Георгий Ланской - Джайв с манекеном
– Он был с Настей?
– Нет, он был один, – ответила я, решив умолчать о подслушанном разговоре. В конце концов, это не мое дело… Змей устало потер виски и на миг зажмурился.
– Наверное, надо у Насти спросить, – нехотя сказал он. – Как думаете, она может сейчас что-то сказать?
– Она, наверное, еще спит, – заволновалась Тамара. – Она всегда спит после… Ну… И не все помнит…
– Марина! – крикнул Андрей. Горничная настолько быстро появилась в дверях, что у меня мелькнула мысль – подслушивала. – Поднимитесь наверх и посмотрите, проснулась ли Настя. Если да, попросите ее спуститься сюда… Но не будите, если она еще спит.
Горничная склонила голову и попятилась к лестнице. Тамара проводила ее взглядом и зябко передернула плечами.
– Зачем все это? – нервно сказала она. – Что мы, в самом деле, как в сериале сидим и расследуем убийство. Надо позвонить… может в прокуратуру? Или еще куда? Зачем беспокоить ребенка?
– Заткнись, – веско приказал Андрей. Тамара послушно закрыла рот, и лишь губы искривила в обиженной гримасе. Наблюдая за Левиными, я подумала, что возможно не я одна что-то скрываю, и только Змей пребывает в полном неведении.
Каблуки дробно застучали на ступеньках. Мне показалось или Марина действительно возвращалась очень быстро, почти бегом?
Она влетела в комнату, тяжело дыша, сжимая в руках какую-то розовую тряпку.
– Что? – резко спросил Андрей. – Она спит?
Марина затрясла головой, что могло означать и «да», и «нет». Из безукоризненной прически выбилась некрасивая прядь, взвившаяся кверху непослушной спиралью.
– Что случилось? – шепотом спросила Тамара. Вместо ответа Марина развернула тряпку, которую сжимала в руках.
Это было платье Насти, в котором та красовалась на празднике. Яркую материю покрывали жуткие бурые пятна крови, успевшей засохнуть.
Снег прекратился.
Дырки в небесах залатали, как по мановению волшебной палочки. Вот снег только что шел, и вот его нет. Высыпался. Кончился.
Все замерло, и даже часы, кажется, перестали тикать. Мы стояли и бессмысленно пялились на окровавленное платье в руках Марины и молчали. Наверное, потому что нечего было сказать. Мне-то уж точно.
Потом Тамара начала всхлипывать, и ее причитания показались мне фальшивыми. Что-то неестественное было в ее картинных движениях, словно перед нами стояла плохая актриса из дешевой мыльной оперы, коих по телевидению показывали десятками. Актеры в них меньше всего думают о роли, и больше всего – как остаться красивыми даже в моменты истерики. Оттого их позы всегда излишне правильны. Они поворачиваются к камере в выгодном свете, а изображая покойников, всегда лежат с широко распахнутыми глазами. Совсем не так, как Лев Борисович, с отвисшей челюстью, набитым снегом ртом и закатившимися зрачками.
Чтобы не смотреть на Тамару, я отвернулась и уставилась в угол, на покосившуюся елку, которую еще никто не поправил. Я еще подумала, что вокруг такой красавицы должны плясать дети, и что в доме, где только что произошло одно убийство и одно покушение нелепо включать гирлянды, будто ничего не случилось.
Потом я подумала про детей. Единственным ребенком, который радовался тут новогодним праздникам, была Настя. Больше никто из гостей с детьми не приехал. Знали, что Настя потенциально опасна?
Я увидела ее, как наяву, в розовом платьице, блестящем ободке с яркими шариками на пружинках, скачущую между гостей и не могла представить, что произошло потом. Вот она бежит по двору, ее накрывает волна безумия. Она хватает нож и набрасывается на первого попавшегося человека. Им оказывается Лев Борисович… Нет, не так. Он видит ее с ножом и пытается остановить. И тогда она бьет его в живот…
– Моя бедная девочка, – всхлипнула Тамара. – Андрюша, что же теперь будет?
Змей в упор смотрел на Левина и тот съежился, потупив взор.
– Ты знал что ли? – спросил Змей. – Оттого ментов не велел вызывать?
– Подозревал, – буркнул Андрей. – Надеялся, что ошибаюсь…
– Я давно тебе говорил, чтобы ты запихнул ее в дурку, – устало сказал Змей. – Видишь, чем дело кончилось…
– Ты понимаешь, что говоришь? – заорал Андрей так, что в люстре звякнули стекляшки. – Она – моя дочь!!! Дочь!!!
Он налил себе коньяку. Горлышко бутылки билось о стакан. Змей смотрел на Левина с жалостью, смешанной с презрением. Инга жарко дышала в своем кресле, пронзая отца взглядом.
– Завтра, когда она тебе горло перережет, ты сдохнешь с этими словами, – насмешливо сказал Змей.
– Заткнись!
– Заткнусь. Это теперь твоя проблема. Что с трупом будешь делать?
В глазах Андрея засветилась яростная работа мыслей. Он сделал глоток, закашлялся, забрызгав коньяком стол. Он казался настолько погруженным в свои мысли, что на миг показался мне незнакомцем, красивым и опасным. Я встала и пошла к дверям.
– Ты куда? – насторожился Змей.
– Я есть хочу.
– Сядь на место. Вон, коньячку хапни. Потом поешь.
Я села обратно, кипя от злости. Больше всего мне хотелось вырваться из этого зачумленного дома, пусть даже во двор. Если не смотреть на труп, то вполне сойдет.
– Что будешь делать? – спросил Змей Андрея. Тот вскинул голову.
– Труп можно вывести. Организовать как-то… У тебя же есть тут люди? Никто не узнает, что произошло.
– Ну, есть, – поморщился Змей. – Организуем. А его не будут искать?
– Да что вы такое говорите? – прохрипела Инга.
– Помолчи… Так не будут?
– Да не знаю я! – заорал Андрей. Люстра снова тревожно дзынькнула, и он растерянно посмотрел вверх. – Мне главное, чтобы здесь было чисто.
– Прислуга проболтается, – веско заметил Змей, бросив суровый взгляд на Марину. Та ответила холодной вежливой улыбкой, которую можно было понимать как угодно.
– Не проболтаются, – возразил Андрей и посмотрел на меня. – Разве что Алиса… Думаю, для безопасности ей стоит немного пожить у нас.
Мы с Тамарой одновременно открыли рты.
– Она тут не останется, – резко сказала Тамара.
– Я не останусь. Не хватало еще, чтобы меня зарезали!
– Не скажет она ничего, – скупо улыбнулся Змей. – У нее самой рыльце в пушку, она от ментов бегает. Так что кто-кто, а Алиса Геннадьевна будет молчать в тряпочку. Только, Андрюх, это не выход.
– Что – не выход?
– То самое. Девчонку дома оставлять. Не хочу сгущать краски, но сколько ты сможешь скрывать ее припадки? Она нападет на прислугу, набросится на детей в школе или еще где. И что?
– Может, мне ее еще и пристрелить по-твоему? – зло спросил Андрей.
– Андрюш, давай не при посторонних наши семейные дела обсуждать, – взмолилась Тамара. Я решила воспользоваться моментом.
– Пойду во двор, – сказала я. – Если что – подадите сигнал голосом.
– Не вздумай смыться, – сурово сказал Змей.
– Пешком?
Он не ответил, но посмотрел многообещающе. Вот только на фоне оскалившегося покойника, застывшего в сугробе, мне совершенно не было страшно. Марина вышла вместе со мной и подала шубу.
Солнце так и не выглянуло. Я потопталась на крыльце, а потом, нерешительно оглядываясь по сторонам, двинулась к бане. Кусты-собаки и кусты-драконы притаились под снежной шапкой, словно готовясь прыгнуть. Глядя на них я снова подумала о Насте. Мне показалось, что девочка, выросшая в таком антураже, непременно должна была свихнуться.
Баню окружали высокие ели и раскидистые кусты, которые, к счастью, никто не стал уродовать, придавая им форму монстров. Я потянула на себя деревянную дверь и вошла.
Наверное, с моей стороны было слишком самонадеянно верить, что я вот так запросто найду улики. Но именно так и оказалось. Я увидела его сразу, как только вошла, прямо у порога, завалившийся в щель. Едва я подняла с пола и сунула в карман маленький, легкий предмет, как дверь распахнулась, и на пороге появился Змей.
– Нашла что-то? – спросил он.
– Нет.
– Так я тебе и поверил.
Змей бесцеремонно обшарил мои карманы, но находка надежно затерялась в складках. Не обнаружив ничего интересного, он махнул рукой.
– Ладно. Поехали. Отвезу тебя домой.
Мы снова ехали по той же дороге, что и в прошлый раз, но сейчас вокруг было куда больше машин, утрамбовавших снег колесами, и ни одного механического чудовища, убирающего заносы, что вполне объяснимо. Первого января полагается отдыхать даже социальным работникам. Возможно, новый мэр выгонит снегоочистители на улицу позже, но пока техники на улицах не появилось.
Перед отъездом, я просидела в машине больше часа, слушая доносившиеся из дома ожесточенные крики. Потом Змей выскочил, запахивая куртку на ходу. Я не отважилась расспросить его, что там происходило.
Машины обгоняли нас редко, но в такие моменты я видела лица людей: усталые, помятые, но все равно довольные, и от этого чувствовала себя еще более несчастной. Чувство странного дежавю сидело в голове, оплетая ее серым туманом. Если история повторится, мы вновь окажемся в доме Левиных и вновь найдем в снегу покойника. Я подумала, что сейчас мы встретим того полицейского, но Змей не остановится, и тогда история заиграет новыми красками. Я была готова умолять его не останавливаться, хотя сама мысль о том, чтобы обратиться к этому человеку резала острым ножом. Глядя, как он, с непроницаемым видом ведет тяжелый джип, я думала, что совершенно ничего не понимаю.
