Максим Окулов - По лезвию ножа, или В погоне за истиной. Книга 2
С началом трагических событий вокруг Кати словно образовался вакуум. Кроме духовника отца Кирилла и отца Николая, к которому Катя иногда приезжала в Подмосковный Одинцово, общаться было не с кем. Денис в тюрьме, мама пропала, на работе было практически не с кем поговорить по душам. Возникало ощущение, что ты оторвался от прежнего мира и живешь в ином измерении. Прежние знакомые сейчас кажутся другими людьми, они просто не в состоянии тебя понять. Неожиданно возникли проблемы во взаимоотношениях со свекром. Григорий Александрович сильно сдал за последнее время. К несчастью, случившемуся с сыном, добавились проблемы на работе. Заречин старший словно опустил руки. Он редко приезжал в Москву, ограничиваясь телефонными беседами с адвокатом. Кате он ежемесячно перечислял на банковский счет небольшую сумму денег, в остальном в общении был официально вежлив и сух. Девушка пыталась поговорить с ним по душам, как-то объясниться, растопить лед, но Григорий Александрович старательно увиливал от разговора. Складывалось впечатление, что он отчасти винил невестку в том, что произошло с Денисом.
Адвокат Дмитрий Петрович также не горел желанием общаться с Катей. Каждый раз, когда она пыталась справиться у него о ходе дела, он отделывался дежурными фразами или ссылался на то, что лучше по телефону подобные вопросы не обсуждать. Времени же на личные встречи у него никогда не оказывалось. Катя пыталась договориться с ним о помощи в передаче посылки для Дениса, но адвокат заверил ее, что в этом нет необходимости. Они с Григорием Александровичем обо всем позаботились, и Денис ни в чем не нуждается.
Катя понимала, что никак не может оставить мужа без своего внимания. Пусть хоть все вокруг будут твердить ей, что он живет как на курорте, она знала, что это не так. Важно не содержание посылок, но сам факт заботы и внимания, простого человеческого участия близкого человека. Вот так Катя и поехала первый раз на Новослободскую, 45[12]… После этой поездки она словно выпала из обычного мира свободных людей. Тот день она не забудет никогда. Катя накупила Денису всевозможных деликатесов — мясной нарезки, итальянских колбас, любимых сыров мужа, положила несколько комплектов постельного белья, добротную пластиковую многоразовую посуду, кипятильник, туалетные принадлежности и еще много всевозможных мелочей. Она аккуратно упаковала все в отдельные пакеты и заботливо сложила в объемную спортивную сумку. Передачи в тюрьме представлялись Кате чем-то похожим на аналогичный процесс, скажем, в московских больницах. Она не подумала о том, что неплохо бы встать пораньше, решив, что целого дня достаточно для передачи посылки мужу. Розовые очки с Катиных глаз не просто сняли, но грубо растоптали о грязный вонючий пол…
— Ну, чего у тебя?! — грубо спросила приемщица у Катерины, еле стоящей на ногах: в тесном помещении было несколько десятков людей — в основном, хмурых озлобленных женщин. Стремительно приближалось время окончания приема передач.
— Вот здесь все, — с трудом подняла Катя сумку.
— Да ты офигела совсем! Ты бы еще рюкзак принесла! Буду я еще твои баулы таскать!
— Разве нельзя в сумке? Я не знала…
— Ищи коробку и перекладывай все!
— Но где я здесь найду…
— Слышь ты, лярва, ты не одна здесь! — зло закричала тетка сзади. От обладательницы пропитого одутловатого лица за версту несло перегаром и дешевыми папиросами. — Чего вылупилась! Время кончается, а она тут сопли жует! Шевелись!
— Э! Хватит там орать, не то быстро утихомирю! — подала голос приемщица. — Держи! — Смилостивилась страж порядка и брезгливо кинула на стол грязную картонную коробку. — Ну! Я что ли буду твое барахло перекладывать?!
— Эй, ты, чмошница интеллигентная, давай шевелись! — раздался еще один возмущенный голос из очереди.
— Вот ублюдочная лярва! Притащилась с баулом! — создавалось ощущение, что ругаться начали стены, Кате показалось, что весь мир вокруг готов ее сожрать с потрохами. На глаза усиленно наворачивались слезы, которые девушка сдерживала из последних сил.
— Не кричите на меня, — еле слышно пробормотала Катя дрожащим голосом и начала выкладывать содержимое сумки.
— Мясные изделия запрещены, все скоропортящееся нельзя, постельное белье к передаче запрещено, сигареты в пачках запрещены, — приемщица деловито отбрасывала свертки в сторону. — Стеклянная тара запрещена, нижнее белье — только одна пара. А это что?! — женщина извлекла из сумки тщательно упакованное приспособление для заварки чая — Денис очень любил пить чай, заваренный именно в нем.
— Это чай заваривать… Ну такой пресс специальный, — Катя была на грани обморока.
— Нет, чувиха, ты совсем офанарела?! Вы только посмотрите! — рука, держащая стеклянную колбу, высунулась в окошко, — у нас что на тюрьме принц поселился? Его бодя[13] уже не устраивает, чтобы чай заварить? Ты куда пришла — вообще знаешь?
Почти все в очереди загоготали. Катя не смогла это вынести. Нервно запихав то, что успела, обратно, она схватила тяжелую сумку и кинулась к выходу. Слезы ручьем катились по щекам. Не помня себя, Катерина бежала по улице, пока кто-то грубо не схватил ее за руку.
— Да остановись ты, сумасшедшая!
Катя резко обернулась. Перед ней стояла женщина лет пятидесяти, среднего роста, слегка полноватая, скромно одетая. Темные с проседью волосы забраны в пучок. Незнакомка протянула несколько свертков.
— На, держи, это все денег стоит, нечего добром разбрасываться. Пойдем в сторонку, поговорим.
Они присели на одиноко стоящую скамейку.
— Меня Люда зовут, — представилась незнакомка.
— А меня — Катя.
— У твоего, видать, первая ходка?
— Первая что?
— Мужика твоего первый раз посадили?
— А, да, первый…
— Понятно. Ты, девочка, давай соберись. Здесь никому спуску давать нельзя. А мужику твоему, кроме тебя, мало кто поможет. Ему твое внимание в первую очередь надо, а ты вон нюни распустила. А ну пойдем, я тебе покажу, как нужно с ними разговаривать.
— Нет! — решительно замотала головой Катя. — Я сейчас не смогу, мне надо в себя прийти, да и принесла я, наверное, совсем не то.
— Что есть, то есть. Значит так, слушай меня внимательно. Здесь без проблем принимают то, что куплено в местном магазине. Еще можно положить деньги на личный счет мужа — сидит-то муж? — Катя кивнула. — Ну вот, а он, значит, на эти деньги может что-то купить сам. Нижнее белье — там трусы, носки, майки, тапочки и прочее лучше всего отправляй бандеролью — до двух килограммов веса. И отправь из отделения вон там, — показала Людмила рукой, — оттуда быстрее доходит. Постельное белье не клади, все одно не примут. Продукты лучше всего без упаковок — печенье россыпью в пакете, конфеты тоже без фантиков в пакете, пастилу передай, мармелад, может колбаса сырокопченая пройдет, можешь рискнуть сало передать, но это вряд ли.
— Да он сала у меня не ест, — Катя, немного успокоившись, медленно растирала по лицу потекшую тушь.
— Не ест… Слушай, твой мужик попал совсем в другой мир, где все другое, в том числе и еда. Так что передавай и сало, и чеснок, и лук — все сгодится. Сухофрукты хорошо идут. Чай обязательно, но его лучше в местном магазине брать. Уяснила?
— Угу. А когда лучше сюда приходить, чтобы передать посылку?
— Здесь принимают передачи не более 30 килограмм. Приходить лучше утром пораньше — к 7–7.30, записывайся сразу в очередь и жди, пройдешь обязательно, и никого не бойся!
— Люда, а вы когда сюда в следующий раз придете?
— Через недельку, а что?
— Мне бы с вами было спокойнее…
— Ох, бедолага! Запиши мой телефон да позвони в конце недели, договоримся.
— Ой спасибо вам! Спасибо огромное!
— Благодарю надо говорить, — задумчиво произнесла Людмила.
— Почему? — опешила Катя.
— По кочану! Так, все, давай пока, а то я тут с тобой свиданку пропущу. Звони!
Вспомнив эту поездку, Катя невольно улыбнулась. Прошло всего полтора месяца, но ее уже не тяготили поездки в СИЗО. Девушка научилась просто не обращать внимания на колкости в свой адрес, а в крайних случаях могла ответить — жестко, хлестко и обидно: Людмила, чей супруг попал в тюрьму уже в четвертый раз, научила ее правилам поведения в этом особом мире неволи и страданий. Эта внешняя грубость, казалось никак не отразилась на внутреннем мире Катерины. Напротив, ей казалось, что она стала гораздо чувствительнее к человеческой боли, научилась лучше понимать страдающего человека.
Катя приехала в СИЗО к половине восьмого, записалась в список пятой. В ставшие уже привычными часы ожидания Катя думала о Денисе, о той жизни, которую они прожили за истекшие годы. Рана постепенно затягивалась. Вспоминалось много хорошего, что было в их семье. Пока супруги избегали свиданий — они все равно не смогли бы сказать друг другу главное, когда вокруг столько людей, крик, сутолока, слезы… Они общались при помощи писем. Первую весточку отправила Катя. На стандартном белом листе формата А4 было написано всего два слова: «Как ты?» В ответ она получила две строчки: «Очень плохо… Потому что БЕЗ ТЕБЯ! А так не волнуйся, здесь жить можно. Котенок, ПРОСТИ МЕНЯ! Я тебя очень сильно люблю!»
