Анна и Сергей Литвиновы - Ныряльщица за жемчугом
Совпадение?
Но почему вдруг Юлия Аркадьевна так поспешно в больницу примчалась?
Дима горячо похвалил дедушку за бдительность и внимательность. Заверил, что обязательно донесет его важную информацию до компетентных органов. И поспешил на седьмой этаж.
Тамара Кирилловна провела его в гостиную, усадила, сухо произнесла:
— Выпить, поесть не предлагаю. Не до того. — И вдруг поджала губы, поежилась, жалобно протянула:
— Дим… я сейчас тебе признаваться буду. В убийстве.
Тамара Кирилловна никогда не забудет тот солнечный, душный, тропически жаркий день, когда ее Лизочка вернулась домой. Она выключила кондиционер. Закуталась в одеяло. Потом попросила принести еще плед и горячего чаю. И — начала рыдать.
Но кричала — сквозь слезы и всхлипы — совсем странное.
— Я теперь богата, тетя Тамара! Я стала богата — за какой-то, черт возьми, час! Могу делать что хочу, машину — в один день, как тебе, а? Но я не дура, я только туфельки себе куплю, остальное отложу. А закончится лето — вообще свой бизнес открою!
Голос ее сорвался, она закашлялась.
— Простудилась? — ахнула Тамара Кирилловна.
— Вечно ты квохчешь, — досадливо отозвалась Изабель. — Ничего я не простудилась. Глотнула просто воды!
— Какой еще воды?!
— Все, все, отстань от меня. Принеси еще коньяку, лимон — и уходи. Только… только еще одним одеялом меня накрой.
И продолжала дрожать — хотя в комнате духота и градусов тридцать!
— Вы с Юрием были? — требовательно спросила Тамара Кирилловна.
— Да… — жалобно пискнула Лиза. Но тут же взвилась: — Слушай, да какая тебе разница? Со мной все в порядке!
Выпила, морщась и кашляя, полстакана коньяка и уснула — под тремя одеялами. Во сне всхлипывала, один раз выкрикнула:
— Пустите меня! Пустите!!!
А наутро встала почти здоровой. Только глаза грустные. Пробормотала, стараясь не встречаться с домработницей взглядом:
— Теть Тамар, вы не обращайте внимания, чего я вам там вчера наговорила. Мы просто с Юрием на пляж ездили. Перекупались, замерзли. Да еще выпили больше, чем надо.
— Изабель, ты мне много раз говорила, что не ездишь на подмосковные пляжи, потому что там грязь и убожество, — строго произнесла Тамара Кирилловна.
Глаза у девушки забегали.
— Н-ну… человек ведь меняется, — пробормотала она. — Теперь у меня другое мнение. К тому же и у нас, оказывается, есть приличные местечки.
— Да? И где же?
— Э… в Серебряном Бору очень неплохо, — неуверенно проговорила Изабель. И немедленно сама ринулась в атаку: — Кто ты такая, чтобы меня проверять?
— Лизочка, зачем ты меня обижаешь! — На глазах у бывшей няни, а ныне просто домработницы выступили слезы. — У меня ведь никого ближе тебя нет. И уж научилась за эти годы: вижу тебя насквозь. Ни на каком пляже ты не была. С тобой вчера что-то случилось.
— Вот ты пристанешь так пристанешь! Была я на пляже. Посмотри, у меня даже спина красная! От солнца! Хотя я смуглая, обычно не сгораю!
Но все равно не убедила.
— А купальник мокрый где? — сдвинула брови Тамара Кирилловна.
— Слушай, ну ты косная — вообще кошмар! — возмутилась Изабель. — Зачем мне купальник?
— Ты на нудистском была?! — ахнула женщина. — Боже, какая мерзость!
— Брось! — отмахнулась девушка. — Наоборот, очень современно.
А домработница тоскливо подумала: «Что за гад этот ее Юрий!»
…В то лето Изабель еще несколько раз ездила на загадочный пляж. И каждый раз возвращалась оттуда хоть и с загаром, но в состоянии совершенно ужасном. Замерзшая, злая, с остановившимся взглядом. Немедленно прыгала под пару одеял, требовала коньяку, пила залпом. А когда хмель ударял в голову, начинала горько, отчаянно плакать. И кашлять.
Но сколько ни пыталась Тамара Кирилловна выяснить, почему ее любимица возвращается такой несчастной, Изабель только кричала:
— Отстань от меня!
Как-то — когда домработница проявила особенную настойчивость — Лиза швырнула в нее пачкой купюр:
— Вот тебе, держи, на! Премия! Только оставь меня, ради бога, в покое!
Тамара Кирилловна тогда жестоко обиделась и деньги с полу даже не подняла. Изабель, когда протрезвела, купюры убрала сама, долго извинялась и ластилась. Однако так ни в чем и не призналась.
Домработница открыла правду сама.
Случилось это в сентябре, когда похолодало, пошли дожди и Тамара Кирилловна облегченно выдохнула: «Зловещему пляжному сезону, похоже, конец».
Однако хмурой, ветреной субботой Изабель уехала из дома совсем рано (куда — как обычно, не сказала). А вернулась — ближе к полуночи. Носик посинел, трясется от холода. Да еще не одна — на ее руку опирается Юрий. В состоянии не менее плачевном.
Изабель прямо с порога взялась командовать:
— Теть Тамар, быстро нам коньяку, одеяла! И градусник еще принеси: Юрочка, кажется, заболел.
Ну, Тамаре Кирилловне до смазливого негодяя дела мало — прежде всего утеплила любимицу: заставила надеть мохеровый свитер, шерстяные носки, укутала в пуховое одеяло. А та все пищит, пытается вырваться, будто птенчик из силка:
— Юре тоже одеяло! И аспирин!..
А тот — будто амеба. Рухнул на диван, на спинку откинулся, глаза закрыл. И физиономия пылает — хотя уж сегодня загорать точно негде было, небо осеннее, серое.
Когда Тамара Кирилловна убедилась, что для ее питомицы сделано все возможное, подошла к негодяю. Брезгливо коснулась совершенной, будто Микеланджело сваял, физиономии. И отдернула руку — горячий, будто духовка, когда в ней пироги пекутся.
— Дай ему наконец что-нибудь! — бушевала Лиза, но сама на помощь не спешила. Слишком замерзла, чтоб из-под теплых одеял выбираться.
Домработница неторопливо прошла на кухню. Открыла аптечку, достала аспирин. Набрала воды — из-под крана, нечего на подлеца хорошую тратить. Таблетка, растворяясь, шипела, и женщина от всей души желала: чтоб это был яд, а не лекарство.
Она по-прежнему не знала, чем пара занимается на пляже. Но красавчика уже за то убить мало, что он в дождь и ветер, при семнадцати градусах, ее любимицу купаться погнал. Впрочем, с мрачной радостью отметила женщина, Всевышний Юрия уже наказал. У парня, кажется, не просто простуда — что-то посерьезнее. По крайней мере, аспирином сбить температуру не удалось, да еще и кашлять начал, надсадно — даже сквозь толстые стены слышно.
Хорошо, милая ее Изабель за своего суженого не тревожилась — сладко спала. (Тамара Кирилловна постаралась, растворила в горячем чае таблетку снотворного.)
А сама, когда убедилась, что Юрий тоже забылся, осторожно прокралась в прихожую. Привычным движением сунула руку сначала в карман его ветровки. Потом обследовала борсетку… Ничего явно криминального, к сожалению, не нашлось. Однако во внутреннем кармашке мужской сумки, закрытом на молнию, обнаружилась изящная, оправленная в кожу вещица. Домработница знала, что такие штучки называются «флешки», и записать на крошечный кусочек металла можно хоть двадцать книг, хоть чертеж, хоть фильм.
Она не сомневалась ни секунды. Еще раз убедилась, что Лиза с Юрием спят, прошла в кабинет и включила компьютер. Побежали первые кадры… а уже через десять минут Тамара Кирилловна не смогла сдержать крик — и тут же закрыла рот ладонью.
Действо на экране продолжалась. По лицу женщины текли слезы, сердце отчаянно колотилось. А когда фильм — недолгий, всего-то на двадцать минут — завершился, она уже знала, что делать.
Вернулась в гостиную, где на диване распластался в забытьи Юрий, окинула парня ненавидящим взором. Нужно вот прямо сейчас — вонзить ему в сердце нож.
Душа рвалась, умоляла, просила именно так и сделать. Тамара Кирилловна даже оружие в руки взяла и с удовольствием примерила на ладони. На собственную судьбу — тюрьму, суд, зону — ей было совершенно наплевать. Но что скажет Лизочка? Она ведь, несмотря ни на что, продолжает любить негодяя. Мало что жизнь под откос, еще и любимая питомица возненавидит.
«Думай, думай, думай!!! — приказывала себе женщина. — Соображай, вспоминай!!!»
Юрий — аллергик. Тяжелый. Не переносит цитрусовые. Книжную пыль. Кошачью шерсть. Пыльцу. И еще какое-то лекарство. Точно! Новокаин!
И Тамара Кирилловна вновь бросилась в кабинет, к компьютеру.
Ночь у женщины прошла без сна.
Часов до трех она билась с Интернетом — не зря его паутиной называют, засосало сразу! Вопрос-то у нее был элементарный. Но, прежде чем ответ нашелся, сайтов десять пришлось посетить.
Едва закончила с теоретической частью, сразу помчалась в ночную аптеку. На всякий случай, не в ту, что рядом с домом, прошагала по холодному темному городу кварталов пять.
Начала диктовать сонной провизорше список: «Шприцы, одноразовые спиртовые салфетки…». Та сразу проснулась, нахмурилась, буркнула:
