Марина Серова - Осколки любимого сердца
Я знала — Руслан сказал мне, он вас выследил, — вы виделись с Владом, которого, у вас имелись на то все основания, считали виноватым в этом деле… Я знала: если Руслан позвонит вам и сделает даже небольшой намек, вы непременно захотите спуститься к квартире Влада. Я знала также, что это нужно сделать только поздно ночью — ведь охраннику нельзя покидать свой пост, пока все в доме не улягутся спать… Поэтому Руслан поджидал вас этажом ниже и появился на площадке четвертого этажа сразу же, как только заслышал шум лифта. Ах, если бы он мог знать, что вы придете туда пешком, бесшумно, что вы обо всем догадались и сами поджидали убийцу…
Вот и все. Что еще сказать? Ничего, кроме того, что теперь все кончено бесповоротно и окончательно — женщина, которая так хотела загладить свою вину, и так любила, и так желала счастья — эта женщина умерла только что на ваших глазах. Что дальше будет со мной, мне безразлично. Меня больше нет.
Вы убили меня, Женя.
* * *Сказать, что Ильинский выглядел потрясенным, — значит не сказать ничего. Когда милиция увезла обоих убийц, а я поднялась обратно в квартиру, разбудила спящего мертвым сном хозяина и все ему рассказала, он долго сидел на диване — всклокоченный, в пижаме, с темными кругами под глазами — и не мог вымолвить ни слова…
Только лицо его, обычно такое непроницаемое, сводило судорогами. Казалось, что каждая клеточка стала вдруг осиновым листком, или черты лица подернулись тонкой рябью — как на воде.
— Ты чуть было не погубил нас всех, идиот! — сказала я ему без всяких околичностей, сразу после того, как передала рассказ Аллы. — Если бы ты действовал с большим профессионализмом и не наделал столько ошибок…
— Ка-а… ка… каких ошибок? — прошелестел он еле слышно.
— И ты еще спрашиваешь! Во-первых, зачем ты признался ей, что нанял меня в качестве телохранителя? Романтик! Ухажер! А еще адвокат — представитель самой циничной профессии! Ведь эта твоя детская откровенность «с любимой женщиной» дала ей возможность еще больше все запутать! А во-вторых… ты не должен был скрывать от меня свои отношения с медсестрой. Телохранителю надо говорить все — как врачу. А ты перепутал наши роли, мою и ту, которая предназначалась Алле. Кроме того, ты дал ей номер моего мобильника. Это мог сделать только ты — потому что только ты его знал! И поэтому я сразу поняла, что круг моих подозрений сомкнулся. Поняла, как только получила звонок с приглашением спуститься ночью на четвертый этаж.
— Я не знал…
— Еще бы ты знал! Тогда бы тебе вообще прощения не было. Ты был настолько наивен, если не сказать — глуп, что даже не заметил, как после ласк Алла напоила тебя каким-то сонным зельем. Ведь я еле добудилась тебя — а времени прошло всего ничего! Что вы пили? Чай?
— Шампанское.
— Оно, конечно, было с клофелином. Поздравляю.
— Женя… — тонким, просительным голосом проскулил он и вдруг закашлялся, как туберкулезник, — Женя, а может… а может быть, это все-таки ошибка?!
Я подавила в себе желание как следует треснуть его по башке огромной напольной вазой. Да так, чтобы осколки разлетелись по всему кабинету! Встала с дивана, походила по комнате, опустилась в кресло напротив.
— Ошибки никакой нет, и я хочу, чтобы ты это понял сразу и навсегда. От иллюзий подобного рода лучше избавляться сразу, не дожидаясь прихода психиатра. Чтобы тебе стало совсем все понятно, так и быть, скажу, что на Аллу указывало сразу несколько обстоятельств.
В тусклых глазах клиента мелькнуло что-то вроде вопроса.
— Начнем по порядку. Еще до того, как ты нанял меня, сегодня, то есть уже вчера утром, меня удивило такое скорое, почти моментальное появление на месте гибели Нади врача «Скорой помощи». Охранник (тогда я еще не знала, что это был Руслан) якобы вызвал по рации «Скорую» — и пяти минут не прошло, как во дворе действительно появилась женщина в белом халате и шапочке! Такое ее моментальное появление чем-то напоминает сказку про Сивку-бурку, но я реалист и в волшебство не верю. Тогда я просто машинально отметила в мозгу это странное обстоятельство, а приплюсовала его к общей картине гораздо позже, когда сводила воедино все известные мне факты. Да-а, в этом есть особый цинизм: под видом врача из «Скорой» появиться на месте преступления спустя считаные минуты после того, как оно произошло. Зачем? Конечно, чтобы убедиться, что жертва на самом деле мертва. Именно за этим она щупала у Нади пульс и подносила к губам медицинское зеркальце.
Когда я увидела Аллу в первый раз в комнате у Ириши, то не узнала ее только потому, что тогда, возле убитой, она была в марлевой повязке. Но все равно глаза твоей медсестры показались мне до странности знакомыми. Потом я поймала себя на этом ощущении еще раз — когда увидела мать Аллы, она удивительно похожа на дочь, или наоборот — это уж как угодно.
Было и другое. В момент моего знакомства с Анютой девочка разыграла ужасную сцену с фальшивой гранатой, истерикой, угрозами выброситься из окна. Мы выясняли отношения, кричали, производили много шума, а соседняя дверь, дверь Ирочкиной комнаты, даже не приоткрылась. Почему? Ведь выбежать на такой шум — естественная реакция каждого нормального человека. И тогда я подумала, что Алла играет в этой семье гораздо большую роль, чем хочет показаться. Она поэтому и не выбежала узнать, что происходит, потому что опасалась: Анюта, в припадке преданности и любви, расскажет «новой мачехе», что на самом деле ее отец собирался жениться именно на Алле. То, что девочка мечтает о маме, а женщина, о которой она мечтает, существует на самом деле, не вызывало у меня никаких сомнений. Ведь даже скандал, устроенный мне из-за порванной майки («Это подарок!» — крикнула Аня), говорил о том, что в этой семье ценят и дорожат не только папиными дарами.
Наконец, я вспомнила о том, что в бутике, куда мы заехали, чтобы, по твоему выражению, «экипировать» меня, тебя хорошо знали. А ведь это был женский бутик, в котором продавались довольно дорогая одежда и нижнее белье. Значит, ты заходил сюда раньше, и заходил не один. Вот тебе и еще одно доказательство.
Один раз ты чуть было не проговорился и сам. «Мы показывали ее психологу», — сказал ты, когда рассказывал об Анюте. Кто «мы»? Конечно, ты и та, другая женщина, достаточно близкая и тебе, и самой девочке, чтобы уговорить ее показаться врачу такого профиля.
И наконец — сумка Нади. Та самая, которую я обнаружила в библиотеке. Как она могла оказаться там? Ответ мог быть только один: ее принес убийца. Но зачем? Я долго ломала себе голову над этим вопросом, пока наконец меня не осенило: ну конечно же, для того, чтобы сбить нас (или следствие) со следа! А как это можно было сделать? Только одним способом, а именно, подложив в эту сумку что-то постороннее, а затем предъявив следствию как случайную находку. «Я нашла это в Ирочкиной комнате. Наверное, Надя забыла ее у нас во время прошлого визита», — сказать так было совсем в духе Аллы.
— А что… что… что она могла туда подложить? В сумку? — к Ильинскому, кажется, возвращался голос.
Я пожала плечами:
— Вариантов ответа не так уж много. Скорее всего, подложила бы туда несколько проспектов или брошюр той самой секты, как ее? — ах да, «Новая жатва», о которой она так упорно рассказывала мне, стараясь сбить со следа.
— Но ведь секта существует в самом деле!
— Возможно. Но к нашей истории она не имеет никакого отношения. Важно другое: вопреки уверениям Аллы, брошюры «Новой жатвы» нашли только у Игоря Литвинова — и у одного из погибших подростков. Поэтому-то она и хотела подбросить парочку экземпляров в сумочку Нади — чтобы создать хотя бы видимость того, что секта запустила щупальца дальше, и тем самым сбить всех нас со следа. Приплести к «своим» убийствам гибель двух других подростков — в этом есть особый цинизм, ты не находишь?! Ведь те два одноклассника погибших девочек, о которых рассказала нам Полина…
— Я знаю про эти истории.
— Тем лучше. Так вот, мальчики погибли и в самом деле случайно, — и я пересказала ему все то, что уже говорила Галине Сабежниковой.
Ильинский несколько раз нервно облизнул губы. Схватился руками за взлохмаченную голову и застонал:
— Боже мой, боже мой, как же это все ужасно, Женя!
— Да.
Больше я не знала, что сказать. Подумала и сказала еще раз:
— Да.
* * *…Ранним-ранним утром я возвращалась домой. В кармашке моей спортивной сумки лежал чек на круглую сумму. Это был очень хороший гонорар, даже мне редко когда удавалось заработать столько, и всего за сутки работы. Но сегодня чек совсем не радовал меня, и на душе как будто лежал черный камень.
Большой — как могильная плита.
Входную дверь я постаралась открыть как можно тише, но тетя Мила все равно проснулась.
— Женечка? Это ты? Уже отработала? Так быстро? — раздался из комнаты тети ее сонный голос.
