Роберт Кемпбелл - Нам не страшен Хуливуд
– Бо у нас умница. Только не делайте резких движений. – Она распахнула дверь, и Свистун прошел внутрь, поглядывая на пса, который, в свою очередь, бросал взгляды на него. – И главное, не вздумайте до меня ни при каких обстоятельствах дотрагиваться! Ясно?
– Да уж…
– Садитесь, – сказала Дж. Кисеи. Потерла глаза, потом убрала руки с лица, заморгала. – Я и помыться не успела.
– Это не обязательно.
Ухмыльнувшись, она посмотрела на себя в зеркало, поставленное среди старых телевизоров, магнитофонов и мониторов. Пригладила волосы.
– О подлинной красоте женщины можно судить по тому, как она выглядит с утра, еще не занявшись косметикой. Вот и скажите, куколка я или нет?
– Куколка, – поддакнул Свистун.
Больше она, конечно, смахивала на щенка, но что-то в этой Дж. Кисси брало за живое.
– Дайте поглядеть.
Она протянула руку за кассетой.
Свистун отдал ей кассету. Дж. Кисси вставила ее в видеомагнитофон. Видеомагнитофон с пятью головками, рассчитанный как на любителей, так и на профессионалов. Нажала на кнопку пуска.
– Как вас зовут? – спросила она.
– Уистлер.
– Не следовало бы вам, Уистлер, забивать себе голову этой дрянью.
– Я не поклонник подобных зрелищ.
Она передала ему приборчик дистанционного управления.
– Покажите мне кадры, которые вам хочется переснять.
Она выкатила из угла тяжелую треногу и привинтила к ней «поляроид», установила нужную выдержку и диафрагму. Проверила номер кадра в аппарате. К этому времени Свистун нашел самый удачный из крупных планов Лим Шу Док. Дж. Кисеи уже была готова. Камера щелкнула. Девушка достала готовый снимок и выложила его на стол. Свистун нашел крупный план татуировки в виде бабочки, и камера щелкнула вновь. Нашел крупный план латиноамериканки в тот миг, когда мачете вонзилось ей в горло. Камера щелкнула дважды. Он погнал запись вперед к тем кадрам, в которых голова отделилась от туловища.
Дж. Кисеи, побледнев, отпрянула от камеры. Пес, почувствовав испуг хозяйки, угрожающе уставился на Свистуна, и ей пришлось положить собаке руку на загривок, чтобы успокоить.
– Что это за мерзость? Что это за безумие?
– Из этой мерзости и из этого безумия я хочу изготовить взрывчатку, чтобы заложить бомбы в нужных местах.
– Это что, по-настоящему?.. Я хочу сказать, этот человек с ножом по-настоящему…
Она поперхнулась, не успев закончить фразу.
– Возможно, и подделка. А вы как думаете?
– О Господи, наверное, подделка. Ничего себе утречко у меня выдалось!
Заключительную часть кассеты она пропустила через магнитофон трижды, останавливаясь то здесь, то там, чтобы сделать снимок. Она стояла, подавшись вперед, подобравшись, напрягшись, не убирая руки с массивного загривка пса. Профессионал в ней взял верх над испуганной и возмущенной женщиной. Она остановила кассету в тот миг, когда мачете впилось в горло. Послала вперед на один-единственный кадр. Проделала то же самое еще и еще раз. Несколько снимков расчленили секунду убийственных действий. На следующем снимке голова девушки уже упала на пол. И покатилась по ковру – и каждый кувырок отражался на очередном снимке.
– Просто ума не приложу, – сказала она. – Если это подделка, то я просто не понимаю, как они это сделали. Тем более что во всех остальных отношениях работа непрофессионального качества. С другой стороны, можно было взять мачете такой причудливой формы…
Да уж, более чем причудливой, подумал Свистун.
– … а когда все остальное просто. Быстрая смена кадра. Голова манекена. До чего только в наши дни не додумываются…
– Самого коронера запросто вокруг пальца обведут, – заметил Свистун.
Она сфотографировала нож, который вонзился в горло оцепеневшей от ужаса девице. Свистун проглядел фотографии. Дж. Кисси при этом смотрела на него не отрываясь.
– Мне кажется, это было самое настоящее убийство.
– Сколько я вам должен?
– Вы действительно боретесь против этих людей?
– Я еще и сам не знаю, как далеко зайду.
– Но все-таки боретесь?
– Так сколько же? – повторил Свистун.
– Нисколько.
Дж. Кисси проводила его к дверям. Бо трусил рядом, по-прежнему настороженный, по-прежнему готовый наброситься на человека, который ухитрился напугать его хозяйку.
– Знаете ли, – сказала она. – У вас довольно симпатичная наружность. И напомните мне, чтобы я впредь не пускала мужчин симпатичной наружности к себе домой в такой ранний час. Вот если вы заглянете вечером – скажем, сегодня вечером – тогда другое дело.
– Я в этом городе не задержусь.
– Что ж, запомните мое предложение на тот случай, если опоздаете на самолет.
И Дж. Кисеи состроила обиженную гримаску.
Глава двадцать третья
Свистун прошел через Джексон-сквер к Шартру и проследовал далее по Святому Петру, пока наконец, устав и пропотев, как облезлый кобель, не попал в Северный Рэмпарт. По скверно вымощенному тротуару он проследовал на Первый участок кладбища Святого Людовика, а дальше его путь пролег по заболоченной местности между Конти и кладбищем, бассейном и Треме. Ворота были открыты, белый старик в рубашке с короткими рукавами и в штанах на подтяжках восседал на своем посту в скрипучем деревянном кресле, приторговывая душеспасительными брошюрками, а также пивом, переносной холодильник с которым стоял у его ног. Он испытующе посмотрел на Уистлера. Тот, покачав головой, прошел мимо и отправился по периметру кладбищенской стены, к которой ульем лепились ячейки с прахом из местного крематория. Именовали их тут "печными могилами".
Более солидные могилы находились в земле и были покрыты, как минимум, постаментами, лишь там и здесь попадались открытые. Свистун присел над одной из открытых могил и заглянул в ее глубину. Он увидел кости – сухие и бурые, как зубы старой лошади.
Свистун присел на мраморную ступеньку надгробия в форме коттеджа, на крыше которого стоял ангел. И призадумался над тем, что он здесь делает и почему. Что он делает, ему было ясно, а вот почему – это оставалось загадкой.
Он прибыл в Новый Орлеан из-за женщины – из-за испуганных глаз, дрожащих губ и длинных ног, выставленных под проливной дождь. Он прибыл с неясной мыслью перехватить ее где-нибудь по дороге в кинотеатр "Бобровая струя", поцеловать и объяснить ей, что он передумал. Что ему захотелось позаниматься с нею любовью. Но не в этом вонючем городишке, где и без того можно сдохнуть от жары, а у себя дома, в Лос-Анджелесе, где хотя бы с моря веет прохладой.
Порнофильм он купил из чистого любопытства, потому что в нем, можно сказать, «играла» азиатка. И мысль об этом вернула его к фотографиям, которые были у него с собой, как будто он отправился на розыски пропавшего человека. И к только что перекрашенному «кадиллаку» перед домом Баркало.
Немного любопытства, немного сугубо праздного интереса – и вот он уже с головой погрузился в тайну вьетнамской потаскушки, которая почти наверняка была именно той женщиной, обезглавленное тело которой вылетело на асфальт в двух тысячах миль отсюда. В конце концов, у скольких вьетнамских потаскушек, работающих в Новом Орлеане и в Лос-Анджелесе, может оказаться на заду татуировка в виде бабочки? Он все еще не понимал, кто и как вознаградит его за труды, но он влез в это дело – и обратного хода уже не было.
– Что ж удивляться тому, что у меня нет счета в банке, – произнес он вслух.
Мраморный ангел никак не отреагировал на его слова.
Баркало спал в галерее с видом на улицу. На нем была свежая вязаная сорочка, белые слаксы и сандалии. Пальцы ног у него были так себе. Большой практически сросся с остальными. Не ноги, а просто копыта.
Буш, в рискованном купальном костюме, сидя в пластмассовом кресле, пялилась ему на ноги.
– На что это ты уставилась? – проснувшись, спросил он.
– Это я-то уставилась?
– Ты глазеешь мне на ноги.
– С ума сошел. Я сейчас за миллион миль отсюда.
– И с кем ты там трахаешься?
У нее на шее начала пульсировать вена.
– Что, собственно говоря, ты имеешь в виду?
– Я еще не ослеп, – ответил на это Баркало.
– Если ты не ослеп, так тебе должно быть известно, что я этим не занимаюсь. Тем более, как ты с чего-то взял, с черномазыми.
– Хочешь сказать мне, будто не ходишь на сеансы к Маме Блюз? Хочешь сказать, будто не пляшешь там с голыми титьками, когда она затевает языческие церемонии?
– Никогда, – воскликнула она, от всей души надеясь на то, что ему ничего не известно о Генри. Должно быть, он хочет нагнать на нее страх, просто чтобы позабавиться. – Однажды я там была, но как зрительница. Как туристка. Это ведь всего лишь представление.
– И ты плясала.
– Да ты что, совсем спятил? Там двести человек было – и все плясали.
– Сняв блузку.
– Да ведь у меня под ней был лифчик. От купального костюма, – заорала она.
– Если когда-нибудь узнаю, что ты трахаешься с неграми, я тебя замочу.
