Юлия Винер - Красный Адамант
Это вообще удивительно, как они совершенно не боятся среди нас ходить, я еще в больнице отметил, что посетители к тому арабчонку ходили, как к себе домой. Женщины в белых платках и в своих этих длинных серых платьях-пальто, сразу отличишь. Ходили не стесняясь, совершенно не ожидали, что кто-нибудь их тронет или хоть слово скажет. А мы среди них боимся, и даже руководство предупреждает, чтобы в их места не соваться. Такое отсутствие баланса — это неправильно. Мы здесь национальное большинство, а боимся к меньшинству даже сунуться. Тогда бы и они должны были бояться, и им тоже должно быть от руководства параллельное указание, но этого нет.
Но в каком виде Азам ходит, его никто не отличит. Потому, видно, и не боится или для этого специально так одевается. Не то художник, не то артист, но уж никак не араб. Еще отметил, что усики-то он действительно сбрил, как Галка требовала.
Я лежу, а они оба стоят надо мной, красивые, чистенькие такие, свежие, словно тонким лаком покрытые, против воли глаз радуется.
Но на самом деле не радоваться надо было, а «караул» кричать и рвать на себе волосы.
3Я себя сионистом не считаю, меня не устраивает их идеология. Да и никакая идеология не устраивает, кроме моей собственной. Но одно у меня есть, и это патриотизм. Меня к патриотизму еще там приучили, и не вижу причины, чтоб отказываться.
Многие надо мной смеются, говорят, вот сионист нашелся. А другие говорят, ты настоящий совок, не можешь расстаться с советской ментальностью. Не видят, что без патриотизма это будет интернационализм, то есть самая настоящая совковая ментальность, в которую все равно никто не верил, только болтали.
А патриотизм для меня значит, в какой стране ты живешь и пользуешься, обсирать ее нечего, и без тебя найдется кому. Я и там так жил и критику на строй никогда не наводил, хотя все видел не хуже других. Ничего от критики не изменится, кроме неприятностей, тем более этот строй меня хоть и плохо, но социально обеспечивал. А здесь вроде своя страна, так тем более. Я и детям старался это внушить, и сын усвоил, а Галка нет. Поэтому сын живет и доволен, а эта наводит критику и все куда-то рвется.
И разве она одна рвется. В связи с патриотизмом я озабочен судьбой этого государства, и что же вижу? Которые помоложе и поактивнее, норовят отсюда свалить, как правило, в ту же Америку, которая их ждет не дождется, но они не спрашивают. Из наших тоже много молодых отчалили, а стариков своих, понятно, оставили здесь, потому что здесь тоже социально обеспечивают, хотя и средне, а в Америке еще поглядеть, особенно если больные или неполноценные. Больных же и неполноценных здесь я уже говорил сколько, также и стариков, да еще мы подсыпали как следует, взять того же меня. В Америке, говорят, иммигрантов проверяют на вшивость, то есть нет ли туберкулеза и других заразных болезней, а также психов. В Канаде вообще берут только молодых и с хорошей специальностью, губа не дура, и в Австралии тоже. А здесь никого не проверяют, всех берут, приведу тех же эфиопов с ихним спидом. Это и есть сионистская идеология, чтоб как можно больше, хотя есть слух, что собираются изменить. Изменят или нет, но пока результат назревает такой, что в стране в конце концов останутся одни старики, дефективные, эфиопы и арабы. Ну, еще, может, марокканцы в городах так называемого развития. И тогда стране можно будет дать другое название в честь главной организации, не Эрец-Исраэль как сейчас, а Битуах-Леуми, то есть именно социальное обеспечение. А деньги на него та же Америка даст с радостью, потому что это куда дешевле, чем поддерживать ближневосточный конфликт, которому тогда придет конец.
Но меня благодаря патриотизму такое положение беспокоит. Потому что мне здесь жить в общем нравится, во всяком случае, не хуже, чем было в России, а может, даже и лучше, особенно как там теперь. А в стране Битуах-Леуми я бы жить не хотел, хотя лично для меня организация очень полезная. Поэтому я не одобряю кто уезжает, и тут мы с сионистской идеологией сходимся.
А Галина с Азамом мне что преподнесли?
Стоят они оба, сияют, как медные пятаки, и Галка кричит в кухню:
— Мать!
— Аюшки?
— Ползи сюда скорей!
Татьяна прибежала, спрашивает испуганно:
— Что случилось?
Галка говорит:
— Сейчас узнаешь. — И берет Азама за руку. — Мама, папаня, поздравьте нас. Мы с Азамом решили пожениться.
Что после этого было, легко себе представить. Ясно, какая у нас была реакция, чтоб в этой стране с арабом жениться. А когда накричались, а мать и наплакалась, и успокоились немного, и привели им все доводы против и всё обрисовали, какая жизнь их ждет, тут они бросили следующую бомбу. Галка говорит:
— Никакой такой ужасной жизни у нас не будет, потому что мы все, все члены обоих наших семейств, уезжаем из этой страны. Родные Азама уже знают и согласны.
4Знают и согласны! Как это мило с их стороны!
Вот тебе, думаю, и Азам, мягкая глина. В три счета охмурил дуру-девку, заморочил ей голову, наобещал вздора какого-то, и уже его родные согласны! Еще бы они были несогласны, такую девку отхватить… тем более с выездом в перспективе. Значит, и их сумел обработать, на израильтянку согласны!
Но тут я ошибся. Весь план принадлежал моей дочери Галине. И жениться тоже по ее инициативе, она ему сделала предложение, а не он ей.
Татьяна вся исплаканная убежала на работу, а Галка услала Азама в салон, присела ко мне на кровать и говорит:
— Сейчас все тебе объясню.
Говорю ей:
— Я и слушать не хочу, можешь не стараться.
Но доченьку мою разве остановишь. Воспользовалась, что я беспомощно лежу, настояла на своем и стала мне излагать.
Сначала они едут на Кипр и там венчаются гражданским браком. Возвращаются и потихоньку помогают нам всем собираться. У Азама в Лондоне есть двоюродный брат, он пустит пожить первое время, и он же знает очень дошлого адвоката, который поможет все оформить законным порядком. Азама уже приняли в Лондонский университет на подготовительный курс, подучится английскому, хотя он и так знает. Сперва они туда поедут, потом она пригласит в гости Алексея, сына моего, с женой и ребенком, а Азам своих братишек. Алексей с его профессией себе работу везде найдет, а там и мы, старики, поедем.
И будем мы все жить-поживать в европейской цивилизованной стране, в прекрасном городе Лондоне, и никто не посмотрит, евреи мы, арабы, русские или кто еще. Не жизнь, а разлюли-малина.
— Так, — говорю, — все ясно. Ты все замечательно обдумала. И за нас, и за брата, и за арабских родственничков. Теперь скажи мне только одно.
— Что, папаня?
— На какие шиши ты собираешься все это производить? Не говорю про переезд для такой кучи народу, не говорю даже, на что там жить, но адвокат этот оформляющий, он что, по знакомству будет делать? Или у твоего Азама денег очень много?
— У Азама есть тысяча долларов.
— Да, — говорю, — су-урьезная сумма.
— Ладно, папаня, не смейся, мы на эти деньги на Кипр слетаем. Правда, маловато, и если бы ты подкинул пару сотен, то было бы хорошо, а не плохо.
— А-ха, — говорю, — пару сотен. А если не подкину?
— Жаль будет, но все равно.
— Ты мне можешь объяснить, почему такая срочность? Неужели, не дай Бог, успела, беременная уже?
— Нет, — смеется, — не успела. Но собираюсь. Представляешь, каких мы наделаем красавчиков смешанной расы!
— Дворняжек, — говорю.
— Пусть дворняжек, но многих благородных кровей.
— Но тогда почему такая срочность? Поживите так, ладно уж, если загорелось.
А она мне в ответ теми же словами, как я когда-то говорил:
— Нет, мне настоящий муж нужен, а не так. Иначе одна нервотрепка.
— Почему, — говорю, — нервотрепка? — хотя теоретически с ней согласен. — Познакомитесь хотя бы. Может, тебе тогда и в Лондон расхочется. В крайнем случае поедете в Лондон, там и поженитесь, если не одумаешься.
— Нет, папаня, — говорит твердо. — В Лондон ехать надо в порядке, уже поженившись. И он именно тот муж, которого мне надо. Я хочу жить с ним всегда, и жить хорошо, и чтоб вам всем было хорошо. Поэтому мы сделаем так, как я говорю. Мы с Азамом поженимся, и все мы уедем в Лондон.
Вон какая у меня дочка! Никуда я ехать не собираюсь, и весь план ее детский и глубоко не отвечает существующей действительности, но какова! Вся в меня. И отчасти в Татьяну.
5Точно, больница меня очень расслабила.
Вместо того чтобы злиться на глупую девку, которая решает за других, никого не спросясь, составляет нереалистический план действий и даже не принимает во внимание ситуацию с Татьяной — как она это видит, мы все уедем, а Татьяна останется здесь с хахалем? или хахаль тоже с нами поедет? — вместо того чтобы выругать и послать подальше, смотрю на нее и не могу не любоваться.
Но вопрос денег по-прежнему стоит на повестке дня, и я намерен до конца ей все разжевать, чтобы поняла наконец, какую выдумала бредятину. И говорю:
