Марио Пьюзо - Крестный отец
Нино опрокинул очередную рюмку виски.
– Я всегда обаятелен, – сказал он. Потом спросил, улыбаясь. – Кроме шуток, ты и в самом деле можешь приблизить меня к Дине Дан?
– Не так уж стремись к этому, – сказал Джонни. – Это будет не совсем то, что ты думаешь.
Члены клуба «одинокое сердце» (названного так молодыми мужчинами, присутствие которых было обязательным) собирались каждую субботу в доме Роя Мак-Элроя, уполномоченного по делам прессы международной кинокомпании Вольтца. Несмотря на то, что вечеринки проводились в доме Мак-Элроя, инициатором их был сам Джек Вольтц. Несколько лучших и самых доходных его кинозвезд в последнее время быстро старели. Без особых световых трюков и усилий гримеров они выглядели бы даже старше своего возраста. У них было немало проблем. Они потеряли чувственность, сделавшую их актрисами, потеряли способность «влюбляться». Они уже не могли играть женщин, которых страстно желают и из-за которых соперничают мужчины. Деньги, известность и былая красота сделали их властными. Вольтц устраивал вечеринки для того, чтобы им легче было находить себе новых любовников, которые, в свою очередь, проявив определенные способности, могли стать постоянными партнерами стареющих актрис и пробить себе путь на самую «вершину» общества. Так как дело нередко доходило до драк и оргий, приводящих к неприятностям с полицией. Вольтц решил проводить вечеринки в доме уполномоченного по делам прессы, который будет следить за тишиной и давать, в случае необходимости, взятки журналистам и офицерам полиции.
Для актеров, обладающих силой и притягательностью, но не достигших еще славы и известности, присутствие на этих субботних вечеринках было не слишком приятной обязанностью. Проводились вечеринки под предлогом, что на них будет демонстрироваться новый фильм, еще не вышедший на экраны.
Молодым актрисам присутствовать на вечеринках не рекомендовалось.
Демонстрация фильма начиналась ровно в полночь, и к одиннадцати часам Джонни и Нино были уже здесь. Рой Мак-Элрой казался человеком любезным и хорошо воспитанным. Он приветствовал Джонни Фонтена радостным воплем.
– Что ты, черт побери, здесь делаешь? – спросил он с искренним изумлением.
Джонни пожал ему руку.
– Показываю моему родственнику из деревни достопримечательности Голливуда. Знакомься, это Нино.
Мак– Элрой пожал Нино руку и посмотрел на него оценивающим взглядом.
– Они съедят его живьем, – сказал он Джонни.
Он отвел их на веранду, которая представляла собой несколько комнат со стеклянными стенами и дверьми, выходящими в сад и к бассейну. В саду находилось уже около ста человек, и все они бродили со стаканами в руках. Мастерски подобранное освещение веранды красило и молодило присутствующих здесь женщин. О, лет десять-пятнадцать назад Нино всех их видел на экране! Было непривычно видеть их живыми. Ничто не могло скрыть усталости их душ и тел. Их движения и осанка были великолепны, но они напоминали восковые фигуры. Нино выпил две рюмки и приблизился к столу, на котором рядами стояли бутылки. Джонни подошел вместе с ним. Так они стояли и пили, пока сзади не послышался очаровательный голос Дины Дан.
Мозг Нино (как, собственно, и миллионов других мужчин) надежно хранил в себе этот голос. Дина Дан завоевала два приза Академии и снималась с самым известным в Голливуде коллективом. Но слов, которые она теперь произнесла, Нино в кинозале никогда не слышал.
– Джонни, подонок ты этакий, мне пришлось обратиться к психиатру из-за той ночи, которую я провела с тобой. Почему ты не пришел ко мне во второй раз?
Джонни поцеловал ее в щеку.
– После тебя я целый месяц еле двигался, – сказал он. – Познакомься, это мой родственник, Нино. Сильный и хороший парень. Быть может, он окажется крепче меня.
Дина Дан окинула Нино холодным оценивающим взглядом.
– А он любит ранние сеансы?
– Не думаю, что у него была возможность ходить на них, – засмеялся он. – А почему тебе не взять его с собой?
Оставшись наедине с Диной Дан, Нино осушил большой стакан виски. Он старался сохранять хладнокровие, но это оказалось делом непростым. У Дины Дан было классическое англосаксонское лицо с прямым греческим носом. Он так хорошо ее знал! Он помнит, как она лежала и плакала о погибшем муже – летчике, оставившем ее с маленькими детьми. Он видел ее рассерженной, оскорбленной, униженной, но полной собственного достоинства. Она снилась ему, он видел и слышал ее множество раз, но к тому, что она сказала, когда они остались наедине, он не был готов.
– В этом городе Джонни один из немногих мужчин с яйцами, – сказала она. – Остальные – больные идиоты, которым сунь под мошонку грузовик с муравьями, они не управятся с красоткой.
Она взяла Нино под руку, повела его в угол комнаты и попросила его рассказать о себе. Он ее понял. Она играла роль богатой женщины, оказывающей милость конюху или шоферу. В фильмах она либо отбивала у партнера охоту (если ее напарником по фильму был Спенсер Трейси), либо отказывалась от всего ради дикой страсти (если партнером был Кларк Гэйбл). Но для Нино это не имело значения. Он рассказал ей, как он и Джонни росли вместе в Нью-Йорке, как они пели в маленьких клубах. Дина Дан оказалась удивительно внимательной слушательницей. Один раз она как бы между прочим спросила:
– А ты не знаешь, как Джонни удалось убедить Вольтца дать ему роль?
Нино оцепенел и отрицательно покачал головой. Больше она не расспрашивала.
Наступил час демонстрации нового фильма Вольтца. Дина Дан провела Нино, держа его руку в своей горячей ладони, в комнату без окон, где вместо стульев были беспорядочно расставлены диванчики на двоих.
Возле каждого диванчика Нино увидел столик, на котором стояли тарелка со льдом, стаканы, бутылки со всевозможными напитками и специальный поднос с сигаретами. Он подал Дине Дан сигарету, зажег ее, а потом приготовил коктейль. Теперь они друг с другом не разговаривали. Через несколько минут погасили свет.
Он сидел в ожидании чего-то мерзкого и отвратительного. О разврате в Голливуде ходили легенды. Но он никак не был готов к тому, что Дина Дан, не произнося ни слова, с азартом хищницы набросится на его член. Он продолжал потягивать коктейль и смотреть фильм, но язык его ничего не чувствовал, а глаза ничего не видели. Женщина его юношеской мечты валялась у него в ногах.
Вместе с тем его мужское достоинство было оскорблено. Поэтому, когда знаменитая Дина Дан полностью удовлетворилась и поправила на себе одежду, он налил ей стакан коктейля, поднес сигарету и невообразимо спокойным голосом произнес:
– А фильм, кажется, приличный.
Нино почувствовал, что она помрачнела. Неужели ждала от него комплимента? Нино потянулся к ближайшей бутылке и налил себе полный стакан. А, к черту! Она отнеслась к нему, как к шлюхе мужского пола. Он почему-то почувствовал холодное возмущение против всех этих женщин.
Она грубо прошептала:
– Не будь святошей, ты получил удовольствие. Ты был большим, как дом.
Нино отхлебнул из стакана и сказал, как бы между прочим, самым естественным голосом:
– Он всегда такой. Ты должна его видеть, когда я возбужден.
Она тихонько засмеялась и молчала до конца фильма. Наконец, фильм кончился и включили свет. Нино огляделся вокруг. Он понял, что здесь только что состоялась тихая оргия. У некоторых дамочек лица отяжелели, а глаза еще горели жадным огнем. Все повскакивали и вышли из «демонстрационного зала». Дина Дан подошла к старику, в котором Нино узнал известного актера. Теперь, видя его так близко, Нино понял, что этот парень – педераст. К Нино подошел Джонни.
– Эй, старина, делаем жизнь? – спросил он.
Нино осклабился.
– Не знаю. Это странно. Когда вернусь домой, смогу сказать, что Дина Дан меня изнасиловала.
Джонни засмеялся.
– Она способна и на большее, если пригласит тебя к себе. Еще не пригласила?
Нино покачал головой.
– Я был слишком увлечен фильмом, – сказал он.
– Будь серьезнее, мальчик, – сказал Джонни. – Эта дамочка может принести много пользы. Ты ведь обычно трахал все, что попадалось под руку. Мне сняться кошмары, когда я вспоминаю уродин, которых ты трахал.
Нино пьяно качнулся, поднял стакан и сказал неожиданно громко:
– Да, они были уродливы, но они были женщинами.
Дина Дан повернулась к ним. Нино поднял стакан еще выше, приветствуя ее.
Джонни Фонтена вздохнул.
– О'кэй, ты всегда останешься итальянским крестьянином.
– А я и не собираюсь меняться, – ответил Нино с очаровательной пьяной улыбкой на лице.
Джонни отлично его понял. Нино был не так уж пьян. Он притворялся, давая себе возможность высказать своему голливудскому патрону такое, чего он не мог бы сказать в трезвом виде. Джонни обнял Нино:
– Хитроумный бездельник, знаешь, что у тебя железный договор на год и теперь можешь говорить и делать, что хочешь, а я даже не могу тебя уволить.
