Энтони Горовиц - Мориарти
Мы вошли без стука. Лиланд Мортлейк сидел за столом в обрамлении двух окон с задёрнутыми занавесками из красного бархата. Перед ним стоял стакан с виски, а в пепельнице дымилась толстая сигара. Сначала нам показалось, что он в комнате один, но вдруг поднялся стоявший на коленях рядом с Мортлейком молодой человек лет восемнадцати, с маслянистыми волосами и узким лицом. Людей такого типа я встречал не раз, и ничего, кроме отвращения, они у меня не вызывают. Минуту в комнате стояла тишина. Молодой человек хмурился, не зная, как быть.
— Выйди, Робби, — дал команду Мортлейк.
— Как пожелаете, сэр.
Парень прошёл мимо нас и с явным облегчением закрыл за собой дверь. Лиланд Мортлейк дождался его ухода, потом повернулся к нам с холодной яростью.
— Какого чёрта? — прорычал он. — Не знаете разве, что надо стучаться?
Его язык, влажный и серый, мелькнул между пухлых губ. Он был в вечернем костюме. Руки его, лежавшие на столе, сжались в кулаки.
— Где ваш брат? — спросил Джонс.
— Эдгар? Понятия не имею.
— Знаете, где он был сегодня днём?
— Нет.
— Лжёте. Ваш брат был на складе в Блэкуолл-Бейсин. Он забирал вещи, украденные из «Надёжных депозитов» на Чансери-лейн. Мы застали его врасплох и были готовы его арестовать, но он на наших глазах совершил убийство. Сейчас его разыскивает полиция. Мы знаем, что эту кражу организовали вы с братом, а также с человеком по имени Кларенс Деверо. Не надо это отрицать! Вы были с ним на днях в американском посольстве.
— А я отрицаю. Я и в прошлый раз вам это сказал. Никакого Кларенса Деверо я не знаю.
— Он также называет себя Кольман Де Врисс.
— Это имя мне тоже не известно.
— Может быть, ваш брат от нас и ускользнул, но вам это не удастся. Вы сейчас отправитесь с нами для допроса в Скотленд-Ярд и не будете отпущены, пока не скажете нам, где ваш брат.
— Никуда я не отправлюсь.
— Если не пойдёте по своей воле, мне останется одно — взять вас под стражу.
— По какому обвинению?
— Препятствование правосудию и соучастие в убийстве.
— Бред.
— He думаю.
Повисла долгая тишина. Мортлейк сидел, пытаясь совладать с прерывистым дыханием, плечи поднимались и опускались, а остальная часть тела оставалась неподвижной. Я никогда не видел на человеческом лице столь жгучей ненависти, щёки его буквально побагровели, и я не на шутку встревожился: а вдруг у него где-то рядом, в ящике стола, оружие? В таком состоянии он запросто пустит его в ход, а там будь что будет.
Наконец он заговорил:
— Я американский гражданин, гость вашей страны. Ваши обвинения ложны и беспочвенны. Мне нужно позвонить в посольство.
— Позвоните из моего кабинета, — ответил Джонс.
— Вы не имеете права…
— Очень даже имею. Хватит разговоров! Вы идёте с нами, или я зову полицейских.
Скорчив жуткую гримасу, Мортлейк поднялся. Рубашка выбилась из брюк, он нарочито медленно её заправил.
— Вы даром тратите время, — буркнул он. — Мне нечего вам сказать. Брата я не видел. Про его дела ничего не знаю.
— Разберёмся.
Мы втроём стояли друг против друга, каждый ожидал, что предпримет другой. Наконец Лиланд Мортлейк раздавил в пепельнице сигару и прошёл к двери, протиснув свою тушу между нами. Хорошо, что за дверью стояло двое полицейских — с каждой минутой в «Бостонце» я всё больше ощущал себя на вражеской территории. Проходя мимо бара, Мортлейк бросил бармену:
— Сообщи мистер Уайту в посольство.
— Хорошо, сэр.
Генри Уайт был советником, его нам представил сам Роберт Линкольн. Скорее всего, Мортлейк блефует, пытаясь нагнать на нас страха. Так или иначе, Джонс пропустил эту реплику мимо ушей.
Мы прошли сквозь тихо негодовавшую толпу, получив несколько толчков локтями — люди будто не хотели дать нам уйти. Официант даже попытался выдернуть Мортлейка, но я пресёк эту попытку, вклинившись между ними. Я с облегчением вздохнул, когда мы прошли через дверь и оказались на Требек-стрит. Нас уже ждали два тарантаса. Я заметил, что Джонс решил не позорить Мортлейка и обойтись без «Чёрной Марии» — знаменитого экипажа на службе у Скотленд-Ярда. У выхода лакей передал Мортлейку накидку и трость, но последнюю Джонс забрал себе.
— С вашего позволения, эту штуку я возьму на хранение. Мало ли что там внутри.
— Это трость, не более того. Но делайте, как считаете нужным. — В глазах Мортлейка блеснула ярость. — Вы за это заплатите, помяните моё слово.
Мы сошли на тротуар. Казалось, на улице ещё больше стемнело, газовые фонари не выдерживали борьбы с вечерним небом и бесконечно моросящим дождиком. Дополнительную подсветку давала булыжная мостовая, маслянисто отражая краски вечера. Одна из лошадей фыркнула. Мортлейк споткнулся. Я был рядом и подхватил его, чтобы поддержать — видимо, у него подкосились ноги. Но тут же понял: произошло нечто более серьёзное. Лицо его вдруг побелело. Глаза выкатились из орбит, он пытался схватить ртом воздух, при этом ворочал челюстями, будто пытался что-то сказать, но голос ему не повиновался. Он был охвачен ужасом… перепуган до смерти, мелькнуло у меня в голове.
— Джонс… — позвал я.
Инспектор Джонс уже увидел, что случилось неладное, и подхватил своего пленника, поддерживая его за спину. Мортлейк издал жутчайший звук, и на нижней губе выступила пена. Массивная туша затряслась в конвульсиях.
— Врача! — закричал Джонс.
Но откуда тут было взяться врачу? На улице никого, в клубе врачу делать нечего. Мортлейк упал на колени, плечи его тяжело вздымались, лицо исказила гримаса.
— Что с ним? — крикнул я. — Сердце?
— Не знаю. Надо его положить. Должен же где-то быть доктор, чёрт его дери!
Но было уже поздно. Мортлейк завалился на тротуар и затих. И тут в свете уличного фонаря мы увидели: из его шеи торчит тонкая тростинка.
— Не трогать! — скомандовал Джонс.
— Что это? Похоже на шип.
— Это и есть шип! Отравленный. Однажды я с этим сталкивался, но неужели… не может быть…чтобы такое и во второй раз?
— Вы о чём?
— «Знак четырёх»! — Джонс присел рядом с распростёртым телом Лиланда Мортлейка. Тот уже не дышал. Лицо было белее простыни. — Он умер.
— Но как? Не понимаю! Что случилось?
— Выстрел из трубки. Стрелка попала ему в шею, когда мы выводили его из клуба — и это произошло, когда он был в наших руках! Это стрихнин или нечто подобное. Действует мгновенно.
— Но зачем?
— Заткнуть ему рот. — Джонс поднял на меня глаза, полные страдания. — Но это невозможно. Понимаете, Чейз, простое объяснение не подходит. Кто мог знать, что мы сегодня будем здесь?
— Никто. Я никому не говорил, клянусь!
— Значит, это нападение замышлялось заранее, независимо от нашего прихода. Трубка и стрелка были наготове. Кто-то решил, что Лиланда Мортлейка надо убить, задолго до нашего появления.
— Кому нужно его убивать? — Мысли в моей голове заметались. — А если это Кларенс Деверо? Он ведёт какую-то дьявольскую игру. Он убил Лавелля. Он пытался убить вас… кто ещё мог сидеть в брогаме, что стоял у Скотленд-Ярда? А сейчас он убил Мортлейка.
— Деверо не мог быть у Скотленд-Ярда.
— Почему?
— Потому что извозчик высадил его на улице. А Деверо боится открытого пространства.
— Если не он, тогда кто же? — Я беспомощно уставился на него. — Мориарти?
— Нет. Это исключено.
Мы оба были измождены, изрядно вымокли — дождик не прекращался — и едва держались на ногах. Казалось, с тех пор как мы взяли курс на лондонские доки, прошла целая вечность, и эта экспедиция не дала желаемых результатов. Мы стояли и беспомощно смотрели друг на друга, а вокруг переминались с ноги на ногу полицейские и испуганно смотрели на труп. Дверь клуба вдруг резко захлопнулась и отсекла тёкший изнутри свет. Люди, работавшие в клубе, больше не хотели иметь с нами ничего общего.
— Займитесь этим, сержант! — крикнул Джонс одному из полицейских, хотя я не увидел, кому именно. Его словно оставили жизненные силы. Лицо вытянулось, огонь в глазах погас. — Уберите тело, потом перепишите всех, кто есть в клубе. Знаю, мы всех переписали в прошлый раз. Но придётся сделать это снова! Никто не выйдет из клуба, пока не даст показаний. — Он повернулся ко мне и заговорил уже спокойнее. — Они ничего не найдут. Убийца уже скрылся. Идёмте, Чейз. В этом проклятом месте нам больше делать нечего.
По улице мы дошли до Пастушьего рынка. На углу нашли паб. Внутри было тепло, Джонс заказал полпинты красного вина, которое мы разлили поровну в два бокала. Он достал сигарету, закурил. Я видел его курящим второй раз. Наконец он заговорил, тщательно подбивая слова.
— Не может быть, что Мориарти жив. Я в это не верю! Вы же помните письмо… Шифрованное, с которого всё и началось… Оно было адресовано Мориарти и лежало в кармане утопленника. Из этого следует, что утопленник и есть Мориарти. Без логических умозаключений, как всегда, не обойтись. Только смерть Мориарти позволила Деверо и его приспешникам развернуться в Лондоне. И именно благодаря этому письму мы куда-то продвинулись в нашем расследовании.
