулась Лена. – Мертвые снятся всего лишь к перемене погоды – может, весна придет, наконец. Опять же, сегодня среда, а вещие сны бывают только с четверга на пятницу… Так что не думай больше об этом, а лучше поднимайся. Насколько я помню, у тебя какая-то важная встреча с утра?
– Да, в десять, в «Балчуге», – вспомнил Илья. – Ты права, надо поторопиться… У тебя на сегодня какие планы, Аленушка?
Муж звал ее Аленушкой, так, как когда-то, в детстве, папа.
– Сегодня я дома.
– А съемки когда начинаются, я что-то подзабыл?
– На той неделе. Так что, думаю, ничто не помешает нам в субботу всем вместе выбраться в аквапарк. А то Марья мне уже все уши этим аквапарком прожужжала.
Однако за завтраком Илья снова вспомнил о своем странном сне.
– Вот не идет он у меня из головы – и все! – пожаловался он, размешивая свой любимый кофе.
– А вы в церковь сходите, свечку за упокой поставьте, – посоветовала хлопотавшая тут же Ксюша. – Когда покойник приснится, церковь – это первое дело.
– Да я, Ксюш, атеист, в церковь не хожу… – усмехнулся Илья.
– Ну и напрасно! – отчитала его домработница.
– Может, и напрасно, но так уж меня воспитали… Лучше на кладбище съезжу, у меня как раз будет время в середине дня.
Проводив мужа, Лена занялась домашними делами. Хотя материально их семья жила более чем благополучно – картины Ильи продавались очень дорого, да и сама Лена не так уж плохо зарабатывала на съемках в фильмах и сериалах, – она все равно не могла позволить себе переложить все бытовые заботы на прислугу, а самой только развлекаться. Лене нравилось вести хозяйство, она сама каждый день продумывала меню, следя за тем, чтобы дети питались и полезно, и вкусно, сама покупала им одежду, сама приводила в порядок свои и их вещи… Словом, дел хватало, но ее это вполне устраивало. Она никогда не любила светской жизни, не моталась по тусовкам, не стремилась во что бы то ни стало засветиться в СМИ, попасть на страницы глянца или в телепередачи и смеялась над теми, кто утверждал, что артистам без этого нельзя, их забудут. Ее, Елену Емельянову, никто не забывал. С тех пор как она шесть лет назад впервые снялась в сериале у известного режиссера, бывшего большим поклонником творчества Ильи, предложения стали поступать регулярно, одно за другим. Лена была актрисой разборчивой, принимала далеко не каждое из них, работала только в тех картинах, сценарий которых ей действительно нравился. И пусть она не мелькала на экране каждый божий день по двум-трем программам одновременно, как некоторые из ее коллег, «попавших в обойму», зато оставалось свободное время для семьи. А это было для нее самое главное.
Мурлыча себе под нос какую-то песенку, Лена застилала широченное супружеское ложе, как вдруг какой-то грохот за спиной заставил ее испуганно вздрогнуть. Она обернулась и увидела, что фотография Максима-старшего, висевшая на стене в черной рамке, почему-то вдруг сорвалась со своего места и, чиркнув уголком по обоям, свалилась на пол. С чего это вдруг?
Она подошла, подняла фото и напряженно вгляделась в лицо на снимке.
– Что это такое? – вполголоса спросила она. – Зачем ты это делаешь, зачем пугаешь меня и отца? Что хочешь этим сказать?
Ответа она, конечно, не получила. Максим молча глядел на нее из-под стекла, и Лене вдруг показалось, что у него изменился взгляд, что он смотрит на нее как-то тяжело, недобро и даже зловеще.
* * *День выдался морозный, словно на дворе не конец февраля, в общем-то уже преддверие весны, а январь или декабрь. Пока автомобиль лениво вез его по московским улицам, с которых дворники потихоньку убирали наросшие за зиму сугробы, Илья размышлял о странностях погоды. Вот вроде бы все говорят – глобальное потепление, глобальное потепление… Прошлые годы было действительно так, зимы стояли теплые и почти бесснежные. А в этом году с середины ноября, кажется, даже ни одной оттепели не было. Все морозы да снегопады. И потому зима особенно надоела. Как никогда хочется весны, солнца, тепла… Надо будет, когда у детей в школе начнутся весенние каникулы, обязательно выбраться куда-нибудь в теплые края погреться и покупаться, хоть на недельку. Главное, чтобы работа позволила. В этом вопросе у Ильи никогда не было полного спокойствия, даже несмотря на то, что он занимался галереей «Маx» вот уже десять лет. Но сначала он очень долго втягивался в работу, а только разобрался, что к чему, так грянул кризис, чуть не на два года выбив их из колеи. Надо отдать должное его помощнице Гуле – та отлично со всем справилась, они не разорились, как многие знакомые, не закрылись, не растеряли ни сотрудников, ни партнеров, ни клиентов. Однако были моменты, когда приходилось реально тяжело, и хотя сейчас все уже более или менее наладилось, Илья все равно не чувствовал себя уверенно. Все-таки его призвание творчество, а не бизнес. Вот Маринка – та просто прирожденный директор и управляющий. И ему до сих пор неловко, что с ней все так получилось…
Сначала-то у них все шло хорошо. Маринка с энтузиазмом встретила предложение Белозерского и быстро убедила Илью, который долго колебался, принять его. Тогда у него не было сомнений, что в галерее она станет его правой рукой и возьмет на себя всю организационную работу – а как же иначе? Только поэтому и согласился. Но Белозерский настоял еще на одной помощнице, «из своих», по имени Гуля, с азиатскими кровями, воистину бульдожьей хваткой и личным знакомством чуть не со всеми известными людьми Москвы, а может быть, и России. Некоторое время они работали втроем, но в какой-то момент Марина вдруг заявила, что отстраняется от дел.
– Нет, Емельянов, больше я в твое гнездышко (так она упорно именовала особняк с тех пор, как там появилась Лена) ни ногой! – выдала она в один прекрасный день совершенно ни с того ни с сего. – Как импресарио я тебе теперь не нужна, тебя Белозерский выкупил с потрохами. С галереей прекрасно справится твоя освобожденная женщина Востока. А я лучше к привычному делу вернусь, буду личным агентом у художников, а не министром-администратором при чужой собственности.
