Татьяна Полякова - Предчувствия ее не обманули
– Где дверь, знаешь? – повернулся к нему Ромка. – Двигай в том направлении, иначе выброшу тебя в окно.
– Выбросит, – кивнула Женька со вздохом, стукнула себя кулачком в грудь и завопила: – Это мой блондин, это я его охмуряю. Ну, неужели так трудно запомнить: Анфисе нравятся брюнеты, а он блондин. Выходит, он мой.
– Ты вообще молчи, – махнул рукой Ромка.
– Не могу я молчать, когда вижу несправедливость. Анфиса чиста и невинна, а ты ведешь себя, как неандерталец.
Тут Ромка взглянул на стол и рассвирепел окончательно:
– Где второй?
– В гостиной лежит, – ответила я.
– Отлично. Ты еще здесь? – спросил он Сергея.
– Да что происходит? – отлепившись от подоконника, промямлил тот.
– Муж у меня идиот, – пожала я плечами.
– Я в самом деле пойду, – кивнул сосед, с опаской обошел Романа Андреевича и скрылся в холле.
– Что ж ты моего жениха-то напугал? – всплеснула руками Женька. – Потом поедом будешь есть, что замуж не выхожу. Выйдешь с тобой замуж…
Роман ее уже не слушал и устремился в гостиную.
– И как ты его терпишь? – сочувственно вздохнула Женька. – Пойдем дядю Мишу спасать.
– Это что такое? – в некотором замешательстве спросил муж, разглядывая спящего.
– Это мой родственник. Почти что дядя. Хотя вроде уже и нет, раз они с теткой развелись. В окно его не надо. Спит себе человек, и пусть. Дом большой, ты вполне можешь орать в другой комнате, – заявила Женька.
– Ромочка, – ехидно сказала я, – если припадок у тебя закончился, выпей чаю.
– Покушаешь с дороги? – предложила Женька.
– Я видел, как он тебя обнимал, – нахмурился Роман.
– Не верь глазам своим, – буркнула подруга и добавила: – Отелло хренов. Анфиса, скажи, что тебе никто, кроме него, не нужен. Хотя я не понимаю, чего ты в нем нашла.
– Так что там с припадком? – осведомилась я.
Ромка сделал зверскую физиономию и пошел к столу, сел, но от еды наотрез отказался. Это меня обеспокоило: поесть он всегда любил.
– Ты вроде бы не собирался приезжать? – усмехнулась я.
– А ты и рада…
– Ничего подобного.
– Чуяло мое сердце, что-то тут нечисто. И точно. Соседка у них, с уборкой помогает… Оттого и торчите здесь неделю.
– Очень надо… – Тут Женька не удержалась и добавила: – У нас здесь, между прочим, труп. Ага. Вчера нашли.
Я послала ей взгляд, полный «благодарности», но было поздно. Лицо Ромки пошло пятнами.
– Труп? Да что это за наказание, стоит вам куда-то отправиться…
– И правда, Рома, – пожаловалась Женька. – Видно, у нас эта… карма такая. Мы уж и сами не рады.
– Какой труп? То есть чей?
– Возле нашего дома нашли, с той стороны забора. Говорят, шпана из Колыпина.
– Только этого не хватало.
– Вот-вот, и я того же мнения. А еще в доме привидение водится. Мы тебя чего ждали-то, совершенно невозможно обойтись без мужского плеча, пришлось у соседей ночевать.
Зря она соседей вспомнила.
– Десять минут на сборы! – рявкнул Ромка. Женька от его вопля вновь подпрыгнула.
– Ты хоть предупреждай…
– Время пошло! – вторично рявкнул он, но уже без прежнего эффекта.
– Никуда мы не поедем, – отрезала я. – А ты, пожалуйста, скатертью дорога.
– Ах, вот как?
Далее события развивались с бешеной скоростью и по не совсем привычному сценарию. Обычно в этом месте Ромка начинает понемногу приходить в себя, я спокойно объясняю ему, что он придурок, а он внимает и стыдится. Однако в этот раз он свирепел все больше, на соседе просто зациклился, не желая верить, что никаких объятий возле окна не было. Чертыхнувшись, я удалилась на второй этаж, Ромка побежал за мной, припомнил все наши расследования, мои отлучки из дома и вернулся к трупам, как будто я виновата, что они каким-то образом появляются. Кончилось все совершенно неожиданно.
– Я тебя под замок посажу! – взревел он.
В этот момент мы скандалили в кабинете Льва Кузьмича, он находился в самом конце коридора, дальше бежать уже было некуда, оттого я и решила там укрыться. Ромка распахнул дверь в спальню хозяина, убедился, что окна там нет, впихнул меня туда, достал из замка ключ, потом захлопнул дверь и запер ее с другой стороны кабинета.
– Посиди и подумай о своем поведении. В следующий раз будешь знать, как с посторонними мужиками обниматься.
– Идиот! – закричала я и немного попинала дверь ногой без всякого, впрочем, успеха.
– Господин полковник, – верещала с той стороны двери Женька. – У тебя что, совсем мозги отшибло? Кто ж так обращается с гордостью русской литературы?
– А ты молчи, не то тоже посажу под домашний арест.
– Ох, мама дорогая, до чего мужик дурак. Какой ты мне пример показываешь? Вот и выходи после этого замуж.
Дверь кабинета захлопнулась, и все стихло. Правда, минут через пять на первом этаже послышались голоса, но не очень громкие.
– Свинья, – сказала я, разглядывая запертую дверь. Спускать мужу такое безобразие я была не намерена, оттого первым делом заперла дверь на щеколду со своей стороны. Теперь, если он захочет войти, ему придется убедить меня открыть дверь. – Объявляю голодовку, – сказала я, очень жалея, что меня не слышат.
Прошлась по комнате, пытаясь успокоить нервы, но помещение было слишком мало, и вместо того, чтобы успокоиться, я еще больше разнервничалась. Прилегла на кровать и стала разглядывать потолок. Примерно через полчаса прибежала Женька.
– Анфиса, как ты там? – позвала она жалобно под дверью.
– Отвратительно. Женя, мужчинам доверять нельзя, ты слышишь? Даже самые лучшие из них идиоты с домостроевскими замашками.
– Да, семейная жизнь не сахар. Пойду посмотрю, что наш полковник делает, он куда-то из дома подался. Как бы Сергею ноги не переломал, или руки, что тоже не очень хорошо.
Женька удалилась, но вскоре опять вернулась.
– Анфиса, он забор чинит, дыру заделывает.
– Мне неинтересно.
– Ага. Я так ему и скажу.
Женька убежала, на сей раз она отсутствовала минут сорок.
– Воды попить попросил, – сообщила она. – Видать, отходит. Думаю, через полчасика у тебя появится.
– Пусть не торопится.
Муж появился через час, успев потрясти меня своей выдержкой.
– Анфиса! – позвал громко. – Он тебе нравится?
– Кто?
– Сосед.
– Очень, – ответила я.
– Я серьезно.
– Я тоже.
– Ты что, издеваешься? – рыкнул Ромка, я молчала, он потосковал немного и сказал: – Ладно, выходи, поговорим спокойно. – Ключ в замке повернулся, но дверь, само собой, не открылась. – Анфиса, – позвал Ромка с легким намеком на подхалимаж. – Ты заперлась, что ли? Ладно, я погорячился. Между прочим, меня чуть удар не хватил, когда я вас в окне увидел. Ничего себе картина…
– Отойди от моей двери, слушать твои глупости не желаю.
– Хороши глупости… А если б я на твоих глазах с какой-нибудь девицей обнимался?
– Что? – повысила я голос.
– Конечно, мне такое и в голову не придет, – поспешно заверил он. – Анфиса, давай мириться. Я ревнивый сукин сын, ну, что теперь? Выходи, а?
– Ни малейшего желания видеть твою физиономию у меня нет.
– Ах, вот как? Сейчас разнесу эту чертову дверь…
– Только попробуй, и я выйду отсюда, чтобы с тобой развестись. Имей в виду, я не шучу. На своей дурацкой работе двери вышибай.
– При чем здесь моя работа? – вздохнул он.
– Разговаривать с тобой я больше не буду. Посадил под замок, так дай посидеть спокойно.
– Ну… – рыкнул Ромка, однако ограничился только этим.
Он ушел, зато тут же прибежала подружка.
– Анфиса, может, ты выйдешь? Чего в самом деле там сидеть? Ромка уже прочувствовал. Физиономия у него совершенно несчастная, и вздыхает он так маетно. Хоть и дурак, но ведь родная душа, жалко его.
– Вот иди и жалей на здоровье. Его жалко, а меня нет?
– Анфиса, может, чайку попьешь? Я принесу.
– Ничего мне не надо. Я объявляю голодовку. Умру в твоем дурацком доме из-за изувера-мужа.
– Не надо. Может, я шарлотку испеку? Посидим на веранде…
– Хоть ты не доставай. И что за манера: взять и переметнуться в стан врага. Ты же моя подруга и просто обязана быть на моей стороне.
– Я на ней, – заверила Женька.
В общем, переговоры зашли в тупик. Я между тем нашла в тумбочке беруши, что сразу повысило мою сопротивляемость.
По большому счету Ромке следовало сказать спасибо, потому что именно благодаря его выходке… Но все по порядку. Поскучав еще немного, я решила зря время не тратить и взглянуть на книги, что находились в комнате. Подтащила стул к стеллажам и начала просматривать тома. На верхней полке выстроились богословские сочинения, изданные в конце девятнадцатого века, затем шли альманахи «Духовное чтение», «Епархиальный вестник» и прочее в том же духе.
Я потянулась за очередным томом, задела какую-то папку, она упала на пол, тесемки развязались, и из папки посыпались бумаги. Буркнув под нос ругательство, я спрыгнула со стула и принялась их собирать. Взгляд упал на один из листов, и я с интересом прочитала первый абзац. Речь в нем шла о некоем Фуксоне Якове Самуиловиче, которого приходской священник Добролюбов и его супруга взяли из сиротского приюта. Далее следовал краткий рассказ о том, как Яков Фуксон оказался в приюте в городе Колыпино, лишившись матери в возрасте трех лет. Добролюбов не раз приют навещал и проявил участие к судьбе ребенка. Я вспомнила надпись на кладбищенском кресте: бабка Патрикеевой носила фамилию Добролюбова.
