Вадим Россик - Тёмный Человек
– Вам не кажется, уважаемый месьер Мартиниус, что эта Мелодия довольно таки подозрительная особа? – проворчал Мукомель, входя в высокие ворота собора.
– Почему вы так полагаете, инспектор?
– А вдруг именно эта дочь чародея и есть убийца? Легко сваливать на того, кого нет рядом. Возможно, ее отец ни в чем не виноват.
– Я так не думаю, месьер инспектор. Я с самого начала говорил вам, что у меня есть вторая кандидатура на роль прокаженного. Мелодия подходила как нельзя лучше. Заметьте, инспектор, прокаженный не зашел в церковь отца Цедрика. Мелодия нам объяснила, почему. Ведьмы ведь, действительно, не могут ступать на священную землю. Малоуважаемый месьер Лохматус и несчастный отец Кароль были убиты в соборе. Это значит, что наша очаровательная ведьма не могла находиться в квартире священника. Хронику она тоже вряд ли отравила бы. Да и зачем ей все это нужно? Про клад пастуха Вилема она ничего не знает.
Мукомель только скептически хмыкнул.
В сумрачном зале собора было торжественно тихо, пахло ладаном. Вдоль одной из стен на специальном столе, увитом колосьями ржи – символом смерти и возрождения, треща, горело множество свечей. Большая часть из них была зажжена добрыми прихожанами в память отца Кароля. Кое-где видны были сгорбленные спины стоящих на коленях верующих, в основном гвинбургских старушек. Они истово отбивали поклоны перед статуями святых и что-то беззвучно шептали тонкими бескровными губами.
Инспектор беспомощно оглядел громадное помещение. Затем задал вопрос нотариусу:
– Что вы собираетесь тут искать, месьер Мартиниус?
Тот не отвечая, принялся ходить взад и вперед по собору, бормоча себе под нос тоненьким голоском:
– Допустим, что молитвенник указывает на собор… Как же расставить все предметы в логичный ряд?.. Вода, земля, перстень, кинжалы… И Вилем… Но пастух ведь умер не здесь, а в селении… Вилем-Вилем…
Мечась по залу, нотариус неожиданно столкнулся с помощником, который не успел уступить дорогу своему патрону.
– Что вы путаетесь у меня под ногами, Мельхиор? – раздраженно начал было Мартиниус, но вдруг замолчал и радостно куда-то указал рукой.
– Это же Святой Вилем! Одна из самых древних статуй в соборе! Ну, конечно! Имя на кинжалах! Вилем! Это не пастух! Святой Вилем!
Нотариус поспешил к старинной каменной фигуре самого знаменитого гвинского святого. Мельхиор и Мукомель последовали за Мартиниусом.
– Смотрите, инспектор! – воскликнул нотариус, внимательно оглядывая статую. – У Святого Вилема на пальце надет такой же перстень, как из шкатулки! Значит, мы на правильном пути!
Мартиниус вынул из шкатулки перстень и поднес его к статуе. Сомнений не оставалось. Перстни, действительно, были совершенно одинаковыми
– Я согласен с вами, месьер нотариус, но что означает перстень на пальце нашего святого? – спросил Мукомель, придирчиво сравнивая оба украшения.
– У нас еще остались бутылочка с водой и холщовый мешочек с землей, – лихорадочно пробормотал Мартиниус, не слушая инспектора. – Как разгадать эту загадку? До чего же хитроумным человеком оказался отец Фабиан!
– Глядите, доминус, под ногами Святого Вилема есть какая-то надпись! – взволновано произнес Мельхиор. Его зоркие молодые глаза разглядели в полумраке собора полустертые временем буквы на подножии статуи.
Инспектор принес зажженную свечу и сообща они с трудом разобрали слова: «Video et taceo».
– «Я вижу и молчу», – тут же перевел с латыни нотариус.
– Что он видит?! О чем молчит уже сто пятьдесят лет?! – с отчаянием вопрошал Мартиниус, безостановочно хлопая себя по лысине. Остальные просто смотрели на нотариуса и друг на друга. Идей не было.
Наконец, когда Мельхиор подумал, что их поиски уже бесславно завершены, Мартиниус вдруг возбужденно пропищал:
– Кажется, я догадался, месьеры! Я был слеп как крот! Вы, впрочем, тоже!
Только отойдя от фигуры Святого Вилема на несколько шагов, Мельхиор понял, что имел ввиду его патрон. Одной рукой каменный святой держал молитвенник, похожий на тот, что хранился в шкатулке, а другой указывал на неприметную дверь в боковой стене. Тем самым пальцем, на котором был надет перстень. Юноша вспомнил, как отец Кароль, говорил, что боковая дверь в соборе ведет на кладбище. Видимо, нотариус тоже вспомнил слова покойного священника, потому что радостно воскликнул:
– Статуя указывает нам на чью-то могилу. Кстати, на этом кладбище был похоронен отец Фабиан! Вот почему в шкатулке земля.
– Не будем терять время на разговоры, месьер Мартиниус, – нетерпеливо сказал Мукомель. – Вперед!
Повинуясь немому знаку Святого Вилема, сыщики вышли из собора через боковую дверь и оказались перед покосившимися воротами заброшенного кладбища. Над ними старинные буквы складывались в трудно читаемую надпись «Царство мертвых». Направо и налево от ворот тянулась старая кирпичная стена, вдоль которой росли высокие клены. Унылое место. Унылое и пустынное. Ни один звук не нарушал печального безмолвия, только вороны изредка каркали, сидя на деревьях.
Мельхиор с усилием нажал на створку. Она душераздирающе заскрипела и неохотно распахнулась. Спутники вступили в «Царство мертвых». На внутренней стороне ворот по гведскому обычаю был изображен глаз сурового бога Деуса – чтобы покойники не разбежались с кладбища.
– Ну-с, в какую сторону пойдем? – спросил Мукомель, оглядывая неровный ряд изваяний Скорбящего ангела, установленных над могилами.
– Все прямо и прямо. Туда, куда указывает палец Святого Вилема, – ответил ему Мартиниус, подпрыгивая на месте от нетерпения.
Они двинулись по узкой дорожке между надгробий. Мельхиор внимательно читал эпитафии на могилах. Ничего важного не попадалось. Здесь, под этими тяжелыми плитами лежали обычные гвинбургские обыватели, честно прожившие отпущенный им век и навсегда ушедшие отсюда в Темную долину.
Чем дальше углублялся инспектор со своими спутниками в «Царство мертвых», тем старше становились могилы. Теперь сыщиков окружали потрескавшиеся от времени корявые фигуры Скорбящих ангелов с обломанными носами и крыльями, да изъеденные временем надгробные плиты с едва заметными надписями. В этом мире забытых смертей трудно было что-либо найти.
После мирян пошли могилы соборных священников. Все они, судя по изображению пчелы на надгробных памятниках, принадлежали к ордену Гведских Братьев и Сестер. Мельхиор слышал, что похоронный обряд ордена требует хоронить монахов на сосновой доске лицом вниз, прибив гвоздями края одежды к доске.
Компания бродила по кладбищу уже не меньше часа. Казалось, что они напрасно теряют здесь время. Маленький нотариус устал, Мукомель курил сигареты одну за другой. Мельхиор с отчаянием оглядывался вокруг. Время от времени Мартиниус тихо шептал сам себе:
– Для чего в шкатулке бутылочка с водой? Последний предмет оставшийся неразгаданным. Для чего же в шкатулке бутылочка с водой?
Когда уже казалось, что они никогда не найдут ничего, что навело бы их на дальнейший след, нотариус вдруг замер на месте и закричал:
– Смотрите, месьеры! Кажется, мы нашли то, что искали!
Инспектор и Мельхиор торопливо подошли. Перед Мартиниусом лежала надгробная плита из зеленоватого мрамора с изображением увядшей розы – символа преждевременной смерти. Розу обрамлял венок из дубовых листьев. Видно было, что плите уже много-много лет. Она вся была покрыта трещинами, гладкая когда-то поверхность искрошена, углы обломаны. Нотариус смел рукой листья и травинки, чтобы прочитать эпитафию. На древней плите с трудом угадывались архаичные буквы: «Святой отец Фабиан Зудик. Suum cnique».
– Что означают эти слова, месьер Мартиниус? – спросил Мукомель.
– «Каждому свое», – взволнованно пропищал нотариус. – Обратите внимание, инспектор, на Скорбящего ангела!
Стоя в самом центре мраморной плиты, коленопреклоненный Скорбящий ангел держал в руках большую чашу для воды. Беспощадное время не пощадило его. Фигура потеряла четкие очертания, расплылась, потемнела, превратилась в бесформенную каменную глыбу. И не удивительно. Ведь прошло более ста лет с тех пор, как скульптор высек статую из зеленого новогведского мрамора.
– Итак, месьеры, земля из шкатулки указывает нам на могилу, а вода – на Скорбящего ангела! Что же может нам рассказать этот памятник?
Мартиниус с надеждой посмотрел на статую. Напрасно. Вопрос так и остался открытым. Скорбящий ангел молчал как камень, каковым собственно и являлся. Нотариус достал шкатулку, раскрыл ее и принялся перебирать содержимое в надежде, что какая-нибудь мелочь вдруг что-то ему подскажет. Тщетно. Время шло.
Из-за могил показался толстый Филеас. Его сопровождал какой-то мужчина в черной одежде, подпоясанной белой веревкой. Еще один Гведский брат. Такой же, как и те, что лежат вокруг под слоем земли. Только этот пока еще был способен двигаться и говорить. Филеас с незнакомым монахом подошли к сыщикам.
