Галина Романова - В любви брода нет
Дождавшись, когда к остановке, утробно фыркнув открывающимися дверями, подкатил троллейбус, Назаров прошел вперед по салону и сел за водителем спиной ко всем.
Видеть чужие чувства, пусть и изрядно подогретые водкой, он не мог. Ему было нужно и важно сейчас не позволить утопить себя в том горе, в котором он барахтался вот уже две недели, становясь с каждым днем все более бессильным. Ему сейчас нужно поверить в свой собственный успех.
Он найдет ее! Он так любит ее, так успел соскучиться, так измучался от неизвестности… Он найдет их непременно, лишь бы… лишь бы только с ней ничего не случилось, лишь бы Верочка была жива…
Глава 20
Откуда-то сверху капала вода…
Монотонно, капля по капле, она сочилась сверху и разбивалась о ее голову. Ей именно так и чудилось, будто все эти капли, исчисляемые миллионами, методично разбиваются о ее голову и вот-вот должны расколоть ее пополам.
Капля камень точит… Она помнила эту пословицу, и теперь, как никогда, осознала ее истинный сокрушительный смысл. Эти капли успели выбить из нее все, что еще оставалось человеческого. Сейчас в ней ничего уже не осталось, кроме пустоты. Временами, правда, накатывал ужас, подогреваемый дикими женскими криками, но он быстро умирал. Женщина кричала страшно, но коротко. И снова наступала тишина, разбавленная не желающей утихомириться капелью.
Сколько просидела в непроглядной черноте, она не знала. Счет дням она вести не могла, если бы и хотела. Единственное, чего жаждала ее душа и обессиленное тело, — это смерти. Но ей отчего-то не позволяли умереть. Ее кормили, иногда насильно, и давали пить. Случалось это всегда в одно и то же время, о чем ей подсказывал желудок, начинавший ворчливо урчать перед тем, как в черную бездну к ней пробивался тонкий, будто лезвие ножа, луч света. Этот луч преломлялся и ненадолго увязал в бархатной тьме подземелья, а потом вздрагивал и разрастался до мерцающего пламени свечи.
Следом за этой мигающей каплей огня из темноты на нее надвигалась огромная человеческая фигура, шуршащая пакетом с продуктами и водой. Человек этот, так же, как и страшный женский крик, внушал ей ужас на то короткое время, что бывал подле нее. Она не видела его лица, голос при общении с ней он менял до неузнаваемости, чем-то прикрывая рот, но тем не менее она раз за разом тонула в волнах ужаса, исходивших от его громоздкой фигуры.
Поначалу она отказывалась есть и все старалась выяснить, почему она здесь и что с ее сыном. Кричала, плакала, пыталась брыкаться настолько, насколько позволяла ей цепь, которой она была прикована к камням. Она даже кидала в этого типа тарелки с едой и выливала воду. И тогда… Тогда он заставлял ее съесть все, что она бросила на землю. Заставлял, прижав ее лицо к земле, больно удерживая за шею и все время шепча ей:
— Ты будешь жить, сука. Будешь жить и жрать, если хочешь, чтобы твоего сына не зарыли живьем на твоих глазах.
Верочка сразу поверила, что так и будет, если она ослушается. Хотя не понимала, почему до сих пор они живы.
Ее квартира и вещи, все вещи, что она оставила там, торопясь сбежать… Именно они стали причиной ее пребывания в этом темном подземелье. Она якобы подогрела корыстный интерес преступной группировки, излишне живописуя свое жилье и набивая цену. Они прониклись, и она попалась. Попалась так бездарно, как глупая, наивная курица. И самое главное, что никто не станет ее искать! Ни ее, ни Данилку!..
Про сына она старалась не думать, потому что мгновенно впадала в безумство и начинала биться головой об осклизлые холодные камни. Иногда наступало благодатное беспамятство, иногда ей удавалось надолго заснуть, но, когда сна не было и разум работал особенно четко, Вера просила себе смерти.
Но и в этом ей было отказано, и ей очень хотелось бы знать — почему.
Ответ, как ни странно, она получила все от того же страшного человека.
Прошлым днем он оказался на удивление разговорчивым. И пока она без аппетита жевала вареные слипшиеся макаронины и запивала их затхлой водой, он вдруг проговорил:
— Скоро твои мучения закончатся.
— А-аа, понятно, — отозвалась она, впрочем, без особой заинтересованности. — Меня убьют?
— Не-а, это нужно было сделать раньше. — В его голосе не было никаких чувств, но ей почему-то стало казаться, что убивать ее он не хочет. — Мужик твой богатый?
— Наверное. Мы в разводе…
— Это я помню. Но сына-то он любит?
— Да, любит. — Верочка часто заморгала, пытаясь не заплакать, при нем этого делать нельзя. Но всякое напоминание о сыне было хуже любой пытки. — Он… Данилка… жив?!
— Не переживай. Он в порядке. Сначала капризничал, теперь смирился. Так отец, значит, любит его! Ну вот! — на подъеме заявил ее охранник. — Если любит, значит, согласится заплатить выкуп. Это я, между прочим, придумал! Хотя все считают, что вы давно мертвы. А я оказался на этот раз хитрее, так-то…
Больше он не сказал ни слова, собрал в пакет железные миски, забрал ведро с помоями, спустя несколько минут вернулся с пустым и густо засыпанным хлоркой. Подхватил с каменного выступа оплывшую свечу в подсвечнике и ушел в темноту.
Когда огонек уже сделался размером со спичечную головку, Вера вдруг прокричала:
— А где та женщина?
— Которая? — недоуменно отозвался издалека мужчина.
— Та, что кричала все время? — Почему-то ей было важно об этом узнать. Обретя надежду, Вера тут же захотела, чтобы и у других она появилась.
— Светка, что ли? Нет ее больше, — запросто ответил он, словно речь шла не о человеческой жизни, а об использованном полиэтиленовом пакете.
И ушел. А Верочка снова осталась одна и, пока не провалилась в спасительный сон, очень долго и напряженно размышляла.
Если ему верить, то выходило, что этот охранник кого-то ослушался и, вопреки монаршей воле, оставил в живых ее и Данилку. Кого он мог ослушаться, Верочка приблизительно догадывалась.
Высокая женщина с красивым нервным лицом… Инга Витальевна… Черный ангел, продавший душу дьяволу, наверное, не единожды…
Это с ней Верочка заключала сделку по продаже своей квартиры. Ей поверила свою душевную боль, прося сохранить все в тайне. Она же и присвоила все ее, Верочкины, деньги. Вера видела их, прежде чем провалиться в обморочный сон. Толстые пачки денег, много пачек, плотно устилавших дно черного кейса, который хозяйка достала из сейфа. Они тогда в радостном и тревожном предвкушении переглянулись с Данилкой, тот, дурачок, даже их погладил, словно не верил, что все это теперь принадлежит им.
Потом было чаепитие под светскую беседу. Чай вносила красивая длинноногая секретарша, и, кажется, ее звали… Света. Неужели это ее страшные крики доносились до Верочки все время?! А теперь, он сказал, ее нет! Что это значит?! Только то, что она умерла?! Боже, как иногда бывает страшно! Так, что хочется закрыть глаза и больше никогда не открывать их снова. Это можно было бы и не делать, поскольку мрак был полным и абсолютным, но Верочка все равно открывала глаза, хотя бы ради того, чтобы не разучиться моргать…
Их никто не станет искать именно здесь. Где угодно, только не здесь. Их будут искать во многих других городах, опрашивать кассиров в билетных кассах. И одна может ее вспомнить, если уже не забыла к этому моменту. Они ведь взяли с Данилкой два билета и еще шутили с ней… Если эта женщина вспомнит, то направит поиски по ложному пути. И мальчик тот… Милый, чудесный мальчик, помогавший им, тоже направит их не туда. Если его вообще кто-то о них спросит.
Эх, горе ты, горе горькое! От всех скрыла, никому ничего не сказала, подписав себе и сыну тем самым смертный приговор.
Они же должны были умереть! Этот тип так и сказал вчера, но почему-то их не убил. Почему? Решил получить выкуп? Да, что-то он подобное говорил и спрашивал, хорошо ли обеспечен ее бывший муж и насколько сильно он любит Данилку. Еще вопрос, захочет ли Геральд платить и за нее тоже…
Верочка недобро усмехнулась. Пусть не платит. Ей все равно. Она давно хочет и согласна умереть, лишь бы знать, что с сыном все в порядке.
Она попыталась подняться, опираясь о каменную стену. Ссадины на руках Верочка уже не ощущала, они отдавались тупой болью, к которой она давно привыкла. Сделала четыре шага вперед, ровно столько позволяла ей цепь. Потом шагнула влево, потом вправо. Повторила все манипуляции раз десять. Снова вернулась к каменной стене и села, опершись о нее спиной. Это было своеобразной зарядкой, она делала ее по несколько раз за день, чтобы мышцы окончательно не одряхлели и ноги могли хоть как-то держать ее.
Интересно, знает ли великолепная Инга Витальевна, что ее приказ не выполнен и пленники живы? Вряд ли… Он сказал, что сам это придумал: оставить их в живых. Выходит… выходит, этот громадных размеров мужик их палач?! Убийца! Убийца, почему-то не выполнивший заказ и решивший обыграть все по-своему…
