Татьяна Гармаш-Роффе - Сердце не обманет, сердце не предаст
Ее вернули в палату, где тут же захлопотали врач с медсестрой; Костик временно остался на посту у ее двери, пока его не сменит охранник; Димыч отправился снимать показания у персонала; Игорь тоже застрял в «Склифе»: по настоятельной просьбе Алексея его осмотрят, проверят целостность костей. «А то я сам тебя наручниками к рентгеновскому аппарату пристегну!» – пригрозил детектив.
Сам он с Серегой поехал обратно на Петровку, вслед за машиной, увозившей санитаров «неотложки», Вову Смылко и Евгения Николаевича.
Вечер, проведенный с детективом, несколько развеял Катину тоску. Бывают люди, которые радуют уже тем, что существуют; Алексей Андреевич принадлежал к их невеликому числу.
Он рассказывал ей, как продвигается расследование. Катя слушала внимательно, хотя детективы никогда не любила, а необходимость вникать в их логику и следить за цепочками навевала на нее тоскливое воспоминание об алгебраических уравнениях. Но она слушала детектива с удовольствием: просто ей нравился он, его теплый голос, исходившее от него ощущение надежности… Как когда-то в детстве с папой.
Закрыв за Алексеем Андреевичем дверь, Катя сказала себе: это еще не конец жизни. Горе, да, и большое, но не конец ведь!
Она приготовила себе ванну и уже ступила в пену одной ногой, когда зазвонил телефон.
Олег.
– Я что хотел спросить… Тебе сегодня не страшно одной?
– Нет, – легко ответила она.
Не хватало только, чтобы его мучила совесть из-за того, что он не стережет ее каждую ночь! Не надо, спасибо, не надо!
– А, ну тогда… Тогда ладно. Спокойной ночи.
Вот так. Видишь, как все просто, Катя? Тебе никто не нужен. Ты сама прекрасно справишься и с горем, и со всеми остальными проблемами в жизни. Ты сильная, Катя! Миша тебе всегда говорил, помнишь, что ты «маленькая сильная девочка»? И еще он говорил, что тебе дан великий дар: любовь к жизни. К жизни, ко всем ее проявлениям, к сущему. И что именно благодаря этому дару ты сильна. И все тебе будет удаваться, и будешь ты счастлива…
Катя не замечала, как слезы сбегали по щекам, бесследно растворяясь в пене.
Утром следующего дня ей позвонили из полиции и сказали, что следствие окончено и что можно Мишу хоронить. Едва она успела положить трубку, как телефон зазвонил снова: похоронный агент, предлагавший свои услуги. Катя растерялась от неожиданности, слезы сжали горло болезненным спазмом, но потом вспомнила, что она «маленькая сильная девочка» и что кроме нее некому заниматься похоронами Миши… Агенту она предложила перезвонить к вечеру и села за компьютер. Завела ключевые слова в строку поиска и принялась открывать сайты один за другим, читая о похоронах, гробах, кладбищах… Разные агенты звонили еще шесть раз, но она откомандировала всех на вечер. Денег у Кати в обрез, нужно сначала узнать, что сколько стоит, чтобы ее не провели. Она сильная, она сильная, она справится!!!
В четыре позвонил Алексей Андреевич и сказал, что скоро расскажет ей продолжение детектива. Катя улыбнулась ему и заверила, что ждет с нетерпением.
А в пять позвонил Олег.
После всех неизбежных «как ты», «как настроение» он принялся мямлить что-то неразборчивое, и Катя вдруг подумала, что он собирается пригласить ее на свидание. Его вчерашнее «Нам пора» в парке, показавшееся ей столь холодным, было сказано в силу необходимости (Аленку надо было везти домой), а не желания! Он просто постеснялся добавить другие слова… А она не догадалась… Но сейчас он предложит встретиться, Катя была уверена!
– Ты сегодня свободна? – спросил он.
Точно, точно, сейчас позовет на свидание!
– Если да, то не могла бы ты… Понимаешь, у меня сверхурочная работа, срочная, а мама моя плохо себя чувствует. Обычно с Аленкой она остается, но сегодня… Ты не могла бы забрать ее из садика, Кать? Ты ей понравилась, она несколько раз за вечер тебя вспоминала…
Вот вам и свидание. Ага, оно самое.
Вообще-то наглость! Они едва знакомы, а Олег уже пытается использовать ее как беби-ситтера для дочки!
Катя собралась дать ему гневную отповедь, как вдруг звонко шлепнула себя ладонью по лбу и расхохоталась.
– Ты смеешься? – недоверчиво спросил Олег, словно не верил своему уху, к которому прижимал телефон.
– Смеюсь.
– А что такого я… А почему?
Катя хотела ему сказать: да потому, что ты ищешь повод со мной встретиться и все это при-ду-мал!
Но она не стала. Зачем? Она согласится на игру. Так интереснее.
– Ничего, все в порядке, Олег. Мне отвести потом Аленку к тебе домой? Или забрать к себе?
– Если можно, к себе. Я… в смысле ключа… от моей квартиры нужен же ключ.
– Нет проблем. А ты когда за Аленкой придешь?
– Часов в десять… Я постараюсь пораньше, вдруг получится.
В десять Аленка будет уже крепко спать. Не тащить же девочку домой! Катя предложит ночевать у нее – предложит, конечно. Он на это и рассчитывает. И они проведут еще одну ночь в разговорах… На другое Олег как раз вряд ли рассчитывает, Катя была уверена: он понимает, что для физического сближения момент совсем не подходящий.
– Я куплю что-нибудь по дороге на ужин. Если подождешь меня, поужинаем вместе?
– Подожду… Погоди, а как насчет памперсов и запасной одежды? В тот раз ты с сумкой пришел, а у меня-то всего этого нет!
– Есть.
– В каком смысле?
– Вообще-то… – Голос у него был страшно смущенный, и Кате опять стало весело. – Вообще-то я сумку у тебя вчера забыл… в спальне, на полу. Почему ты все время смеешься?
– Не обращай внимания. Раз сумку забыл у меня, то есть повод вернуться, правда? Говори, куда за Аленкой ехать!
Ей сегодня предстоял чудесный вечер. А утром Олег разбудит ее и скажет, что они с Аленкой приготовили завтрак…
* * *«Ты умеешь любить».
Нет, Катя, ты ошиблась. Я умел. Раньше. Но разучился.
…После смерти жены Олег не жил монахом. Год на наркотиках проскользнул смутным призраком. Кажется, были какие-то случайные женщины, чьи имена и лица стирались из его памяти поутру.
Однажды, одним таким бессмысленным и беспамятным утром, он посмотрел на себя в зеркало, в глаза своему отражению, и сказал: «Если ты намерен сдохнуть, то есть пути короче».
Еще день ушел у Олега на то, чтобы взвесить различные пути ухода. Их много, но страдать не хотелось, – он лишь трезво решал, какой безболезненнее.
Как ни странно, мысль о самоубийстве отвлекла его от наркотика. Зачем новая доза, если решил умереть?
А следующим утром он вспомнил: родители. О дочке – нет, не подумал, за нее мысль не зацепилась, да и отчего бы? Ведь он ее не знал. Чистая абстракция: есть ребенок. Виновный в гибели его жены… И еще всплыло имя: Козырев. Сказывали, что он умеет творить чудеса, – вдруг и с ним, с Олегом, сработает?
Он нашел Михаила Козырева и солгал ему, что уже в завязке. Михаил тогда на него посмотрел так, что Олегу показалось: он знает правду. И сейчас прогонит.
Но не прогнал. Только потом, месяцы спустя, Козырев признался Олегу, что догадался. Но решил: раз парень настаивает, значит, готов завязать. И пусть это станет правдой!
Первый же разговор с Михаилом, долгий и трудный разговор – Олег не привык выворачивать душу наизнанку, а тут пришлось, – поставил многие вещи на свои места. Неожиданно стало яснее ясного: не нужна ему смерть, не нужна ему наркота, он просто устал от боли, он не знает ни как с ней жить, ни как от нее избавиться. Но: «Боль – не конец существования, а его этап», – сказал Миша…
Вернувшись домой после их долгой беседы, Олег выбросил и шприцы, и остававшиеся ампулы. Из трех опций: наркотики, суицид или Козырев – он выбрал последнего. И ни разу об этом не пожалел.
Вскоре он забрал у родителей дочку. Они назвали малышку Аленкой, как звали ее мать, и поначалу это имя его больно кололо, но мало-помалу он смирился и даже стал находить радость в том, что мог произносить его не в тяжелых снах, бесплодно зовя умершую жену, а наяву, зовя свое маленькое чудо, живое и радостное.
Жизнь с дочкой, однако, вскоре обнаружила новую болевую точку: место матери, которую девочка никогда не знала и потому не скучала именно по ней, – но само это место оставалось пустым, и пустота ощущалась болезненно. Олег с головой бросился в изучение всевозможных премудростей по уходу и воспитанию ребенка, заглядывал даже на «мамские» форумы, где обсуждались памперсы и детское питание. Он старался закрыть брешь собой, заполнить зияющую пустоту, стать и папой, и мамой. В какой-то степени ему это удалось… Брешь осталась, но ее будто прикрыли заслонкой, разрисованной картонкой.
Возникла и другая проблема: его отношения с женщинами намного осложнились. Их влекло к Олегу – симпатичный, хорошего роста, да и вообще парень славный. Но, помимо его собственной неготовности любить снова, любые отношения упирались в весьма тревожную перспективу вынести ему из своих недр не только новую жену (которую он не искал и не хотел), но и мачеху Аленке. А вот это уж совсем ни к чему. Он был согласен иметь подругу, но только «приходящую», не больше…
