Мария Спасская - Сакральный знак Маты Хари
И он повиновался, как делал в течение последних лет. Повиновался потому, что до сих пор терзала сердце обида на гордячку Иду, и не было способа стать к ней ближе и добиться ее вожделенного тела и прекрасной души. Зато была рядом Маргарета, уже изрядно расплывшаяся под своими дорогими платьями, но все еще уверенная в своей неотразимости. В экипаже она держала штабс-капитана за руку и, глядя ему в лицо, говорила:
– Хочу вас побаловать, мой друг. Будем завтракать с вином и устрицами.
С гораздо большим удовольствием он впился бы сейчас зубами в сочный кусок мяса, но Маргарете этого было не понять. В военное время устрицы стоили баснословно дорого, и, сидя в ресторане «Палас-отеля» и глядя, как Маслов вынимает тонкой двузубой вилкой крохотные, отливающие перламутром кусочки моллюска и с жадностью съедает, она упивалась своим великодушием, возбужденно говоря:
– Моя последняя поездка в Испанию, а затем и в Голландию вызвала фурор. Я танцевала в городском театре Арнема в балете, который был «живой картиной» по опере Доницетти «Лючия де Ламмермур». Но я уже не раздеваюсь. На мне желтый элегантный костюм, а в руках я держу два развевающихся покрывала. Да что я вам рассказываю? Вы сами все увидите. Я привезла кучу интересных фотографий. После обеда поднимемся в номер, и я вам покажу.
Вадим передернулся, ибо очень не любил смотреть фотографии Маргареты. Он знал, что в Голландии у нее был барон ван дер Капеллен, который содержал танцовщицу, регулярно переводя Маргарете деньги, что, впрочем, не мешало ей наслаждаться обществом и других мужчин. Но не это раздражало Маслова. Его выводила из себя мещанская привычка «яванской принцессы» с глупым бабьим тщеславием том за томом вести пошлые альбомы. В эти альбомы мадам МакЛеод вклеивала вырезки из газет про себя, а также дополняла фотографиями с самыми разными офицерами, в связь с которыми она вступала. Кроме того, она не забывала делать под этими снимками горделивые подписи, именуя себя в третьем лице и, несомненно, любуясь своими победами.
– Я русский офицер, – глухо проговорил Маслов, – и мне претит, если женщина ведет меня в ресторан на деньги, полученные от любовников.
– О нет, Вадим, вы думаете, что я угощаю вас на деньги ван дер Капеллена? – рассмеялась Мата Хари, обнимая и горячо целуя его в губы. – Представьте себе, это совсем не так. Вы же помните мой сценический костюм? И подвеску – тали, шнур девадаси? Я продала его владельцу музея восточных искусств Эмилю Гиме. Эмиль считает, что вещь эта особенная, и именно из-за нее я так замечательно танцую сакральные танцы. Честно говоря, до того, как приехать в Париж, я и в самом деле никогда раньше не танцевала индийских танцев. Да что там индийских! Европейские кадрили и тустепы из-за плоскостопия давались мне с большим трудом. А тут как-то так само собой получилось. И получилось совсем неплохо. Я мечтала о мировой славе – и она у меня есть. Меня знают в самых разных странах, разве это не счастье?
– Зачем же вы продали такую ценную вещицу?
– Открыть вам тайну? Я подумала – пора кончать со сценой. Так хочется покоя и семейного счастья. Перед отъездом из Гааги я сняла небольшой домик, где хотела бы жить с вами, Вадим. Во Францию я приехала, чтобы забрать свои вещи и предметы домашнего обихода, которые хранятся на складе фирмы «Мапль» на Рю де ла Жонкьер. Там ящиков десять или чуть больше. Их надо будет перевезти в Голландию. Ведь вы не откажетесь жениться на мне?
Поражаясь эгоистичной непосредственности этой женщины, а также тому, как ей легко удается в своей типичной беззаботной манере вдоль и поперек колесить по Европе, словно никакого мирового конфликта и нет, Маслов холодно проговорил:
– Боюсь, что это невозможно. Моя семья разорена, нам не на что будет жить.
– Только это? Значит, если я принесу в вашу семью много денег, меня примут с распростертыми объятиями? Скажу по секрету: скоро у меня будет много денег. Очень много.
Во время последней поездки на родину с Маргаретой произошли удивительные события, о которых она не могла поведать любимому. Приехав в Гаагу, танцовщица остановилась в фешенебельном районе города на съемной квартире, которую оплачивал ван дер Капеллен. В день премьеры Мата Хари получила письмо от немецкого консула в Амстердаме Карла Кремера, с которым танцовщица некогда состояла в любовной связи. Кремер писал, что желает встретиться, но не пояснял зачем. Полагая, что все и так понятно, Маргарета, услышав вечером звонок в дверь, кинулась открывать. Разодетая, надушенная, с затейливой прической, женщина выглядела и впрямь соблазнительно. Консул же протянул подоспевшей горничной перчатки и трость и, едва взглянув на Маргарету, деловито прошел в гостиную.
Окинув скучающим взглядом убранную вазами с цветами комнату, низкий столик с охлаждающимся в ведре шампанским, призывающий к наслаждениям широкий диван, обитый прохладным шелком, он взялся за спинку стула, развернул его к себе и, усевшись посередине комнаты, широко расставил ноги и заговорил:
– Я знаю, что вы, мадам МакЛеод, подали заявление на визу для поездки во Францию. Готовы ли вы оказать нам некоторые услуги?
– Смотря какие, – с уклончивым кокетством ответила танцовщица, присаживаясь на низкий пуф перед столиком и призывно глядя на гостя.
Тот поднялся, сдернул со стола туго накрахмаленную салфетку, обхватил бутылку шампанского, деликатно и быстро открыл глухо хлопнувшую пробку, наполнил бокал собеседницы и протянул Маргарете. Глядя, как женщина пригубила вино, гость продолжил:
– В Германии хотели бы, чтобы вы собирали для нас сведения, которые, на ваш взгляд, могут нас заинтересовать. Если вы согласитесь, я уполномочен заплатить вам двадцать тысяч франков.
– Это совсем немного, – секунду подумав, заявила голландка.
– Верно, – покладисто согласился немец. – Но чтобы заработать больше, вы, мадам МакЛеод, должны показать, на что способны.
Маргарета вдруг вспомнила, как в самом начале турне по Германии ее выслали из страны в связи с началом военных действий, так и не позволив выступить и заработать, а портной, изготовивший сценические костюмы, при помощи полиции забрал все ее меха и драгоценности в счет неоплаченных счетов. И танцовщица со свойственным ей легкомыслием решила, что было бы справедливой компенсацией, если бы она вытащила из немцев как можно больше денег.
– Я согласна, – тряхнула она головой, опрокидывая в рот содержимое бокала.
Консул тут же выложил перед Матой Хари пачку купюр во французской валюте, проговорив:
– Я на вас полагаюсь, мадам. Вы должны писать мне подробные донесения обо всем, что узнаете.
– Писать? – переспросила потенциальная шпионка, рассчитывавшая на личные встречи с вином и устрицами. – Но мне это не очень удобно, особенно если я буду подписывать письма своим именем.
– Вы напрасно беспокоитесь, – успокоил ее вербовщик. – Никто не требует от вас афишировать свое имя. Вам нужно подписывать депеши Х-21. Кроме того, существуют специальные чернила, которые никто не сможет прочесть.
Немец сдвинул посуду и поставил на стол три небольшие бутылочки вроде аптечных. Вместо названия лекарств на этикетках стояли цифры «один», «два» и «три». В первой и в последней склянке жидкость была прозрачная, во второй – зеленоватая, цвета абсента. Взяв из бюро лист почтовой бумаги, немецкий дипломат пропитал его жидкостью номер один. Затем, обмакнув перо во вторую бутылочку, написал несколько слов и протер написанное третьей жидкостью, отчего написанное тут же исчезло.
– Вот так нужно с ними обращаться, – пояснил он. – Потом вы можете самыми обычными чернилами писать любой безобидный текст. Всю вашу почту отправляйте на адрес отеля «Европа» в Амстердаме.
Глядя на выложенную немцем на стол пачку денег, танцовщица прижала руку к груди, прочувствованно проговорив:
– Сердечно благодарю вас, господин Кремер.
И, видя, что мужчина направился к двери, собираясь уходить, сделала приглашающий жест в сторону дивана. Тот учтиво поклонился, отклоняя приглашение, надел шляпу, подхватил стоящую в углу прихожей трость и вышел из квартиры.
Получив визу, через неделю Мата Хари отбыла на пароходе во Францию. Как только корабль вошел в канал, соединяющий Амстердам с Северным морем, Маргарета покинула каюту, поднялась на палубу и под порывами шквального ветра выбросила склянки за борт, предварительно вылив их содержимое в воду, ибо никаких донесений писать не собиралась. Приехав в город своей мечты, шпионка пошла вразнос. Несмотря на трудное военное время, витрины парижских магазинов манили изысканными нарядами, и Мата Хари тут же спустила гонорар на драгоценности, белье и платья.
