Юлия Алейникова - Кузнец человеческих судеб
Янина румяная щека была так близко, от Яниных волос пахло чем-то легким и изысканным, а плечо касалось плеча Тимофея, и он отчего-то так легко и естественно сказал это «тебя»… Совершенно неуместно и неуважительно, одернул он себя и продолжил намеренно холодным, строгим голосом:
– Когда вы исчезли в неизвестном направлении, родственники Рогутского решили не рисковать и убрать его самого. Потом неожиданно обнаружились вы, живая и невредимая, и принялись разыскивать документы на рыбу, и они организовали очередное покушение. И снова неудачное, – рассуждал Тимофей, глядя перед собой. – А потом появилась Александра, причем явилась непосредственно домой к жене и стала интересоваться темным прошлым покойного Рогутского.
– Так получается, что Огородникову убрали мэр и компания, а вовсе не Рогутский! – встрепенулась Саша, до этого внимательно слушавшая Тимофея.
– Не факт, – задумчиво ответил он. – Рогутский наверняка понимал, чем рискует, если всплывет неудобная правда о его прошлом, и не хотел пострадать. Ведь его как минимум могли просто вышвырнуть вон из элитной семейки, словно ненужную собачонку, заодно поставив крест на его карьере. Так что он мог пойти к тестю за помощью, а мог и обойтись собственными силами. Насколько я понимаю, шиковало семейство Рогутских именно за счет тестя, и жена Виталия Валерьевича предпочла бы скорее развод и девичью фамилию, чем потерять достаток и покровительство родителей.
– Это уж точно, – насмешливо подтвердила Саша. – Мадам Рогутская не произвела на меня впечатления любящей примерной жены. У нее, по ее собственному признанию, любовники меняются, как перчатки. Впрочем, и Рогутский, судя по ее словам, себя ни в чем не ограничивал. Так что та еще семейка.
– В таком случае, думаю, Рогутский сам постарался решить свои проблемы, чтобы они не дошли до жены и влиятельных родственников.
– К тому же ходят слухи, что после переизбрания дядя‑мэр планировал взять на хлебное место и Рогутского, – ткнула пальцем в экран планшета Яна.
– Точно, – согласно кивнул Тимофей. – Вероятно, он этого случая не один год ждал, и рисковать ему было нельзя. Остается вопрос, сам он это сделал или пришлось привлекать человека?
– А там ничего нет? – кивнула на планшет Саша, которой вообще ничего не было видно, и она от этого здорово злилась.
– Нет, – взглянув на нее поверх планшета, улыбнулся Тимофей. – Пересаживайтесь к нам.
Девушка самодовольно улыбнулась в ответ и без дальнейших капризов и рассуждений устроилась рядом с Яной.
– Тимофей Константинович, – неожиданно проговорила Яна каким-то заупокойным голосом. – Вы уже просмотрели список принадлежащей Рогутскому недвижимости?
– Нет, – мгновенно нахмурившись, произнес Тимофей.
– Вот этот поселок, где находится их дача. Я запомнила его название, когда изучала карту Ленинградской области, деревня Ушки. Смешное название, приметное. Деревню от того самого проселка отделяют поле и лес, но в том месте, где меня подобрали деревенские гопники, он переходит в неширокий перелесок, – взволнованно говорила Яна, пытаясь чертить на поверхности стола подобие карты.
– Вот, значит, как? – обхватывая рукой подбородок, жестким, холодным голосом сказал Тимофей. – Значит, его дача. Не повезло.
– В каком смысле? – растерялась от столь странного комментария Яна.
– Не повезло, что с ним уже разобрались, – отчетливо произнес он, потом спохватился и добавил: – Вашему отцу наверняка хотелось бы лично побеседовать с Рогутским.
Тут он слукавил. Побеседовать с Рогутским захотелось лично ему, Тимофею. А вот Курышев вряд ли потянул бы против Рогутского с семейством, но Яне это знать вовсе не обязательно. Да и вообще неизвестно, захотел бы Курышев затевать разборки из-за покушения на дочь. По сути, они были практически чужими людьми. Спасти ее, да. Вывезти куда-нибудь с глаз долой, поручиться за нее, пожалуй, да. Но не больше.
Яна сидела, растерянно прислушиваясь к себе. Когда Максимов сказал, что жалеет о смерти Рогутского, ее сердце так затрепетало, что она испугалась, как бы этого не заметили Саша с Тимофеем, а когда он вспомнил про отца, она словно бы даже расстроилась. Почему? Ведь отец для нее важнее этого самого Максимова. Странно, поймала себя на мысли Яна, но в последнее время она совершенно забыла про отца, она даже забыла про то, что именно он познакомил ее с Максимовым и поручил ему заботиться о ней. Вот именно, это отец поручил ее заботам Тимофея, а тот просто выполняет задание шефа. Конечно, теперь она привыкла к Максимову, она лучше к нему относится, пожалуй, он даже ей симпатичен, просто как человек. Но ни о чем большем между ними речи идти не может, потому что Яна никогда, ни при каких обстоятельствах не сможет влюбиться в человека, не просто нарушившего закон, а еще и отсидевшего за это срок. Немыслимо! Тут Яна поймала на себе изучающие, внимательные взгляды собеседников и даже головой замотала, чтобы отогнать от себя неудобные, тревожные мысли, но на лице ее тем не менее все же отразилось брезгливое недоумение.
Тимофей, краем глаза наблюдавший за Яниной реакцией, заметил странную смену выражений на ее лице. Интересно, что ее так задело? Гипотетическая перспектива кровавой разборки между отцом и Рогутским или ее невозможность, а может, еще что-то, неизвестное ему. Яну он понимал с трудом. Иногда она ему казалась милой и открытой девушкой, а иногда какой-то инопланетянкой с мозгами набекрень.
– Итак, восстанавливаем события, – отогнав от себя посторонние мысли, проговорил Тимофей. – Все началось с тех самых злополучных документов на партию норвежского лосося.
– Точно. Я пришла к нему в кабинет, был конец рабочего дня, пока мы разговаривали, все сотрудники разошлись. Секретарша Рогутского тоже, поэтому он сам готовил нам кофе, чтобы стимулировать умственную деятельность, – сосредоточенно глядя перед собой, вспоминала Яна. Как ни странно, картинки и образы прошлого приходили легко, без всяких усилий. Почему она раньше всего этого не вспомнила?
– И после этого кофе у вас отшибло память? – подсказал ей Тимофей.
– Да-а, пожалуй. По-моему, я почувствовала себя странно, – задумчиво растягивая слова, произнесла Яна. – Да-а, да-а, точно. Я вспомнила. У меня стала кружиться голова, все поплыло, Рогутский суетился вокруг меня, помог одеться, мы вместе вышли из офиса, у меня была страшная слабость, он почти тащил меня на себе! Потом он, кажется, посадил меня в свою машину, хотел довезти до дома. Мне стало совсем плохо, кажется, я потеряла сознание.
– Похоже на действие клофелина или другого аналогичного препарата. Скорее всего, у вас что-то случилось с давлением. Я не специалист, но можно будет проконсультироваться, – перебил ее Тимофей. Яна согласно кивнула, она по-прежнему смотрела перед собой, словно не замечая окружающих.
– Дороги я не помню. А, я помню какое-то помещение, почти пустое, я там лежала на кровати, мне было плохо, хотелось пить и позвать кого-нибудь на помощь, и еще я отчего-то испугалась, – все быстрее говорила она, словно боясь, что тоненькая ниточка просыпающихся воспоминаний оборвется. – Я кое-как добралась до двери, распахнула ее и услышала доносящийся откуда-то из другой комнаты голос. Я пыталась позвать на помощь, но сил крикнуть громко не было. И слава богу! Потому что, пока я переводила дух и собиралась с силами, я смогла расслышать то, о чем нервно кричал в телефон Рогутский. Я узнала его голос. Он с кем-то советовался, что со мной делать, и хотел, чтобы это сделал кто-то другой. Он о чем-то торговался, злился и в конце концов крикнул, что он не убийца и сам с этим не справится.
Яна в ужасе взглянула на Тимофея.
– Он хотел меня убить! – Зрачки ее расширились, лицо было перепуганным, словно убить ее хотели не два месяца назад, а прямо сейчас. – Но за что? За рыбу?
– Действительно. Повод какой-то несерьезный. Ведь документы можно было просто уничтожить, и дело с концом, – с недоумением проговорил Тимофей, но, взглянув на Яну, решил сейчас этот вопрос оставить. – А что было дальше, как вы оказались в лесу?
– Я страшно перепугалась. Возможно, я даже не до конца поверила в происходящее, но мне было так плохо и так не по себе! Я чувствовала себя словно в кошмарном сне, где нужно спасаться бегством, а бег получается на месте, и ноги вязнут, в общем, мне безумно захотелось убраться из этого незнакомого дома и поискать помощи. Пока Рогутский ругался по телефону, я вышла из дома. Он меня не раздевал, я лежала на кровати прямо в сапогах и пальто, и это счастье, одеться я бы не смогла, а без пальто наверняка замерзла бы в том овраге, – взволнованно продолжала Яна. – Дом был не заперт, и я просто вышла и пошла куда-то. Было темно. Мы с работы уходили, наверное, около восьми, во сколько я вышла из дома, понятия не имею. Наверное, часов в десять? – Она вопросительно взглянула на Максимова, тот неопределенно кивнул.
