Аркадий Адамов - Злым ветром (Инспектор Лосев - 1)
Тут я вынужден прерваться. К окошечку подходит интересная молодая особа и, нагнувшись, говорит:
- Мама, я тебе принесла...
Но тут же растерянно умолкает. Ибо Вера Михаиловна бросает на нее весьма выразительный взгляд и при этом подчеркнуто безразличным тоном говорит:
- Хорошо, хорошо, Инночка. Оставь пока. Я же понимаю, тебе тяжело с такой покупкой идти еще и в продуктовый магазин. А Стасик все равно после работы зайдет ко мне. Я ему передам. Так каждый хороший мух должен поступать. Не правда ли?
Молодая женщина натянуто улыбается и, торопясь, передает Вере Михайловне довольно объемистый пакет.
- Спасибо, мама. До свидания. Спешу.
В первый момент я лишь рассеянно прислушиваюсь к их разговору, хотя реплика Веры Михайловны рассчитана целиком на меня. Я не сразу могу понять, чем привлекла меня внешность подошедшей женщины. И только спустя какое-то мгновение я наконец догадываюсь: на ней под расстегнутым модным пальто с очень красивым меховым воротничком надета прелестная голубенькая кофточка, как капля воды похожая на те, что были украдены у Николова.
Я забыл вам сказать, что одну из этих кофточек я решил показать Светке. Это было недели две назад. Увидев ее, Светка всплеснула руками.
- Ой, Витик, где ты достал эту прелесть? - воскликнула она. - Мама, посмотри, что Витик принес! Это, наверное, французская, да?
Она торопливо приложила кофточку к себе, потом кинулась смотреться в зеркало.
Словом, впечатление было сильнейшее. Мне даже стало неудобно перед Светкой за всю эту сцену. Но впечатление усилилось еще больше, когда я сообщил, что кофточка эта нашего производства. Светка сначала не поверила, потом отыскала метку фабрики и наконец заявила, что никогда ничего подобного в продаже не видела. Кофточка оказалась дефицитнейшей вещью, и мне было страшно неловко объяснять Светке, что в данном случае она выступает только в качестве эксперта.
И вот сейчас я снова вижу такую же кофточку на этой молодой особе. В обычное время я бы не придал никакого значения подобному факту, но сейчас случай особый.
Впрочем, мысли об этой кофточке отвлекают меня лишь на какое-то мгновение, после чего я уже довольно внимательно прислушиваюсь к происходящему разговору, и мне, конечно, бросается в глаза его натянутый и не очень естественный тон. Как и явное смущение обеих женщин, вызванное присутствием постороннего человека, то есть меня. Застигнутые врасплох, они не очень искусно разыгрывают передо мной этот спектакль.
Я также с интересом провожаю взглядом большой пакет, который Вера Михайловна довольно поспешно сует куда-то вниз, под свой стол. Когда молодая особа удаляется, я собираюсь было закончить свою в высшей степени многозначительную речь, но Вера Михайловна величественным жестом прерывает меня и, вздохнув, говорит:
- Можете не продолжать, молодой человек. Я и так все понимаю. Видимо, лучше признаться в малом грехе, чем вызвать подозрение в большом. Я буду с вами абсолютно откровенна. Абсолютно. И если вы захотите причинить мне неприятности по службе, то я их буду, конечно, иметь. Но только по службе. В жизни моей я не имела отношения к уголовным делам. Тут я щепетильна. Я даже свидетелем никогда не была. А вот по службе... Но вы, кажется, интеллигентный человек, вы сможете меня понять.
- Я вовсе не заинтересован причинять вам неприятности, - несколько туманно заверяю я.
- Правда? Я так и знала. А дело вот в чем, - Вера Михайловна вздыхает так томно, что, кажется, может разжалобить камень. - Этот мужчина произвел на меня впечатление. Его манеры, голос, наконец внешность - седые виски, английское пальто. К тому же он так на меня посмотрел. Я даже решила, что это Мессинг или кто-то вроде этого, - она слегка краснеет и нервно мнет в пепельнице недокуренную сигарету. - Словом, я решила, что должна ему помочь.
- Мне кажется, - с улыбкой замечаю я, - если быть уж абсолютно откровенным, материальные аргументы в наш век всегда сильнее мистических ощущений.
- Ах, есть разные натуры. Я всю жизнь страдаю из-за своего доверчивого характера, - она бросает на меня быстрый испытующий взгляд и, снова томно вздохнув, продолжает: - Хотя, не буду скрывать, он меня потом отблагодарил. Нет, нет, не подумайте дурно. Просто он дал мне возможность приобрести очень милые вещицы.
- В том числе кофточку, которая была на вашей дочери? - довольно прямолинейно спрашиваю я.
Вера Михайловна, на секунду смешавшись, кивает головой.
- Да, кофточку я тоже купила. Инночке она так к лицу.
Слово "купила" она заметно подчеркивает. Теперь я знаю все, что мне требуется. И на прощание говорю Вере Михайловне:
- Я думаю, в наших общих интересах сохранить пока между нами этот разговор.
- О да. Конечно.
По пути в отдел, в холодном и до предела набитом троллейбусе - часы "пик" уже начались - я перебираю в уме все детали состоявшейся беседы.
Итак, Николов дал взятку, обыкновенную вульгарную взятку, которая сработала безотказно. И манеры его, и внешность лишь гарантировали ей безопасность и выгодность этой операции. Только и всего. В том числе он преподнес Вере Михайловне и ту кофточку. Опять кофточка...
В этот момент троллейбус неожиданно тормозит, и пассажиры неудержимо валятся вперед, давя друг друга. Но вот равновесие восстанавливается, и мы едем дальше.
Однако мысли мои неожиданно приобретают совсем другой характер. Мне все начинает казаться подозрительным в недавнем разговоре. Неужели Николов действительно произвел на нее такое неотразимое впечатление? Я себе представляю, сколько приезжих пытались таким образом получить номер. Почему Вера Михайловна не устояла именно в этом случае? Такую крупную взятку предложил Николов? Но тогда она особенно рисковала, имея дело с совершенно незнакомым человеком. Тем более речь-то шла о "люксе", на который были официальные заявки. Нет, Вера Михайловна не легкомысленная девочка и первому встречному не доверится. Значит, Николов был не первый встречный...
Внезапно перед моими глазами всплывает пакет, который передала Вере Михайловне ее дочь, эта самая Инночка. Пакет был завязан вполне профессионально, но не так, как завязывают в магазине, а более основательно и солидно. Словом, и пакет мне начинает казаться тоже подозрительным. И к тому же смущение обеих женщин, особенно дочери... И вдруг я ясно ощущаю: Вера Михайловна мне налгала. Все налгала. И если так, то я, сообщив ей, что уголовный розыск интересуется Николовым, совершил серьезнейший промах. С этим чувством вины и каких-то неизбежных ее последствий я приезжаю к себе в отдел и захожу в кабинет Кузьмича. На столе у него замечаю знакомую папку с делом Николова.
Я подсаживаюсь к столу и рассказываю все от начала и до конца, со всеми подробностями, как обычно и требует Кузьмич. При этом я не скрываю своих подозрений и особенно опасений.
Когда я кончаю, Кузьмич некоторое время еще молчит, потом качает головой.
- Да, вполне возможно, что ты свалял дурака!
Он снова что-то обдумывает про себя и наконец решительно произносит:
- Вот что. В Пензу надо лететь немедленно, - и смотрит на часы. Сейчас ровно двадцать. Посмотри, когда ближайший рейс.
Я встаю и подхожу к стене, где висит расписание воздушных рейсов. Выясняется, что ближайший самолет вылетает через четыре часа.
У меня в запасе три часа, и я все должен успеть. Мысленно прикидываю время. Сейчас попрошу машину и через двадцать минут буду дома, полчаса на сборы и прощание, еще пятнадцать минут на дорогу к Светке, там я могу пробыть час, и тогда час пять минут останется на дорогу в аэропорт. Надо только суметь выдержать график.
Кузьмич разрешает мне взять машину. Она же потом доставит меня в аэропорт.
Первые этапы графика выдерживаются безукоризненно, тем более что дома я никого не застаю и прощание ограничивается короткой запиской. Свой большой дорожный портфель я складываю мгновенно, список необходимых вещей давно отработан. Я успеваю даже позвонить Светке и предупредить, что я сейчас приеду. По-моему, она даже не расслышала, что я уезжаю и что времени у меня совсем немного.
Дома у Светки я неожиданно застаю Аллу.
Светка здоровается со мной необычно сдержанно, и только ее плутовские, сияющие глаза убеждают меня, что эта сдержанность вынужденная. Ей, конечно, неловко перед Аллой, я понимаю. И потому сам здороваюсь со всеми одинаково ровно и как бы буднично.
У Аллы припухшие веки и еще влажные глаза, нос слегка покраснел. Она, конечно, только что плакала. Уголки красивого рта еще дрожат, и смотрит она на меня, как мне кажется, со скрытым упреком, будто я тоже перед ней в чем-то провинился. Словом, обстановка здесь невеселая, это ясно. Анна Михайловна шумно вздыхает и, с трудом поднявшись, удаляется в кухню.
- А ну вас, - говорит она - Давайте ужинать. Никакие переживания его не отменяют. Витик, ты пока отдохни Впрочем, разве с этими сумасшедшими девками отдохнешь?
