Марио Пьюзо - Сицилиец
— Так что вы скажете дону Кроче? — спросил Гильяно.
Аббат подумал мгновение.
— Я поговорю с доном. Я пользуюсь кое-каким влиянием на него. А затем посмотрим. Ну, так возьмешь сына в отряд?
— Да, даю слово, — сказал Гильяно. — Но если он предаст меня, ваши молитвы не успеют догнать его по пути в ад.
Стефан Андолини жил в мире, где почти никому не доверяют, и, вероятно, поэтому с годами его лицо превратилось в маску убийцы. Он понимал, что в ближайшие годы ему предстоит, словно акробату на трапеции, постоянно раскачиваться на проволоке смерти. Безопасного выбора не было. Но не было у него и иллюзий. Тури Гильяно был единственным человеком, который сумел внушить ему страх.
С того дня Стефан Андолини стал членом отряда Гильяно. И в последующие годы стал настолько известен своей кровожадностью и своей набожностью, что его прозвище Фра Дьяволо приобрело известность по всей Сицилии. Набожность его проявлялась в том, что он каждое воскресенье отправлялся к мессе. Обычно он шел в город Виллаба, где отец Беньямино был священником. И в исповедальне рассказывал ему об отряде Гильяно, чтобы он передал это дону Кроче. Но не о том, что Гильяно ему рассказывать не велел.
Книга III
Майкл Корлеоне
1950
Глава 16
«Фиат» проехал по окраинам Трапани и выбрался на дорогу вдоль пляжа. Майкл Корлеоне и Стефан Андолини остановились у самой большой виллы с тремя домиками в саду. Вокруг шла глухая стена с воротами только на стороне, обращенной к пляжу. Два охранника стояли у входа; за ними Майкл увидел широкоплечего толстяка, одетого не по-здешнему — в брюках, трикотажной рубашке с отложным воротничком и спортивной куртке. Майкл заметил, как расплылось в улыбке широкое лицо при виде их «фиата», остановившегося в ожидании, пока откроют ворота, и с изумлением понял, что перед ним — Питер Клеменца.
Клеменца был главным помощником отца Майкла Корлеоне в Америке. Что он тут делает?… А Клеменца был искренне рад встрече с Майклом. Он вытащил Майкла из крошечного «фиата» и чуть не раздавил его в своих медвежьих объятиях.
— До чего же здорово видеть тебя, Майк. Я давно хотел сказать тебе, как я тобой горжусь… Теперь все твои неприятности позади. Через неделю ты будешь среди своих — ну и праздник же мы устроим. Все ждут тебя, Майк.
Продолжая держать молодого человека в своих могучих объятиях, Клеменца внимательно разглядывал его… За время пребывания на Сицилии он возмужал, стал мужчиной… Вот теперь он уже мог занять в клане принадлежащее ему по праву место.
Майкл был рад видеть огромного толстяка, его широкое, словно вырубленное топором лицо. Он спросил про родных. Отец выкарабкался после того, как на него было совершено покушение, но со здоровьем у него все равно неважно. Клеменца сокрушенно покачал головой.
— Никому не пойдет на пользу, когда тебя продырявят, хоть ты потом и поправишься. Но в отца твоего не впервой стреляли. Он как бык — крепкий. Выкарабкается… Все так рады, что ты возвращаешься.
Стефан Андолини кивком поздоровался с Клеменцей — они явно уже встречались. И пожал на прощание руку Майклу: надо ехать назад, в Монтелепре.
— Какие бы слухи до тебя ни дошли, помни, — сказал он, — я всегда был верен Тури Гильяно и он полностью доверял мне. Если кто-то предаст его, это буду не я… Да и тебя я тоже никогда не предам.
Майкл верил ему.
— А ты не зайдешь, чтоб передохнуть, чего-нибудь съесть и выпить? — спросил он.
Стефан Андолини отрицательно покачал головой. Он сел в «фиат» и выехал из ворот, которые тотчас с лязгом захлопнулись за ним.
Клеменца повел Майкла по лужайке к главному дому. Вооруженные охранники дежурили на стенах и прогуливались по пляжу, держа под наблюдением подступы к вилле с моря. Там, в направлении далеких берегов Африки, вытянулась маленькая пристань. Возле нее стоял большой катер, на котором развевался итальянский флаг.
На вилле их встретили две старухи — обе в черных платках, сами черные от солнца, в черных платьях. Клеменца велел им принести в комнату Майкла вазу с фруктами.
Комната выходила на балкон, откуда открывался вид на голубое Средиземное море, которое словно расступалось, когда на него падал луч солнца. На горизонте, подпрыгивая на волнах, виднелись рыбачьи лодки с ярко-синими и красными парусами, похожими на цветные шары. На балконе стоял небольшой стол, накрытый толстой темной скатертью, и мужчины присели на расставленные вокруг стулья. Их ждали стеклянная колба с кофе-экспрессо и кувшин красного вина.
— У тебя усталый вид, — сказал Клеменца. — Поспи немного, а потом мы подробно поговорим обо всем.
— Да, поспать мне не мешает, — сказал Майкл. — Но сначала скажи, как там матушка — в порядке?
— В полном, — сказал Клеменца. — Ждет тебя домой…
— А как все же отец? — спросил Майкл. Клеменца рассмеялся неприятным смехом.
— В порядке. И Пять семейств очень скоро на себе это почувствуют. Он ждет не дождется, когда ты вернешься домой, Майк. У него на твой счет большие планы. Так что мы не можем подвести его. Поэтому не слишком беспокойся по поводу Гильяно: если он объявится, прихватим его с собой. Если же будет от нас бегать, пусть остается.
— Так отец велел?
— Каждый день в Тунис прилетает курьер, — сказал Клеменца, — и я езжу на катере говорить с ним. Такие приказания получил я вчера. Сначала было решено, что дон Кроче поможет нам, — так сказал твой отец, когда я уезжал из Штатов. Но ты знаешь, что произошло вчера в Палермо после того, как ты уехал? Кто-то пытался прикончить Кроче. Какие-то люди перелезли через стену сада и убили четырех его телохранителей. Но Кроче сумел удрать…
— Боже мой! — вырвалось у Майкла. Он вспомнил, какую дон Кроче расставил охрану вокруг отеля, когда они встречались. — Боюсь, это был наш друг Гильяно. Я надеюсь, вы с отцом знаете, что вы делаете. А я так устал, что даже думать ни о чем не могу.
Клеменца поднялся и дружески похлопал молодого человека по плечу.
— Поспи, Майк. Когда проснешься, я познакомлю тебя с моим братом. Великий человек — он в этом краю полный хозяин, так что не думай о Кроче.
Майкл разделся и лег в постель. Он не спал больше полутора суток, однако мозг его продолжал работать, не давая телу отдохнуть. Хотя было еще утро, он чувствовал, как палит солнце, несмотря на закрытые толстые деревянные ставни. В воздухе стоял душный запах цветов и лимонных деревьев. Майкл прокрутил в мозгу события последних дней. Как это Пишотте и Андолини удается так свободно передвигаться по острову? И почему Гильяно вздумал сводить счеты с доном Кроче в самое неподходящее время? Такой просчет недостоин сицилийца. Ведь малый уже семь лет скрывается в горах. Вроде бы хватит. Ему, конечно, хочется пожить нормальный жизнью — здесь это невозможно, а в Америке — да. И он, несомненно, решил туда уехать, иначе не стал бы отправлять за океан свою беременную жену. И вдруг Майкла осенило: Гильяно решил дать последний бой. Он не боится умереть здесь, на своей родной земле. Сейчас разматываются последние нити каких-то тайных планов, о которых он, Майкл Корлеоне, понятия не имеет, поэтому надо быть начеку. Он не собирается умирать на Сицилии…
Проснувшись в просторной спальне, Майкл распахнул ставни — окна выходили на балкон из белого камня, залитый утренним солнцем. Под балконом Средиземное море раскинуло до самого горизонта свой темно-синий ковер. Рыбачьи лодки с красными парусами бороздили воду и исчезали вдали. Несколько минут Майкл любовался ими, завороженный красотой моря и величественными утесами, вздымавшимися на севере.
Комната была обставлена громоздкой простой мебелью. На столике — синяя эмалированная миска и кувшин с водой. Через спинку стула перекинуто грубое бурое полотенце… Майкл сполоснул лицо и вышел из комнаты. Внизу, у лестницы, его поджидал Питер Клеменца.
— Вот теперь вид у тебя получше, Майк, — сказал Клеменца. — Поешь, подкрепишься и поговорим о деле.
Он провел Майкла на кухню, где стоял длинный деревянный стол. Не успели они сесть, как, словно по мановению волшебной палочки, у плиты возникла старуха в черном и налила им кофе-экспрессо. Затем поставила перед ними тарелки с яйцами и колбасой. Из печи она достала большой круглый хлеб с коричневой корочкой. И тотчас исчезла… В ту же минуту в кухню вошел мужчина, очень похожий на Клеменцу — только постарше; Майкл сразу признал в нем дона Доменика, брата Питера. Только одет он был совсем иначе. Черные вельветовые брюки, заправленные в коричневые сапоги. Длинный черный жилет, и под ним — белая шелковая рубашка с кружевными гофрированными манжетами. На голове — фуражка с маленьким козырьком. В правой руке он держал кнут, который небрежно швырнул в угол. Майкл поднялся навстречу хозяину, и дон Доменик Клеменца дружески обнял его.
