Татьяна Степанова - Невеста вечности
С таким вот ободряющим напутствием они, постучав, и вошли в палату Константина Яновича Поклонского.
Палата одноместная, небольшая, уютная, тоже вся отделана дубовыми панелями – старая еще постройка. На кровати, обложенный подушками, сидел крохотный, лысый, высохший, похожий на гнома старичок и ел яйцо в фарфоровой подставке. Находилась в палате и нянечка – она налила в поильник какао и обратилась к Кате:
– Потом дадите ему сами.
Она вышла. Страшилин поздоровался. Представился, представил Катю, подвинул к кровати два стула. Они сели, но старичок никак на них не реагировал.
Он доел яйцо всмятку, вытер губы. Катя протянула ему поильник с какао.
– Как вы себя чувствуете? – спросила она робко, потому что не знала, как вести себя со стариком, который на фразу «Мы из полиции по делу об убийстве» и ухом не повел.
– Сложно сказать. Необычные ощущения, – ответил Поклонский. – К смерти вот готовлюсь.
– Ну что вы, как можно, – возразила Катя.
– А вы дочка Байкалова Леонида Ильича?
– Нет, мы из полиции, мы к вам…
– Константин Янович, вы Уфимцева Илью Ильича помните? – спросил Страшилин – как всегда, он торопился узнать суть.
– Кого? – спросил Поклонский.
– Уфимцева Илью Ильича, он с вами работал в аппарате ЦК в восьмидесятых годах.
– Кто? – спросил Поклонский.
Страшилин глянул на Катю – впервые она заметила в его взгляде растерянность. Старичок, возможно, страдал слабоумием и…
– Ах, Илюшу, так бы сразу и сказали, – Поклонский отпил какао из поильника, – Уфимцев, оооооооо! Тот еще жук был, я вам скажу. Батюшка!
– Да, у него сын – дипломат…
– Какой еще сын? – Старичок Поклонский воззрился на Страшилина. – Это его так в аппарате ЦК прозвали – Батюшка. И в МИДе, и в суде, и в прокуратуре, во всех учреждениях, что он курировал по линии аппарата ЦК, так и звали его – Батюшка. «Идем к Батюшке на поклон». От него ведь все назначения зависели, он кандидатуры рассматривал и дипломатов, и генералов. Но сразу никаких решений не принимал. – Старичок поднял вверх сухонький указательный палец. – Ни-ни, такой жук осторожный. Семь раз отмерь – один отрежь. Ничего без совета референта своего не делал. Без Матушки.
– Без кого? – спросил Страшилин.
– Без Матушки, – повторил Поклонский. – Словно тень она за Ильей Уфимцевым, советы, обсуждение кандидатур к назначению. Матушкины советы – только их он, Батюшка, и слушался. И все, все это знали в ЦК. И я знал, мне докладывали.
– Что еще за матушка? – повторил свой вопрос Страшилин. – Кто?
– Кто? – переспросил Поклонский. – О чем это я?
– Вы о порядке назначений на должности говорили, о референте Уфимцева, – не выдержала Катя.
– А-а-а, это, выгнал потом, – Поклонский махнул рукой. – Потому что – любовница.
– Матушка была любовницей Уфимцева и его референтом? – спросил Страшилин.
– Любовница! – Поклонский погрозил Кате пальцем. – Взрослые люди, на таких должностях, на таких постах – и нате вам. Илье-то ничего, как с гуся вода – он же вдовый был на тот момент. А любовница замужем. Муж не из ЦК, а то бы вообще такой скандалище… Мне лично документ лег на стол, все подробно описано – весь этот служебный адюльтер. Надо было как-то решать. Батюшку никто трогать не собирался – там такие покровители в Политбюро сидели. А референта выгнали к чертовой матери.
– Матушку выгнали?
– Ну да, – старичок кивнул, – чистка рядов. Уфимцев сам и выгнал, сам и убрал. Потому что огласка, потому что официальный документ, не донос, нет, а предупреждение. За моральным обликом тогда ооооооочень следили, ну просто ооооооочень следили. А тут такой скандал.
– А как фамилия Матушки, как ее звали? – спросил Страшилин.
– Кого? – Поклонский моргнул.
– Любовницы Уфимцева.
– А вы кто? – спросил старичок, он снова повернулся к Кате: – Вы дочка Петра Ивановича?
– Нет, мы же объясняли вам, Константин Янович, – ответила она, – мы из полиции, расследуем уголовное дело об убийстве.
– Так вы не дочь Петра Ивановича? – Старичок нахмурил седые бровки. – Медсестра, что ли? Так меня колоть еще рано. И так всего искололи, сидеть невозможно.
– Как фамилия Матушки? – снова спросил Страшилин. – Куда она потом делась? Что с ней стало?
– Поят чем-то, не пойму чем. – Старичок протянул Кате поильник с какао. – Ну, всего хорошего, не буду вас больше задерживать. Петру Ильичу мой сердечный привет передавайте. Не собирается ли он туда?
– Куда? – спросила Катя. – Константин Янович, милый, куда?
– Туда, – старичок ткнул пальцем резко вниз. – Я-то уж в сборах весь, последние приготовления. На пути туда вы меня для разговора застали. Ну, всего вам наилучшего. И живите – долго.
Глава 41
«Торговец рыбой»
– Ну и свидетель, – хмыкнул Страшилин, когда они покинули палату и вышли во двор больницы, – а я ведь готовился его официально на протокол допрашивать. Думал, что в уголовном деле – одним из самых полезных протоколов станет. А оказалось, перед нами – «торговец рыбой».
– Как это? – спросила Катя, она обдумывала то, что услышала от Поклонского.
– «Вы узнаете меня, принц? – Конечно, вы торговец рыбой. – Нет, принц. – Тогда мне бы хотелось, чтобы вы были таким же честным человеком». Гамлет разговаривает с Полонием, прикидываясь дурачком. Только у нас в маразме не принц, а старик Полоний, то есть Поклонский.
– Но, несмотря на маразм, некоторые вещи он очень интересные рассказал про Уфимцева, – сказала Катя. – Батюшка… к Батюшке на поклон. У Уфимцева имелся советник-референт, и прозвали ее в кулуарах Матушка! И она была его любовницей!
– Даже если предположить, что это так, что старикан – «торговец рыбой» действительно вспомнил именно Илью Уфимцева, а не кого-то там другого, с кем работал прежде, то… этой любовнице сейчас самой в районе семидесяти или больше.
– Она уже пожилая и прежде работала в партийных органах. – Катя смотрела на Страшилина. Она ждала его выводов. Как и что он решит после этого странного разговора с полубезумным стариком.
Но он молчал. Они шли к машине, оставленной на больничной стоянке.
– Разве вас не поразило это совпадение? – не выдержала Катя.
– Какое?
– То, что Поклонский сказал нам о Матушке! Он ведь это самое слово назвал – «матушка». Референт, любовница, уволенная из-за скандала из этого их, как его…
– Административного отдела ЦК, – подсказал Страшилин. – Вы способны довериться такому вот свидетелю?
– Пусть он в маразме, но все равно совпадение – удивительное. Я думаю, это, возможно, какой-то новый поворот в деле. – Катя коснулась рукава Страшилина, и он сразу же обернулся к ней. – Андрей Аркадьевич!
– Что?
– Надо попытаться установить фамилию референта, этой женщины, которая работала вместе с Уфимцевым. Это ведь возможно?
– Буду стараться. Но есть одна сложность. Я с ней столкнулся, когда начал справки наводить о работниках аппарата ЦК. В августе 91-го, перед тем как демонстранты вошли в здание ЦК, сотрудники уничтожили много документов из партийного архива. В том числе и документы управления кадров, личные дела, послужные списки. По сути, архив отсутствует и нет такого телефона, по которому можно позвонить и узнать, кто там где работал в этом отделе административных органов – это ведь был один из секретнейших отделов, типа партийной тайной канцелярии по назначениям на самые высокие посты в государстве. И потом надо четко представлять себе разницу между нынешним понятием должностей «секретарь» и «референт» и тем, что было тогда, много лет назад в аппарате ЦК. Как я понял, секретарей там в отделе работало немало, и это не технические были должности, а крупные посты, где партаппаратчики высокого ранга отвечали за определенное направления, «кусты» работы. А должность референта занимал тоже крупный чиновник, что-то вроде советника первого класса. Быстро получить информацию не получиться, нужно время, нужно искать людей, посылать запросы в некоторые другие инстанции, так как, повторяю, архив уничтожен. Но все равно я сделаю, обязан сделать все возможное. И узнать.
Катя не понимала – отчего в его голосе нет ни энтузиазма, ни азарта, ни рвения.
И в этот момент у него в кармане зазвонил мобильный.
– Да, я слушаю. Что? – Он тут же сделал «громкую связь», чтобы и Катя была в курсе.
– Андрей Аркадьевич, это Гуляев, участковый. Вы велели приглядеть за часовней в Каблуково. Так вот там ровно за сутки поставили по периметру металлическую ограду и ворота закрыли. Рабочие приехали, трудились чуть ли не всю ночь. А сейчас к часовне приехало несколько машин – в основном джипы. Побыли и уехали. Потом приехали другие – то ли спонсоры работу контролировать, то ли еще кто-то. Такое впечатление – они собираются часовню открывать. То ли служба, то ли молебен.
– А крест на куполе? – спросил Страшилин.
