Филип Пулман - Тень «Полярной звезды»
— Ну, хорошо, коли так, — сказала она. — Все и началось-то с бедняжки Нелли Бад. Надеюсь, она не сильно пострадала.
— К сожалению, она пострадала сильно; воз можно, у нее разбит череп. Итак, прошу вас, миссис Джерри. Что же произошло?
— Нелли попросила меня найти жилье для Макиннона и подписать у нотариуса свидетельство о том, какого числа он здесь остановился. И еще я должна была подтвердить, что каждую ночь он ночевал дома. Платила за него Нелли, чтоб вы знали. У него тогда никакого ангажемента не было. Он прожил здесь три недели и ни разу никуда ни ногой. Двадцать один день, ясно? Таков закон.
Она-то просто наслаждалась, но только не Фредерик.
— Двадцать один день? — спросил он как можно более спокойно.
— Двадцать один день пребывания в Шотландии, подтвержденного свидетелями. Раньше-то в этом никогда не было надобности. Но двадцать лет тому назад закон изменили, и гостиничное дело по нашу сторону границы прямо расцвело, так что мне жаловаться не приходится.
— Простите, миссис Джерри, но я не пойму, о чем вы говорите? Зачем ему понадобилось доказывать, что он прожил двадцать один день в Шотландии?
— Ох, да чего ж тут не понимать! После этого вы сразу можете вступить в брак, попросту заявив о том при двух свидетелях. Он так и сделал, понимаете?
— Не понимаю, ничего не понимаю. На ком он женился? Уж не на Нелли Бад?
Она расхохоталась:
— Экий же вы тупица… На дочке Уитхема, вот на ком. На леди Мэри. Он на ней женился.
Глава шестнадцатая
Мастер
Для мистера Брауна, высококлассного «профи» в котелке, ожидание было делом привычным. Он прождал весь четверг и все утро в пятницу, готов был ждать хоть неделю, если понадобится. Его визит в Библиотеку патентов, вслед за Салли, представлял особый интерес, поскольку теперь он знал, что иной раз она выходит из дому и без этого своего пса.
Но для его рода занятий заполненные толпой тротуары Флит-стрит или Стрэнда предоставляли весьма мало возможностей. Наблюдая за ней из-за газеты, пока они сидели в маленькой чайной на Вильерс-стрит, он размышлял о том, стоит ли использовать шанс, когда она одна, или надо будет убрать и собаку.
А она прехорошенькая, подумал он. Хорошенькая-то хорошенькая, но на странный манер: наполовину англичанка — блондинка, тоненькая, аккуратно, практично одетая; а наполовину нет — темно-карие глаза, решительная, умная, храбрая. Как американские девушки. В Англии таких, можно сказать, и не бывает. Еще одна причина перебираться в Америку. Еще одна причина убить ее и заработать на этом деньги.
Жаль, конечно.
Остаток дня он следовал за ней неотступно: нанимал кеб, когда она садилась в омнибус до Айлингтона, дожидался, когда она выйдет из дома с собакой, и, держась на почтительном расстоянии, сопровождал их повсюду. Когда подворачивался подходящий момент, проскальзывал в дверь магазина и сменял котелок на плоское кепи, которое носил с собой в кожаной сумке, или выворачивал свое твидовое пальто наизнанку, чтобы изменить цвет. Она ничего не замечала. Просто шла и шла с этим огромным спокойным зверем, блаженно выступавшим с ней рядом.
Так она вывела его к Новой набережной, где ему пришлось ждать, пока она наблюдала, как рабочие устанавливают тот древний обелиск, что недавно привезли из Египта. Счастливая, она рассчитывала углы, высоту и силу натяжения, с восхищением наблюдая за умелой, несуетливой работой инженеров; мистер Браун наблюдал за собакой.
Затем она вернулась на Чансери-лейн и провела полчаса в чайной — слишком маленькой, чтобы он мог последовать туда за нею; на этот раз ему пришлось прогуливаться взад-вперед по тротуару напротив, поглядывая на окна чайной. Официантка принесла чай для нее и миску с водой для пса. Кажется, она что-то писала: письмо? На самом деле она записывала все приходившие ей в голову варианты, как Беллман умудрился выкрасть патент на чужое изобретение и каковы могут быть последствия. Салли поняла, что ей необходимо еще раз поговорить с мистером Темплом и что она хо чет поговорить с Фредериком.
Выйдя из чайной, она опять не обратила внимания на неизвестного в зеленом твидовом паль то, хотя прошла всего в двух шагах от него. А он по-прежнему следовал за ней — вдоль Холборна, далее через Блумсбери, мимо Британского музея, свернул за нею на улицу, где она задержалась на несколько минут, глядя через дорогу на фотомагазин, возможно, разглядывала витрину. Начинало смеркаться, и он последовал за ней по тихим улицам обратно, к ее дому в Айлингтоне.
Пес.
Мистер Браун его боялся, что уж отрицать. Громадный зверюга, в чьей пасти запросто поместится твоя голова, а язык мигом вылижет все твои внутренности…
Будучи профессионалом, он воспринимал страх как предупреждение и все более осторожно взвешивал свои шансы. Быстроты и точности мало — он должен быть неуязвимым, черт возьми. Что же до мастерства, то расходовать его на животных нет смысла. Нож для девушки; но для пса — револьвер.
Револьвер он с собой не носил, но знал, где его быстро достать. Через час после того, как Салли вернулась домой, мистер Браун уже был в темном скверике, в самом центре его, под платанами. Она выйдет попозже. Собакам необходима так называемая — вежливо — «разминка» перед тем, как их запирают на ночь.
Это будет весьма интересная техническая задачка — поработать почти одновременно и ножом и револьвером. Но чего-чего, а сноровки ему не занимать — уж в Америке-то он без дела не останется.
Мистер Браун расположился ждать.
В половине двенадцатого звук отпираемой двери нарушил тишину сквера. Перед этим немного поморосило, но недолго. Было сыро, холодно, спокойно.
На черном фасаде возникло желтое пятно, на пороге приоткрывшейся двери показался девичий силуэт и собака; на мгновение позади них мелькнула еще одна женская фигура. Затем дверь закрылась, и девушка легкой походкой сошла по ступенькам на тротуар.
Он полагал, что она направится прямо к садику в центре площади, но девушка вдруг повернула к ограде и медленно зашагала вдоль нее, не обратив внимания на открытую калитку. В это время на площади показался кеб и подкатил к темному дому напротив. Мистер Браун не шевельнулся, но ни на секунду не выпускал ее из виду, слушая при этом спор извозчика с пассажиром о плате.
Девушка и пес медленно шли вдоль улицы, она — погруженная в свои думы, он — обследуя дорогу то справа, то слева, принюхиваясь и резко вскидывая голову, так, что звякала цепь.
Наконец, и при том не без явственно разнесшихся в тишине проклятий, извозчик опять взялся за вожжи, и лошадь тронулась с места. Мерное — раз-два-три-четыре — цоканье подков и тарахтение железных ободьев колес еще долго слышались, прежде чем затерялись в общем смешении звуков более шумных соседних улиц.
А девушка продолжала прогулку вокруг площади, держась у кромки тротуара и сделав уже почти полный круг. Мистер Браун еще с вечера незаметно обследовал окрестные дома и улицы между ними, чтобы не колебаться, когда надо будет потом выбираться отсюда. Он знал, что сейчас перед ней узкий проход — вроде аллеи — между двумя высокими домами строгой и красивой старой кирпичной кладки.
Он увидел, что она взглянула в ту сторону и тут же вступила на дорожку. Нет, она туда не пойдет — это было бы уж слишком хорошо, даже лучше, чем темнота под платанами.
Но она все же пошла — поколебавшись немного, пустила огромного пса впереди себя. Вот теперь мистер Браун оставил свое укрытие. Он взял револьвер в левую руку, нож в правую, спрятав их под толстым плащом, бесшумно вышел из-под деревьев и пересек площадь. Даже не оглядевшись, он проскользнул в аллею и прислушался.
Все спокойно… Они его не услышали.
Он видел их перед собой в тусклом свете, проникавшем с дальнего конца аллеи. Аллея была узкая, и собака шла впереди. Отлично.
Сперва нож.
Он отбросил плащ за спину, освободив обе руки. Тут же быстро, прыжком, рванулся вперед — большой палец на лезвии, — и настиг их прежде, чем они успели обернуться.
В последний миг она услышала его и отшатнулась, но он нанес удар и попал в цель. Она задохнулась, словно весь воздух сразу вышел из ее легких, и упала как подкошенная.
Сменить руки! Быстро! Нож застрял у нее в спине!
Перехватив револьвер правой рукой, левой он выдернул нож, и в этот миг пес — яростный рык, челюсти, зубы, извивающееся огромное тело…
Собака вцепилась в него в тот самый момент, когда он выстрелил, они упали вместе, и он вжал дуло в горячий черный бок зверя и выстрелил опять… Выстрелы прозвучали как артиллерийские залпы в узкой аллее.
Зверь вцепился в его левую руку, зубы рвали, крошили кожу, мышцы, кости, — он опять выстрелил, и еще, и еще… но какая невероятная тяжесть… зверь вдавил его в стену, словно крысу. Еще два выстрела, прямо в грудь, в самое сердце… он услышал, как хрустнула его рука, — это чудовище способно убить лошадь, быка, эта дикая силища, этот ужас, безумный страх…
