Роберт Голдсборо - Пропавшая глава
— Вот уж нет! — усмехнулся Отт. — Тем более, что для меня история закончилась вполне счастливо. Ведь Кейт Биллингс, как и я, был завсегдатаем «Каули», едва ли не каждый день туда захаживал. Ресторан был его вторым домом. Так вот, я ещё валялся на полу, когда Пьер — метрдотель — подскочил к нему и со своей французской обходительностью поставил в известность, что отныне двери ресторана будут для него закрыты. И поделом бузотеру.
Отт продолжал хихикать и после того, как я, распрощавшись, покинул его кабинет.
В половине двенадцатого я уже был на Восемьдесят второй улице возле дома Биллингса. Серое монолитное девятиэтажное здание разительно отличалось от изящного дома Отта. Консьержа, как и рассказывал Биллингс, не было. Найдя фамилию редактора на табличке в вестибюле, я нажал кнопку его звонка. Ничего не случилось. Я позвонил ещё раз, не отнимая пальца с кнопки почти полминуты.
Я уже повернулся было, чтобы уйти, когда в переговорном устройстве что-то затрещало и свирепый голос пролаял:
— Да?
— Это Арчи Гудвин, — весело прощебетал я.
— Тшэваувуы? — прорычал динамик.
Я истолковал это как «Чего вам» и вежливо произнес:
— Я бы хотел потолковать с вами минутку-другую.
В ответ послышался душераздирующий стон, затем непечатная ругань, и наконец:
— Ладно, хрен с вами, заваливайте.
На площадке шестого этажа перегорели две лампочки, придавая и без того серому подъезду совсем мрачный вид. Дверь квартиры Биллингса была приоткрыта и я, осторожно постучав, вошел. Редактор сидел, скрестив на груди руки, на проваленной софе в крохотной гостиной; помятая физиономия выражала крайнее недовольство.
— Почему бы вам не внять призыву телереклам и не научиться сперва звонить, а уж потом приходить? — проворчал он, не удосужившись даже встать.
— Виноват, совсем этикет позабыл, — легко согласился я и, не дожидаясь приглашения, плюхнулся в ближайшее кресло. — Вы уж извините.
Не потеплевшим ни на градус голосом Биллингс проскрипел:
— Хочу сэкономить ваше время и признаться сразу. Да, позавчера в баре «Каули» я навесил Фрэнку Отту пару тумаков. Нет, о содеянном я не жалею и ничуть не раскаиваюсь. Да, перед этим я выпил и был навеселе. Нет, наша ссора никак не связана со смертью Чайлдресса. Удовлетворены? Теперь можете спрашивать.
— Спасибо за подмогу. Вам часто приходится дубасить кого-то в общественных местах?
— О, я вижу, мы сегодня агрессивно настроены, да? Вообще-то, мистер Гудвин, чем я занимаюсь в общественных местах — это моё личное дело. Ясно? Но так и быть, отвечу. Нет, я редко даю волю кулакам. Однако для Фрэнка Отта я готов в любое время сделать исключение.
— А чем заслужил мистер Отт такой почёт?
На губах редактора появилась мстительная улыбка.
— Мы уже, кажется, обсуждали эту тему в моем кабинете. Помните? Так вот, повторю ещё разок: Отт убедил Винсона выставить меня из «Монарха» или, по меньшей мере, отстранить от работы над книгами Чайлдресса. Однако это я бы ещё стерпел, но когда, войдя в «Каули», я услышал его оскорбительный возглас, прозвучавший на весь бар, я уже не сдержался. Это паразит заявил, что я пытаюсь утопить в вине свою нечистую совесть. А потом недвусмысленно намекнул, что я убил Чайлдресса в отместку за свой… скажем, вынужденный уход из «Монарха». Я прошагал к нему, потребовал, чтобы он встал, и от души вмазал по его сальной роже, так что он шлёпнулся на пол как мешок дерьма. Тут его жена принялась вопить как недорезанная свинья, а меня попросили уйти и больше туда не возвращаться. Вот и всё, на этом веселье закончилось.
Биллингс для вящей убедительности хлопнул в ладоши и, откинувшись на подушки, зевнул во всю пасть.
— Во время нашей прошлой встречи вы, по вашим словам, не верили, что Чайлдресса убили. Вы по-прежнему не изменили своего мнения? — спросил я.
Его взгляд скользнул по книжным полкам, двухфутовой кипе сложенных в углу газет, телевизору с запылённым экраном и лишь потом остановился на мне.
— Забавно всё-таки, — произнес он, уставившись в потолок. — Не зайди я в четверг вечером в бар «Каули» и не пропусти перед этим несколько стаканчиков водки, я бы до сих пор был убеждён, что Чарльз Несноснейший сам вышиб себе мозги.
— А что заставило вас передумать? Биллингс закатил глаза.
— Господи, можно подумать, что вы сами не понимаете! Мне всегда казалось, что частные сыщики должны быстрее соображать. Тем более, что вы у самого Ниро Холмса-Вульфа служите. Неужто вы до сих пор не набрели на мало-мальски приличную улику?
— Возможно.
— Ну вы даёте, — ухмыльнулся Биллингс. — А теперь пораскиньте мозгами: я вхожу в «Каули», а тихоня Отт, который никогда прежде и не здоровался со мной, вдруг ни с того, ни с сего набрасывается на меня, едва ли не в открытую обвиняя в расправе над Чайлдрессом. Абсолютно не похоже на него. Это ни о чем вам не говорит?
— Объясните, пожалуйста, — ухмыльнулся я в ответ.
Биллингс расхохотался.
— Гудвин, вы так же нуждаетесь в моих объяснениях, как саудовский шейх в песке. Ладно, чёрт с вами. Чайлдресс в своей статье, которую напечатал «Книжный бизнес», заклеймил Фрэнка Отта позором, причем, на мой взгляд, возвел на него напраслину. Мне там тоже изрядно досталось, хотя я к тому времени уже ушел из «Монарха» и устроился на новую работу. Отту в этом смысле повезло меньше: ему из собственного агентства податься было некуда. Вы со мной согласны?
— Вы хотите сказать, что он убил Чайлдресса, обставив дело так, будто тот покончил с собой? — спросил я.
Биллингс поёрзал на софе и ответил, назидательно ткнув в мою сторону указательным пальцем:
— Это вы сказали, а не я. И не скажу. Однако со стороны кажется, что для спасения своего реноме и положения в литературном сообществе Отту ничего другого не оставалось, как попытаться дискредитировать своего обидчика. Самоубийство подходит для этого идеально — кто потом вспомнит и воспримет всерьез нападки психически неуравновешенного человека?
— Допустим, что вы правы, — произнес я. — Но зачем тогда Отту понадобилось прилюдно нападать на вас и устраивать такую некрасивую сцену?
— Ага! — торжествующе воскликнул Биллингс. — Вот в том-то и дело. Он, конечно, не был уверен наверняка, что встретит меня в «Каули», хотя я бываю там едва ли не каждый вечер. Так вот, избавившись от Чайлдресса, Фрэнк Отт решил не останавливаться на достигнутом. Для полной победы ему оставалось ещё расправиться со мной. Он ненавидел меня лютой ненавистью за то, что я первый указал на вопиющие недостатки в произведениях Чайлдресса.
— И поэтому он встал и безропотно получил от вас зуботычину? — фыркнул я.
Биллингс воздел обе руки с растопыренными в виде буквы «V» пальцами точь-в-точь, как Ричард М. Никсон.
— Совершенно верно! Он забросил наживку, а я заглотал её вместе с крючком и удочкой. Он меня нарочно спровоцировал, отлично зная, чем это кончится! А я попался как последний дурачок. Потом, правда, я поступил по-умному. Отправился на следующее утро в «Вестман и Лейн» к своим боссам и честно повинился. Они все поняли и простили… А теперь, мистер Гудвин, — закончил Биллингс, вставая, — мы должны с вами распрощаться.
Я с радостью продефилировал к дверям.
Глава 20
Когда я вышел из подъезда Кейта Биллингса, в нашем особняке уже вовсю обедали. Не желая портить Вульфу аппетит, ввалившись посреди трапезы, я завернул в забегаловку на Первой авеню, где посетителей потчуют лучшими во всем Нью-Йорке горячими сандвичами с индюшатиной; так, по крайней мере, утверждала алая надпись с восклицательным знаком на огромном белом плакате, красовавшимся над стойкой. Угнездившись на высоком табурете перед стойкой, я заказал себе это фирменное блюдо — не обижать же хозяев! — в сочетании со стаканом молока, и принялся размышлять над происходящими событиями.
Дебра Митчелл клялась и божилась, что кровь Чарльз Чайлдресса пролила коварная ревнивица Патрисия Ройс; Белинда Микер была в не меньшей степени убеждена, что Чарльза прикончила её кузина, Кларисса Уингфилд; и вот теперь Кейт Биллингс уверенно указал негодующим перстом на Франклина Отта. Вне подозрений пока оставались Кейт Биллингс, мисс Митчелл и Уилбур Хоббс, но я не сомневался, что со временем ни одного из них не минует чаша сия.
Каждая из перечисленных выше личностей имела вполне вескую причину, чтобы отправить Чарльза Чайлдресса к праотцам, однако, если Дебру Митчелл, Патрисию Ройс и Клариссу Уингфилд объединяли мотивы сугубо личного характера, то Кейт Биллингс, Франклин Отт и Уилбур Хоббс имели на Чайлдресса зуб, так сказать, сугубо профессионального свойства — всем им здорово досталось от покойного в разносных статьях, которые появились в «Манхэттен Литерари Таймс» и в «Книжном бизнесе».
