Наталья Андреева - Влюбленные безумны
– Вы всегда будете совершать ошибки, – жестко сказал Владимир Никитич. – И время это только подтверждает.
– А вы ошибок не совершаете?
– Чуть было не совершил, – он посмотрел на нее с ненавистью.
– И что же вас спасло? – спросила она с насмешкой.
– Перестаньте! – взмолилась Жюли. – Я вас прошу: перестаньте!
– Если вы того хотите, я не буду больше к вам приезжать, – сказала она, обращаясь к Лежечеву.
– Отчего же? – поморщился тот. – Раз мы теперь родственники… Я, возможно, погорячился, – сдался вдруг Владимир Никитич. – Это ваше дело, как жить с мужем. Я полагаю, средства у вас есть?
– Вы правильно полагаете.
– Тогда тем более. Брак, даже если обоим супругам он в тягость, расторгнуть невозможно. Граф Алексей Николаевич сам должен озаботиться тем, чтобы его жена вела тот образ жизни, который принят в обществе. Он взялся быть вашим наставником в этом нелегком деле, и вина в первую очередь лежит на нем, а не на вас. Думаю, он это вполне осознает, и в ближайшем будущем либо сам объявится здесь, либо вы уедете в столицу. Я знаю, вы состоите при дворе.
– Да, я статс-дама цесаревны. Но вследствие моего положения меня на время освободили от придворных обязанностей.
– Я не совсем понимаю, о каком времени…
– До родов.
Он невольно покраснел от ее откровенности. «Мы здесь, в глуши, живем по-простому, – насмешливо подумала Александра. – Ах, Владимир Никитич, Владимир Никитич… Воспитывали-то вас в аристократических салонах, не в деревне. И тон с дамами вы берете тот, который у вас в крови. Вы просто меня боитесь».
Сделав это открытие, она успокоилась.
– Так я жду тебя завтра, Жюли, – кивнула она сестре и распрощалась с супругами Лежечевыми.
Жюли вызвалась ее проводить.
Возвращаясь домой, Александра как следует все обдумала. Во-первых, хорошо, что она не поехала прямо в Селивановку. Господа Лежечевы еще должны привыкнуть к ее нынешнему положению. Во-вторых, никто не запретит им с Жюли видеться. В-третьих, сестра, конечно, может не принимать у себя господина Соболинского, не желая с ним встречаться. Но она не может избежать гостя своей сестры, бывая в Иванцовке. Рано или поздно Жюли с Сержем встретятся, и на это интересно будет посмотреть. Благоразумие и благочестие против развязности и разврата. Кто сильнее, Бог или дьявол? И кто искуснее ведет свою партию?
* * *Граф Алексей Николаевич Ланин в это время, и впрямь, находился между двумя столицами, Петербургом и Москвой. Его главная цель была забыть неприличное с его точки зрения поведение жены на балу и попытаться вообще забыть ее самое. Хотел он также забыть весьма неприятный разговор с Элен, которая объяснила ему некоторые вещи, не вполне ему понятные. Дочь сообщила также, что исчезнувший три года назад алмаз «Сто солнц в капле света» находится у его жены.
– Я не совсем понимаю, каким образом… – от волнения он запнулся.
Уже рассвело, майская ночь была такая короткая, что и темнеть-то, собственно, не успевало. Он очень устал и чувствовал только одно желание: поскорее забыться сном. И что с ним крайне редко случалось, думал о смерти. Это теперь был для него способ забыться, гораздо более верный чем сон, поэтому граф и думал о ней. И думал всерьез, поэтому он почти не слушал Элен, которая сказала:
– Господин Соболинский, думая, что умирает, передал алмаз вашей жене.
– И она его взяла. – При слове «умирает» граф словно очнулся: это соответствовало его собственным мыслям.
– Да, камень у нее.
– Откуда об этом знаете вы?
Элен смутилась, но быстро пришла в себя.
– Я знаю это от самого господина Соболинского, – твердо сказала она.
Граф неприятно поморщился. «И что так тянет женщин к этому скверному человеку? Ведь он негодяй, он обманщик, он только играет ими, на самом деле не чувствуя ничего. Или все-таки чувствует?» – была его мысль.
Он думал теперь о своей жене в связи с Соболинским и опять почти не слышал, что говорит Элен.
– Что я, по-твоему, должен делать? – спросил он.
– Я не уверена, что этот ребенок имеет какое-то отношение к вам, papá, – ответила та.
– Но у меня нет никаких доказательств… – он опять сбился.
– Какие вам еще нужны доказательства?
Он очень устал и думал о смерти, что с ним случалось крайне редко. Поэтому он позвал своего камердинера и отдал распоряжение собирать вещи. Решение уехать пришло еще на балу, и он тогда же нашел сенатора, у которого принялся уточнять состояние своих дел. Где будет наибольшая польза от его присутствия?
Жене было написано сухое письмо, фактически дававшее ей полную свободу. С тех пор прошел почти месяц. Но за то время, что он не видел Сашеньку, мысли о ней не только не стали реже, но и думать о чем-нибудь, кроме этого, было невозможно. И боль не только не утихла, но стала сильнее.
И в этот момент он получил письмо от дочери. Это письмо искало его долго, потому что он постоянно переезжал с места на место.
«Мужайтесь, papá», – писала графиня Безобразова, – ваша жена умерла. Но, с другой стороны, полагаю, нам всем так будет лучше. Вы уже никогда больше ее не увидите, ваша боль вскоре пройдет, и вы заживете новой жизнью, очистившись от скверны. Мы все в доме носим траур, государю о смерти графини Ланиной на днях сообщили, и он весьма огорчился. Цесаревич также принял это известие с глубокой скорбью. Мужайтесь и вы. Остаюсь преданная вам, любящая вас безмерно, ваша дочь Елена».
Он перечитал письмо раз и еще. И все никак не мог понять, что оно означает? Сашенька, его обожаемая Сашенька умерла?! Но этого не может быть! Она была так молода, здорова и… Тут он вспомнил о ребенке и поморщился. Неужели же этот долгожданный ребенок был от господина Соболинского? Нет, это невозможно! Их отношения возобновились позже. От государя? Он бы знал, и об этом говорили бы все. Но говорили только, что государь приблизил ко двору его жену с определенными намерениями, но они пока ни разу не оставались наедине. При дворе это невозможно было бы скрыть. Ничто из того, что делает император, где он бывает и с кем встречается, не может остаться тайной. Так неужели, вопреки словам Элен, это все-таки был его ребенок? Его сын, который… которого…
Он хотел заплакать, но не смог. Даже наедине с самим собой, получив письмо с горестным известием, он не мог позволить себе слабость.
«Как умерла? Где? Отчего? Почему не позвали доктора? Где похоронена?» – задавал он себе бесконечные вопросы и ни на один не мог найти ответа. Тогда он позвал камердинера и велел собираться в дорогу. Он хотел знать подробности. Он возвращался в Петербург.
Глава 10
На следующий день после того, как Александра вернулась от сестры и теперь ожидала ее к себе, от Сержа принесли письмо. Он сообщал, что тетушке стало заметно хуже и какое-то время ему придется неотлучно находиться при ней. Но как только появится возможность, он тотчас будет в Иванцовке, у ее ног. Серж так и писал Александре: «у твоих ног». Но в целом тон письма был сдержанный, Соболинский вообще не любил писать женщинам нежности и письменно давать какие-либо обещания. Александра опять, было, заподозрила Сержа в обмане, но его слова подтвердила Мари, вернувшаяся от дальних соседей. У нее были там какие-то дела.
– Федосья Ивановна Соболинская очень плоха, – устало сказала измотанная дорогой и заботами Мари.
– Но как же так? Я помню ее здоровой, еще не старой, цветущей женщиной, – взволнованно сказала Александра.
– Соболинская не вызвала бы к себе племянника, если бы не чувствовала приближение смерти. Отчего мы все умираем? Отчего так рано умерла наша маменька? – с досадой спросила Мари. – Все в руках Господа. Федосья Ивановна всегда любила покушать, а в последние годы она сильно располнела. У нее опухли ноги, она теперь даже ходит с огромным трудом. Выезжать давно перестала, позвала к себе какого-то доктора итальянца, похоже, что шарлатана, а тот ее и уморил.
– Я вчера была у сестры, – опустив глаза, сказала Александра.
– А! Так ты с ней виделась!
– И с господином Лежечевым тоже. Ты оказалась неправа, он не испытывает ко мне прежних чувств, скорее, напротив. Я рада, что они с Жюли живут так дружно. Сегодня я жду ее к нам.
– У меня еще так много дел, – с досадой сказала Мари. – Хорошо вам, у которых есть мужья!
– Мы с Жюли сумеем себя занять.
– Я в этом и не сомневаюсь!
Мари если не прямо, то хотя бы косвенно, вскользь, постоянно упрекала своих сестер в том, что те ведут праздный образ жизни. Рождение детей было не в счет. Сделавшись старой девой, Мари окончательно перестала понимать, что значит быть замужем и быть матерью. Александра старалась этого не замечать, но пребывание в доме сестры было для нее ничуть не легче, чем жизнь в фамильном особняке на Фонтанке, вместе с графиней Безобразовой и Софи.
Во время долгих, дальних прогулок она не раз с тоской смотрела на огромный графский дом, где было много комнат и еще больше слуг. Все это теперь принадлежало ей по праву, но гордость мешала Александре явиться в этот дом и заявить свои права. Она предпочитала терпеть холодность Мари и ее постоянные упреки. Александра понимала, что в хозяйстве от нее самой нет никакого толку, да и Мари ни за что не потерпит ее вмешательства в дела. Марье Васильевне нужен повод, чтобы показать свою власть над богатой замужней сестрой, постоянно упрекать ее, говорить колкости. В общем, мстить. Поэтому никакой помощи от нее Мари не приняла бы. Переносить это было нелегко, но ради ребенка Александра терпела. Как только им с Сержем можно будет уехать за границу, все тотчас будет забыто. Александре оставалось только надеяться, что любовник ее не обманет.
