Маргарет Миллар - Кто-то в моей могиле
— Перед тем как вы пришли, бабушка дала нам яблок. Я свое спрятал. Сказать куда?
— Ты лучше не доверяйся мне. Я не слишком хорошо храню чужие секреты.
— Ты проговоришься?
— Ага. Иногда со мной такое случалось.
— И со мной все время. Яблоко спрятано под…
— Тсс. — Филдинг погладил ребенка по голове. Не сказав ни слова, мальчик самим своим видом ответил на все его вопросы. Темные глаза и волосы, смуглая кожа говорили сами за себя. Ясно было одно: произошла ошибка. Но по чьей вине и почему?
«Господи! — подумал он. — Как мне нужно опрокинуть стаканчик. Если бы я выпил, у меня заработала бы голова. Со стаканом в руке я могу думать. Думать».
— А как тебя зовут? — спросил Поль.
— Фостер, — ответил Филдинг. Он представлялся Фостером довольно часто, и ему уже казалось, что он говорит чистую правду. — Сэм Фостер.
— Ты знаешь моего папу?
— Не уверен.
— А где он?
Малыш задал хороший вопрос, но в голове Филдинга появился еще более интересный. Не где, а кто. «Кто же твой отец, дружок?» — Подумал Филдинг.
Ребенок обхватил его шею своими ручонками так плотно, что Филдинг просто не мог шевельнуть головой, даже для того, чтобы оглядеться вокруг. Неожиданно он ощутил присутствие какого-то странного запаха, который из-за волнения раньше не почувствовал. Лишь минуту-вторую спустя он догадался, что пахнет расплавленным воском.
Поднявшись с кровати, он осторожно разжал руки ребенка и поставил его на пол, затем повернулся и увидел фотографию молодого человека рядом с мерцающей свечой. Сердце забилось в волнении, застучало с таким грохотом, словно Хуанита вновь принялась колотить в запертую дверь. Красная пелена опустилась на глаза, руки и ноги вдруг обмякли и распухли. «Вот оно, — подумал он. — Дамы и господа, вот оно! Я иду…»
Он попал в ловушку.
Теперь он понимал это ясно и отчетливо. Все, что случилось до того, было продуманным планом по заманиванию его в западню. Они все, даже ребенок, выучили наизусть свои роли. Каждый жест, движение, сцена, вплоть до сцены с разбитой дверью, были тщательно отрепетированы и поэтому казались вполне реальными. И все это вело к тому моменту, когда он постиг истину.
Он поднял распухшую руку и вытер обильно заливавший глаза пот со лба. Теперь они поджидали его в соседней комнате, гадая, каким станет его следующий шаг. Миссис Розарио делала вид, что молится. Хуанита якобы собиралась идти вместе с ним, дети притворялись, что очень напуганы. Они все были там, вслушивались, всматривались, ждали, когда же он выдаст себя, сделает одно-единственное неверное движение. Даже этот малыш — шпион. Эти невинные глаза, глядящие на него, вовсе не невинны, рот ангелочка принадлежит демону.
«Теперь он с ангелами». Филдинг вспомнил слова миссис Розарио. Сейчас уж он точно знал, о ком она говорила, безумный смех подкатился к горлу и чуть не задушил его. Филдинг чуть ослабил галстук, дышать стало легче, но тут же затянул его снова. Он не должен дать понять тем, кто за ним наблюдает, что эта фотография имеет для него какое-то значение или что он пытался разузнать об отце мальчика.
Где-то в подсознании билась мысль: все совсем не так, но он никак не мог отогнать от себя нахлынувшие вдруг подозрения. Покрытое пеленой страха сознание перемешивало реальность и вымысел, появлялось парадоксальное ощущение: встревоженная молодая женщина — в реальности преступница, ее мать — злокозненная ведьма, а дети — вовсе не дети, а так и не выросшие взрослые.
— Эй, я готова, — окликнула его Хуанита.
Филдинг обернулся так резко, что потерял равновесие и был вынужден ухватиться за спинку кровати, дабы не рухнуть вниз.
Он не мог выдавить из себя ни слова, но все же сумел кивнуть. Пелена начинала спадать, и он отчетливо разглядел Хуаниту: перед ним стояла молодая женщина, стройная и красивая, одетая в бело-голубое платье, с наброшенным на плечи красным свитером и в красных босоножках из змеиной кожи на тончайших каблуках-шпильках.
— Пойдем, — сказала она. — Надо поскорее уносить ноги из этого сумасшедшего дома.
Он вышел из комнаты, все еще ощущая дрожь в ставших ватными ногах. Но облегчение уже наступило: не было никакого заговора, никакой ловушки, он сам все придумал, застигнутый врасплох всепоглощающим чувством вины и раскаяния. Хуанита, миссис Розарио, дети были тут совсем ни при чем. Они не знали ни его настоящего имени, ни того, зачем он к ним пришел. Фотография у изголовья кровати оказалась тем самым ужасным совпадением, которые иногда случаются в жизни.
И все же… «Господи! Дай же мне выпить, ну дай мне выпить!»
Миссис Розарио перекрестилась и отвернулась от алтаря. Она по-прежнему не обращала никакого внимания на Филдинга, даже краем глаза не посмотрела в его сторону. Она поглядела через плечо не замечаемого ею гостя на Хуаниту:
— Куда это ты собралась?
— Прогуляться.
— Купишь мне новое распятие. Поняла?
Хуанита послюнявила указательный палец и аккуратно провела им по бровям:
— Купить тебе распятие? Думаешь, я такая добренькая?
— Ты не добрая, — холодно ответила миссис Розарио. — Но ты достаточно благоразумна и понимаешь, что живешь в моем доме. Если я захлопну у тебя перед носом дверь, ты окажешься на улице.
— Ты уже раз попыталась ее запереть. Видишь, что из этого получилось?
— Если подобное повторится, я вызову полицию. Тебя арестуют, а детей отправят в приют.
Хуанита побледнела, затем усмехнулась и пожала плечами так резко, что свитер упал на пол. Филдинг нагнулся, чтобы поднять его, но она буквально вырвала у него из рук принадлежавшую ей вещь.
— Ну и что? — крикнула она матери в лицо. — По крайней мере им будет там не хуже, чем в этом сумасшедшем доме, где их бабка ползает половину всей жизни на коленях перед боженькой.
Миссис Розарио впервые посмотрела на Филдинга:
— Куда вы ведете мою дочь?
— Он меня никуда не ведет, — вмешалась в разговор Хуанита. — Это я его веду. Это у меня машина.
— Не смей выводить машину из гаража! Джо сказал, ты сумасшедшая и тебе нельзя доверять руль. Ты погибнешь в дорожной катастрофе, а ты просто не можешь погибнуть, когда на твоей совести столько грехов и ты в них еще не раскаялась.
— Мы собирались пойти в кино, — пояснил Филдинг миссис Розарио, — но если вы возражаете… То есть мне не хотелось бы стать причиной недоразумений в семье.
— В таком случае вам лучше покинуть этот дом. Моя дочь замужем. Замужние женщины не ходят в кино с незнакомыми мужчинами, а джентльмены не делают им подобных предложений. Я даже не знаю, кто вы такой.
— Меня зовут Сэм Фостер, мадам.
— Ну и что? Первый раз слышу.
— Отстань от него, — потребовала Хуанита. — И не суй нос в мои личные дела!
— Это мой дом, и все, что в нем происходит, касается меня непосредственно.
— Ну и подавись своей конурой! Ешь ее с маслом, эту вшивую хибару!
— Мой дом давал приют тебе и твоим детям в самую трудную пору. Ты бы жила на улице, если б не…
— Я обожаю улицу, — перебила ее дочь.
— Да, конечно. Сейчас, когда светло и солнечно, ты очень любишь улицу. Подожди, наступит ночь, придет холод и, может быть, дождь. Ты вернешься сюда вся в слезах.
— А ты бы очень хотела, чтобы я приползла к твоему порогу в слезах, верно? Что ж, начинай просить дождя у своего боженьки, увидишь, будет ли по-твоему. — Хуанита распахнула входную дверь и кивнула Филдингу головой, как бы приглашая его выйти из дома раньше ее. — Увидишь, приползу ли я сюда в слезах.
— Цыганка, — прошипела в ярости миссис Розарио. — Ты вовсе мне не дочь, ты цыганка. Я нашла тебя в чистом поле и пожалела. В тебе нет ни капли моей крови, цыганка!
Хуанита с грохотом закрыла дверь. Мадонны на стенах содрогнулись, но продолжали улыбаться.
Гранатовые деревья на Гранада-стрит по-прежнему медленно покачивались под порывами ветра.
— Я родилась здесь, в больнице Святого Иосифа, — сказала Хуанита. — Там есть в книге соответствующая запись. Ты ведь не поверил в эту чепуху про чистое поле?
— Пойдем куда-нибудь и выпьем по стаканчику.
— Конечно. Так ты поверил или нет?
— Во что?
— Да в эту чепуху про цыганку.
— Нет. — Филдинг был уже готов сорваться с места и побежать, чтобы как можно скорее оказаться подальше от этого жуткого дома с обезглавленным распятием.
Хуанита на огромных шпильках неловко семенила за ним по улице.
— Послушай, не так быстро.
— Мне нужно выпить. Нервы на пределе.
— Она тебя тоже достала?
— Еще как!
— Раньше, когда я жила дома, она не была такой чокнутой. Конечно, религиозности в ней и тогда хватало, но не столько. А теперь она пытается отправлять людей прямиком в Рай. Свечку видел?
— Я так и подумал.
