Юрий Дольд-Михайлик - У Черных рыцарей
Фред стал рассказывать о своих впечатлениях от испанской столицы. Агнесса то утвердительно кивала головой, то живо возражала, мешая испанские и итальянские слова. Всякий раз, допустив ошибку, молодая женщина весело смеялась, извинялась, чтобы снова через минуту сбиться с итальянской речи на испанскую.
Это, может, и затрудняло взаимопонимание, но делало беседу веселой, непринужденной.
Вскоре к разговору Фреда и хозяйки присоединился и Воронов. Он ругал мадридский климат, а заодно и испанцев, которые выбрали для своей столицы столь неудачное место, противопоставлял Мадриду Рим, где еще в молодости прожил несколько лет, старался вовлечь в спор с Агнессой падре Антонио и Нунке.
Однако падре и начальник школы были озабочены собственным спором. О чем шла речь, Фред не понимал - они сидели в противоположном углу комнаты и разговаривали вполголоса. Но лица у обоих были недовольные, в тоне чувствовалась неприязнь.
- Уважаемая патронесса, - указал на них глазами генерал. - Эти двое опять что-то не поделили. Еще недавно были друзьями, а теперь... Что между ними произошло?
- Просто они очень разные. Падре превыше всего ставит потребности духа и поэтому считает, что все дела в мире должна вершить наша святая церковь. А Нунке противник этого. Он утверждает, что заповеди теперь пишут не апостолы и святые, а воины... Сеньор генерал, разве так может быть? Ведь они написаны раз и навсегда. Они едины и вечны, как солнце над землей!
- Солнце тоже не вечно, милая патронесса! А написанное человеком и подавно. Не стоит ломать голову над разными теологическими тонкостями. Поэтому я предлагаю...
- Тео... логическими? Что это значит, сеньор генерал? - Лицо молодой женщины, недавно такое оживгенное, теперь стало серьезным, глаза глядели вопросительно и чуть растерянно.
- Пусть вам объясняет это ваш духовник, иначе Шульц подумает, что в этом доме угощают лишь разговорами. А я ведь обещал ему стакан хорошего вина. Если к этому вы добавите и...
- Господин Воронов, прошу вас!.. - остановил его Фред.
- Нет, нет, сеньор генерал прав. Я мигом! Простите, герр Шульц, вы сами были немного виноваты, заговорив о Мадриде...
Быстро поднявшись, Агнесса вышла из комнаты. В коридоре застучали ее каблучки, потом послышалось, как она звала:
- Пепита! Пепита!
Склонив голову набок, Воронов с явным удовольствием прислушивался к переливам ее голоса.
- Прирожденная певица! Вы только вслушайтесь: слышите, как музыкально звучит каждый слог, словно вздымается вверх, а потом спадает округлая волна. Вот вам и "вобла"! Что скажете теперь?
- Красивая и, кажется, очень милая женщина. Просто не верится, что она занимается политикой.
- Агнесса и политика? - генерал рассмеялся. Да она так же далека от нее, как самая далекая звезда от нашей грешной земли...
- Чем же тогда объяснить ее роль в школе?
- Овечка, которая, спасая своего ягненка, неосторожно выскочила из кошары и попала к волкам.
- А что, если с эзоповского языка перевести на обычный, общепринятый?
- Расскажу когда-нибудь наедине. Сейчас не время и не место. - Воронов тяжело поднялся и прошелся по комнате.
Теперь, когда Агнесса ушла и разговор между ней, Фредом и генералом оборвался, голоса Нунке и падре стали слышнее.
- А я вам говорю, что честолюбие в сутане самый страшный вид честолюбия, - сердито доказывал Нунке. - Ведь человек светский находит развлечение в женщинах, вине, картах, увлекается спортом или охотой... Ему есть куда направить излишек своей энергии. Для особы же духовного сана...
- Нам тоже есть куда направить свою энергию и силы. Например, на дела милосердия и просветительства. К тому же припомните, следом за завоевателями всегда шли миссионеры. Они закрепляли добытое, завоеванное. И разве не естественно, не законно, если они требуют своей доли?
- Доля может быть разной.
- Эта доля должна быть достаточной для того, чтобы приумножить славу церкви и ее возможности.
- Славу церкви или славу ее служителей?
- А разве у вас, светских, не успехи полководцев прославляют армию?
- Хватит об этом! Повторяю еще раз: сейчас школа не имеет возможности удовлетворить ваши требования.
Нунке поднялся и открыл дверь на веранду. Солнце уже склонялось к горизонту. Из сада повеяло едва ощутимой прохладой. Сильнее запахли цветы, раскрывая свернувшиеся за день лепестки.
- Может быть, спустимся в сад? - предложил падре. - Наш гость еще не знает, какой прекрасный вид открывается из беседки.
- Вы идите, а меня воротит от всех этих пейзажей. - Воронов уселся в соломенное кресло на веранде. - Намозолили они мне глаза за всю жизнь. Все эти ваши ландшафты я бы променял на вывеску первой попавшейся корчмы в самом грязном закоулке города.
Нунке вздохнул.
- Я тоже лучше посижу. Моему сердцу милы лишь типично немецкие пейзажи.
Фред и падре спустились в сад. Он был небольшой, немного запущенный. Но повсюду множество цветов, у дома - садовых, дальше в траве - диких.
- Это единственная радость нашей маленькой больной, - пояснил падре.
- А что с девочкой?
- Вряд ли когда-нибудь она встанет на ноги, - печально покачал головой падре, не вдаваясь в дальнейшие объяснения.
Вообще разговор не клеился. На вопросы Фреда падре отвечал коротко и невнимательно, видно было, что у него из головы не выходит спор с Нунке.
Когда они вернулись с прогулки, на веранде ухе никого не было, а в комнате гостей ждал сервированный к ужину стол. Вокруг него суетилась старенькая служанка, расставляя блюда, и медленно похаживала Агнесса, что-то передвигая и переставляя.
- А почему вы меня не познакомите с нашим гостем? - прозвучал сбоку нетерпеливый детский голос.
Только теперь Фред заметил, что чуть в стороне, в уютном уголке, отгороженном вьющимися комнатными цветами и небольшим экраном, в специальном медицинском кресле-коляске сидит девочка. Несмотря на летний вечер, ее светло-серое, украшенное тонкими кружевами платье было застегнуто до самого горла, а ноги плотно укутаны клетчатым пледом, край которого нервно теребили длинные детские пальчики. Нетерпение оживило ее до прозрачности бледное личико, обрамленное пушистыми белокурыми волосами. Не заплетенные в косы, а только перевязанные лентой, они длинными прядями ниспадали на грудь. Глаза девочки, такие же большие, как у матери, но более светлые, смотрели требовательно, даже чуть сердито.
- Если никто не догадался нас познакомить, давайте сделаем это сами, серьезно предложил Фред, подходя к больной. - Как хорошо, что и вы говорите по-итальянски! Вас зовут Иренэ?
- Угу! Только не пожимайте мне руку так крепко, как дедушка Воронов, а то я и с вами начну ссориться.
- О, этого мне бы хотелось меньше всего!
- Почему?
- Потому что у меня нет здесь друзей.
- Вы думаете, что я... что мы... - девочка смутилась и исподлобья недоверчиво взглянула на Фреда.
- Мне хочется на это надеяться...
Иренэ откинулась на подушку, закрыла глаза, но через минуту окинула Фреда благодарным, сияющим взглядом.
- Тогда говорите мне "ты", а я буду называть вас просто Фред.
- С большим удовольствием...
- Ну... а где же ваше "ты"?
- Это не так-то легко сразу, - рассмеялся Фред, опускаясь на маленькую скамеечку рядом с девочкой. - Прежде всего скажи: ты тоже была в Италии?
- Да! Но мы уехали оттуда, когда я была совсем маленькой...
- Откуда же ты знаешь язык?
Иренэ немного наклонилась вперед, подав Фреду знак сделать то же самое.
- Это страшная тайна, я о ней никому не говорила... Только вам скажу. Вы обещаете, что никому, ни единой душе?.. - прошептала девочка, наклоняясь еще ниже. - Осенью я поеду на богомолье в Ватикан, вот как!
- И только ради этого ты учила язык?
- Конечно! Как же я стану разговаривать с папой, если не по-итальянски! Латыни я ведь совсем не знаю.
- Иренэ, о чем ты там шепчешься с Фредом? Я сейчас покажу тебе, как заводить от меня секреты! шутя крикнул Воронов с другого конца комнаты.
- Вот сейчас он подойдет, и я не спрошу вас о самом главном! - еще быстрее зашептала Иренэ. - Если папа хорошенечко помолится обо мне, как вы думаете, я смогу ходить?
Фред осторожно положил руку на пальчики девочки и почувствовал, как они дрожат от волнения. Верно, нздрагивали и губы, потому что Иренэ прикусила их зубками.
- Ну, почему же вы не отвечаете? - требовательно и нетерпеливо спросила она, внимательно всматриваясь в лицо своего нового друга, словно хотела прочитать его мысли.
"Солгать, поддержать наивную веру в выздоровление? Ведь самовнушение иногда действует лучше всяких лекарств... Но тогда девочка будет уповать только на святейшего папу и его молитвы, - колебался Фред - Сказать "нет" значит отнять у нее ту горячую надежду, которой она сейчас живет?"
- Я верю, поездка в Италию тебе поможет, - заявил Фред убежденно. - Но ты знаешь, ведь бог помогает только тем, кто сам приложит силы, чтобы достичь цели. Сама рассуди: как он может потакать лентяям? Один сидит, пальцем не шевельнет, чтобы добитъся своего, только уповает на небо: смилуйся-де, дорогой боженька, помоги! А другой - ищет, борется, бьется, готов все сделать и все вытерпеть. Кому, потвоему, надо помочь раньше?
