Валерия Вербинина - Сиреневый ветер Парижа
– Привет всем, — сказала я, незаметно убирая пистолет.
Старик укоризненно посмотрел на меня, взял руку журналиста и ловко сделал ему укол.
– Неделю в постели, не меньше, — вынес он свой вердикт.
– Но я нужен в редакции, — попробовал было возразить Артюр.
– Это исключено. Твоя подружка за тобой присмотрит.
– Его подружка? — удивилась я.
– Ну да. Вы и присмотрите за ним, — раздраженно пояснил доктор.
На мгновение, каюсь, я приоткрыла рот, но тотчас же поспешила его закрыть.
– Я надеюсь, вы не возражаете? — осведомился старикан уже иронически.
– О, что вы, — в тон ему отозвалась я. — Буду просто счастлива.
– Очень хорошо. — Он положил на столик две упаковки таблеток. — Если будут сильные боли, дадите ему вот эти, из желтой баночки. Если сильно будет течь кровь — две таблетки из зеленой упаковки. Мой телефон у вас есть. Так или иначе, но я буду звонить и узнавать, как у мальчика дела.
Он поглядел на меня, на Артюра, попрощался после паузы, забрал свой чемоданчик и вышел. Я проводила его до двери.
На пороге старик обернулся.
– Я надеюсь, что на этот раз все обойдется. — Он испытующе всмотрелся в мое лицо. — Ему здорово повезло. Пуля прошла навылет, но, хотя крови он потерял много, жизненно важные органы не задеты. Однако вы больше не должны давать ему стрелять.
– В самом деле? — глупо спросила я.
– Конечно. Он же чуть не убил себя.
Уразумев, что Артюр наплел славному старику какую-то фантастическую историю для того, чтобы объяснить свое ранение, я немного воспрянула духом.
– О, разумеется, разумеется, — заверила я доктора. — Пока я с Артюром, он будет вести себя как паинька, обещаю вам.
Закрыв за доктором дверь, я вернулась в спальню.
– Я ему ничего не сказал, — поспешно проговорил Артюр.
– Я так и поняла, — отозвалась я.
– Разумеется, я вовсе не требую, чтобы вы были моей сиделкой, — продолжал раненый. — Это я так сказал.
Я зевнула и поглядела на хронометр Филиппа. Третий час ночи.
– Есть кому присмотреть за тобой?
Его серые глаза слегка затуманились.
– Была. Катрин. Она манекенщица. Но мы поссорились. Она хочет стать топ-моделью и решила, что простой журналист ей не нужен.
Я вздохнула и почесала нос.
– Зачем ты вешаешь на стены бабочек? — спросила я.
– То есть как? — Он искренне удивился. — Но ведь это же красиво.
– Они же мертвые, — сказала я.
Он моргнул, но ничего не ответил.
– Ты не проговорился доктору, кто я такая?
– Нет, клянусь вам, — горячо сказал он. — Я бы ни за что… Потому что тогда вы бы нас обоих…
Да, репутация, как говорил Фигаро… Впрочем, что там говорил Фигаро? Что-то остроумное, но сейчас не могу вспомнить, хоть убей.
– Телефон тебе ни к чему, — сказала я, забирая его сотовый. — Спокойной ночи.
– Вы куда? — изумился он.
– Неважно. Я буду в соседней комнате. Если что, зови.
– Так вы остаетесь? — еще больше изумился журналист.
– Мне все равно надо где-то ночевать, — зевая уже во весь рот, ответила я. — Отдыхай. Утром я уйду, так что можешь не беспокоиться.
– Вы можете оставаться сколько хотите, — проговорил журналист. — Здесь вы в полной безопасности.
– А я чувствую, тебе не терпится написать про меня очередной репортаж, — подколола я его.
– Я же профессионал, — сердито отозвался он.
– Тебе пора менять работу, — сказала я.
Он сглотнул и опустил глаза. Я пожала плечами и затворила дверь.
* * *Когда я проснулась, было уже одиннадцать.
Ночь я провела на диванчике в гостиной, подложив под голову несколько диванных подушечек. В отличие от нашей мебели французские диваны созданы исключительно для того, чтобы люди на них сидели, а не спали, и поэтому я пробудилась с таким ощущением, словно все кости моего тела предприняли безуспешную попытку поменяться местами и создать новую Веронику Бессонову. Простреленное Филиппом плечо тоже давало о себе знать. Я приподнялась, пощупала чемоданчик, который поставила возле дивана, и подумала, что неплохо было бы чего-нибудь перекусить и сменить повязку.
Артюр лежал в постели. На его щеках играл слабый румянец, но обладатель его выглядел куда более обнадеживающе, чем вчера.
– Доброе утро, — сказал он.
– Доброе, — согласилась я. — Как ты себя чувствуешь?
Он мрачно поглядел на меня. Надо вам сказать, что при ярком дневном свете открылась еще одна черта журналиста, на которую я вчера совершенно не обратила внимания. А именно: этот молодой человек с правильными чертами лица был довольно симпатичным. Впрочем, трудно быть сероглазым брюнетом с ломаными бровями и правильными чертами лица и не являться при этом симпатичным. Единственным его недостатком оставалась профессия, которая по-прежнему мне не нравилась, — вернее, то, что являлось объектом интереса моего собеседника.
– Неужели вам и впрямь интересно, как я себя чувствую? — раздраженно спросил он.
Тут я подумала, что терпеть не могу всех журналистов на свете, и не только тех, кто делает деньги на чужих смертях, боли и страданиях.
– Ладно, — сказала я и вышла, не опускаясь до ненужных объяснений.
В ванной я сменила повязку, после чего отправилась на кухню. В холодильнике я отыскала такое количество пищи, которое могло бы прокормить взвод солдат. Я съела упаковку малины, поджарила кусок мяса и налила себе полный стакан апельсинового сока. Интересно, как Артюр напишет об этом в своей статье — «знаменитая террористка любит апельсиновый сок» или «ничто человеческое не чуждо даже убийцам»? Мне стало смешно, и я фыркнула.
В следующее мгновение я едва не поперхнулась соком, потому что на пороге кухни внезапно выросла человеческая фигура. Это был журналист.
– Какого черта, — раздраженно буркнула я, поставив стакан на стол.
– Я пришел извиниться, — сказал он.
– Мне не нужны твои извинения, — отрезала я.
Положительно, я все больше и больше входила в роль своего двойника.
Артюр постоял в дверях, потом медленно подошел к стулу и осторожно опустился на него. Открытие, что раненый, оказывается, может самостоятельно передвигаться, совершенно выбило меня из колеи.
А если бы он позвал на помощь? Если бы сообщил, к примеру, что я вломилась к нему силой и держу его в заложниках? Конечно, я забрала его сотовый, но что, если у него имелся запасной телефон? А если даже не имелся, что могло помешать ему вызвать подмогу по Интернету, ведь я совершенно забыла о его ноутбуке?
Но если Артюр действительно кого-то вызвал, почему до сих пор тихо, в окна не ломится спецназ и на улице не воют полицейские сирены? Или он все-таки сказал правду, и единственное, что его интересует, — это эксклюзивный материал?
– Оказывается, твой доктор — настоящий кудесник, — пробормотала я.
– Да, он такой. А ты что, любишь малину? — спросил Артюр, кивая на пустую упаковку.
– Я уже говорила, чтобы ты мне не тыкал.
Его серые глаза блеснули, и у меня возникло неприятное ощущение, что ему нравится провоцировать меня.
– Почему? Ты же говоришь мне «ты».
– Теперь я не удивляюсь, почему твоя манекенщица тебя бросила, — хмыкнула я. — Для меня вообще загадка, как она могла с тобой связаться.
По лицу Артюра я поняла, что перегнула палку, но он пересилил себя и растянул губы в подобии улыбки.
– Слушай, я никому не позволяю так с собой разговаривать.
– Я тоже, — отозвалась я.
Мы глядели друг на друга, как два заклятых врага, но пристальный взгляд Артюра было очень тяжело выдержать. Пожав плечами, я сдалась первая и уткнулась в бумажку, которую вчера изъяла у убитого человека Принца.
– Про тебя не скажешь, что ты легко уживаешься с людьми, — сказал он.
– Это из будущей статьи? — осведомилась я.
Он умолк и закусил губу. Я видела, что он взбешен, но знала, что он сумеет удержать себя в руках. Не потому, что он такой хладнокровный, а потому, что огнестрельное оружие имеется только у меня.
– Что это? — спросил он, кивая на бумажку, которую я разложила на столе.
– Какой-то план, — сказала я. — Тут не написано.
Артюр придвинулся ближе.
– И где ты это взяла?
– Нашла прошлой ночью.
Это была довольно грубо нарисованная схема какого-то квадратного здания, которую атаковали несколько стрелочек. Рядом со стрелочками стояли небрежно нарисованные крестики, а сбоку виднелись цифры и какие-то сложные расчеты, смысл которых был мне совершенно непонятен.
– И что тут такого интересного? — спросил Артюр.
– Это схема какого-то нападения, — ответила я. — К которому очень, очень тщательно готовятся.
– И почему тебя это так интересует?
– Я любопытна. Похоже, Макс что-то затевает, и мне бы хотелось знать, что именно. Этот план тебе ничего не напоминает?
