Хосе Мариа Гелбенсу - Не загоняйте убийцу в угол
Он собирался предложить Кармен провести остаток отпуска где-нибудь еще. Как только эта мысль пришла ему в голову, Карлос начал раздумывать, что бы ей предложить: отправиться куда-нибудь в шумное, многолюдное место или выбрать затерянный, уединенный уголок. Иногда он предпочитал яркие праздничные краски, шум и гвалт развлечений, а иногда – уединение страсти, где нет никого и ничего, кроме них двоих. В конце концов, Карлос решил оставить это на усмотрение Кармен. Ему хотелось побыть с ней наедине, но такая жизнь, изо дня в день, довольно однообразна; его манила мысль о шумном веселье, но он боялся присутствия других. И все-таки при его настроении эти сомнения доставляли ему удовольствие, поэтому он до сих пор не поделился ими с Кармен.
Но стоило Карлосу остаться одному, как перед ним вставал призрак преступления. Каждый раз ему было все труднее ответить на вопрос, почему же все-таки он убил судью – убийство мешало ему; мешало настолько, что в худшие минуты даже окутывало его зловещим покровом: Карлос почти ощущал его прикосновение к своей коже и порой, сидя в одиночестве, делал странное движение, словно пытался сорвать этот покров. И потом, какая теперь разница – почему? Как бы то ни было, зло свершилось. Зло. Карлос удивился: впервые он назвал это злом.
Он увидел, что Кармен пробирается к столику, и его черные мысли всколыхнулись с той же легкостью, с какой развевалась ее юбка, – от них ничего не осталось за те несколько секунд, которые понадобились ей, чтобы подойти, сесть и с выражением очаровательного любопытства на лице, поинтересоваться:
– О чем ты думал, пока меня не было?
– О тебе.
– Не верю.
– Ну ладно. О нас с тобой.
– О, – сказала она, и он с удовольствием заметил, что глаза ее заблестели, – ты строил планы? Про нас с тобой?
– Я думал.
– Думал… – протянула она так, словно была разочарована.
– Думал о том, чтобы предложить тебе сбежать отсюда вдвоем.
Что-то промелькнуло в глазах Кармен. На какую-то долю секунды Карлосу показалось, что предложение ее удивило, а может, и не понравилось. Он испугался и тут же отвел взгляд.
– Тебе не кажется, что это как-то внезапно? – спросила она. Голос Кармен снова звучал чарующе. – Преждевременно.
– Не знаю, – Карлос колебался. – В нашем возрасте и преждевременно? – Он тут же спохватился, что слова его имеют второй смысл, но было уже поздно.
– Да, в нашем возрасте, – ответила Кармен с легкой укоризной зато, что он напомнил ей о возрасте, или ему так показалось.
– Ты хочешь сказать, мы слишком стары для безумств? – спросил Карлос и снова прикусил язык.
Разговор не получался. И зачем только он начал его сейчас? Ведь хотел же обсудить все за обедом, не торопясь, полушутя, пока не почувствует, что настала минута, когда можно перейти на серьезный тон! Старый, тучный человек, изо рта которого свисала сигара, сидел к ним вполоборота, Карлосу вдруг показалось, что он очень похож на судью Медину. Карлос Састре послал себя к черту, внутренне вздрогнул.
– А… – Кармен подарила ему самую прекрасную из своих улыбок. – Мне кажется, ты сердишься. Ты придумал что-то конкретное?
– Нет, – Карлос старался перестроиться на ходу: может быть, удастся проскользнуть в какую-нибудь щель, зайти с другой стороны. – Честно говоря, я не думал об этом, потому что… я не мог этого решить сам, без тебя.
– Как мило!
– Кармен, – он резким движением взял ее руки в свои, – я хочу быть с тобой, и только с тобой. Подальше отсюда, от этой обстановки, от твоих друзей, от моих друзей, от этого проклятого судьи Медины, от Хижины, от дождя…
– Хватит, хватит… – засмеялась Кармен. Она отняла у него свои руки и, чуть отстранившись, скрестила их на груди. – Хватит, а то ты похитишь меня прямо сейчас, а я хочу есть, – Кармен смеялась, но была польщена, отчетливо польщена и, может быть, чуть нервничала, как показалось Карлосу.
– Так что?
Кармен напустила серьезный вид, покопалась в сумочке, достала оттуда белоснежный платок, потерла носик.
– Может быть, мы что-нибудь закажем? – Старший официант, еще без пиджака – для обеда еще было рановато: кухонную плиту только-только включили, и даже не успели застелить все столики скатертями, – появился около столика, который накрыли для них в мгновение ока. Растерявшийся Карлос вертел в руках меню и смотрел на Кармен: она с самым серьезным видом изучала свое, – и, наконец, попросила официанта подойти через несколько минут.
– Может быть, вам подсказать, что мы можем предложить сегодня сверх меню? – невозмутимо спросил тот.
Карлос готов был испепелить парня взглядом, но голос Кармен заставил его сдержаться.
– Да, пожалуйста, – сказала она.
Официант перечислял блюда, но названия их тут же вылетали у Карлоса из головы, поэтому он не стал ни во что вникать и, в конце концов, заказал то же, что и Кармен, – лишь бы официант исчез как можно скорее.
– Что вы будете пить? Воду? Вино?
«Чтоб ты провалился!» – вопило все внутри Карлоса.
– Я – воду, и, пожалуйста, без газа. Карлос, – сказала Кармен с подчеркнутой любезностью, прозвучавшей несколько преувеличенно, – вино выбери сам, ты же знаешь, я люблю, когда это делаешь ты.
– У вас есть карта вин? – иронически спросил он, словно ожидая отрицательного ответа.
– Конечно, сеньор. Сейчас принесу.
Карлос умоляюще посмотрел на Кармен. Она откинулась на спинку стула, издала какой-то звук, значение которого ускользнуло от Карлоса; тут же села, как раньше, и ее прекрасное лицо придвинулось к нему. И тогда Карлос заметил, что глаза ее слишком блестят, и она зажала рот руками, пытаясь сдержаться, – Кармен смеялась. Она смеялась и ничего не могла с этим поделать, смеялась открыто и громко, и Карлос понял, что вся эта сцена доставила ей огромное удовольствие, но главное, что острые углы сглажены.
Марта Абос спала как убитая, и Сонсолес решила спуститься на кухню, сделать себе омлет и приготовить салат. Она привезла сестру из бара «Арукас» и уложила ее спать, предварительно убедившись, что кормить Mapту придется не раньше вечера. Взбивая яйца в глубокой тарелке, Сонсолес думала о том, что безумная жизнь сестры перешла все границы пристойного, что Марта дошла до той грани, переступать которую нельзя, и когда та проснется, придет в себя – не от сна, а от похмелья, – придется вмешаться в эту историю, и нечего тут рассуждать. С другой стороны, каждому иногда необходимо – одним чаще, другим реже – потерять голову, размышляла Сонсолес; их ведет не желание – потребность. Да она и сама не жила монахиней после развода. Но поведение сестры изменилось так внезапно, что у этого должна быть причина.
Подумав об их компании, Сонсолес обратила внимание на странное совпадение: как правило, все они проводили половину летнего отпуска, или его большую часть, без детей – те выросли и обычно их отправляли на пару недель в летний лагерь, или по обмену за рубеж, или в какой-нибудь иностранный колледж подогнать иностранный язык то есть английский, единственный, что ценят в испанском обществе в конце века. Этим летом все ребята разъехались, кроме детей Аррьясы – они отбыли повинность в прошлом месяце, – да еще нескольких подростков в поселке. А родители как будто перенеслись – хотя теперь они жили в другом ритме – во времена, когда они были просто компанией молодых специалистов, недавно переженившихся или собирающихся жениться, и только и делали, что развлекались дни и ночи напролет; тогда они сами – или случайность – еще не взвалили на плечи бремя родительской ответственности, которое связало их по рукам и ногам.
Но, наверное, выражение «перенеслись» имеет слишком широкое значение и не подходит к ограниченному набору их развлечений. У самой Сонсолес детей не было, и, разведясь, она не вышла вторично замуж. Поэтому она спокойно наблюдала за другими, все подмечая. Ей бросалось в глаза, что все в их компании вели себя с унылым однообразием, словно совершали нечто вроде летнего ритуального танца, и только в разговорах позволяли себе некоторую вольность. Но отсутствие детей развязывало им руки – они становились свободнее… в том числе и от своих обязанностей. Что бы сказали дети Марты и Адриана, увидев Марту сегодня днем в баре «Арукас»? Но Сонсолес тут же подумала, что ни муж Марты, ни дети не проявили должной осмотрительности, когда та пристрастилась к спиртному. Да, она неправильно поставила вопрос, вернее спросить так: что подумала бы Марта, посмотрев на себя со стороны – полупьяная в баре «Арукас» среди бела дня, во время аперитива, не ложившаяся со вчерашнего дня?
У Сонсолес не было детей, поэтому она могла отстранение наблюдать подростковое поведение многих родителей, у которых вдруг оказалось вдоволь времени, и они могли проводить его, как им вздумается, забыв о порядке, который царил или должен был царить в семье. В отсутствие детей они растерялись, увидев, как на их глазах рушится или меняется – в каждом случае по-разному – тот жизненный ритм, за неукоснительным соблюдением которого они строго следили с утра до вечера, и как они остаются наедине с зеркалом, а в нем видят только постаревших себя и пустоту вокруг. И тогда возникает искушение и желание наверстать упущенное, отыграть время, отданное детям. Кроме того, Сонсолес обратила внимание, что обычно они предпочитали плыть по воле волн, а не принимать решения.
