Хелен Рейли - Невеста в саване
Фернандес взглянул на Пирсона, тот молча кивнул.
Инспектор что-то нашел, что-то несомненно очень важное. В такой момент мешать ему не следовало. Однако миссис Брембл не понимала этой охоты, ставкой в которой были жизнь или смерть, разыгрывавшейся в такой непосредственной близости от неё в стенах этого небольшого комфортабельного кабинета, где тишину нарушало только прерывистое дыхание капитана и шорох юридических бумаг. Она с воодушевлением заговорила:
— Вы знаете, что интересно? Когда вы меня расспрашивали, я как-то не подумала об этом. Но примерно за месяц до своей гибели Барбара Бэрон сделала то же самое. Мистер Хью страшно рассердился и крупно с ней поговорил.
Макки небрежно и тихо спросил:
— А что вы имеете в виду, когда говорите, что она сделала то же самое? Она тоже прочитала завещание?
Миссис Брембл кивнула.
— Да. С ней был её молодой человек, юрист, племянник судьи Коттета как бишь его зовут-то — Питер. Да, правильно, Питер Коттет. Она как раз показывала Питеру завещание, когда вошел мистер Хью. Я была в холле и слышала, о чем они говорили. Он чертовски отругал её. Он…
Миссис Брембл запнулась и с трудом удержалась от вскрика. Макки вскочил и одним махом очутился возле телефона, находившегося от него в десяти футах, сорвал трубку и торопливо набрал номер телефона в доме Титуса Фэрчайлда. Ответом ему было молчание. К телефону никто не подошел.
Он не стал ждать, подвинул телефон Пирсону и сказал:
— Дозвонитесь. Свяжитесь с этим домом и позовите Люси Штурм. Пусть она позовет наших людей, которые караулят снаружи. Пусть соберут всех, кто находится в доме, и держат их вместе, пока я не приеду. Пошли, Фернандес. И, не попрощавшись с удивленной и испуганной домоправительницей, он выбежал из комнаты, спустился вниз и помчался по тротуару.
Шофер за рулем «кадиллака» увидел его и открыл дверь. Макки сказал только:
— К дому Титуса Фэрчайлда в Ривердейл — и побыстрее, — прыгнул в машину и откинулся на спинку сиденья, кусая пальцы и пристально вглядываясь в ветровое стекло, пока они, расчищая путь сиреной, набрали скорость, проскочили несколько перекрестков на красный свет и наконец выехали на скоростную автостраду.
Фернандес крепко надвинул шляпу на голову. Ветер свистел у него в ушах, желудок буквально взбунтовался. Он подступил было к горлу, пытаясь выскочить, потом передумал и начал метаться слева направо за ребрами. Эксперт совершенно ничего не понимал и был словно в тумане. Он прочел завещание очень внимательно, и уже раньше слышал о его содержании от Макки, причем этот рассказ не слишком отличался от слов Хью Бэрон. После смерти Титуса четыре тысячи долларов переходили его брату Джордану, а остальная часть состояния двумя равными частями к клану Бэронов — Инглишей.
Так в чем же было дело, зачем Барбаре Бэрон понадобилось за месяц до гибели знакомить с завещанием молодого юриста, и что так взволновало шотландца?
Фернандес решился спросить инспектора. Пришлось кричать, чтобы быть услышанным. Не отрывая взгляда от дороги, Макки сказал:
— В завещании ничего нет — в этом все и дело. Все заключено всего в четырех словах.
— В четырех словах? Каких четырех словах?
— Не мешай, я думаю.
Медицинский эксперт вздохнул. Обрыв с жилым домом наверху надвинулся на них с такой ужасающей скоростью, что он уперся ногами в пол, вжался плечами в сидение, вцепился изо всех сил в ручку и закрыл глаза.
Потом все оказалось проще простого, как это всегда бывает с неразрешимой загадкой, когда вы знаете ответ. Но тогда, по дороге в Ривердейл, загадка оставалась неразгаданной, занавес ещё не поднимался.
Примерно в то время, когда Макки входил в кабинет Хью Бэрона, Люси Штурм собиралась уйти из дома в церковь. Титус выпил снотворное, миссис Карр сидела возле него в большой слабо освещенной спальне, наполненной запахом хвойной живицы. Он был очень слаб, и у него осталось слишком мало плоти, чтобы его согреть, так что все окна плотно закрыли. За ними раскачивалась и шумела под порывами ветра плотная стена зелени.
Выйдя на крыльцо и спускаясь по ступенькам, Люси вздрогнула, настолько это её поразило. Вместо мая вполне мог быть март, ледяной ветер не давал заметить разницы. Также никакой разницы не давал и уход Люси. Ну разве что, останься она дома, события приняли бы несколько иной оборот.
Машина Артура Инглиша стояла перед домом. Он привез Хью Бэрона и свою жену. Джордан поехал на старом «паккарде» Титуса, рядом с ним сидела Норма Дрейк, а на заднем сидении устроились Люси и мисс Карлайл. Оливия Рен, которая приехала несколько минут назад, огромная фигура, завернутая в кокон из пелерин и шалей, уже исчезла, прихватив с собой Найрн Инглиш.
После четверти часа езды по сельской местности мимо крупных поместий, которых не коснулось прошедшая к востоку шоссе, они добрались до места. Маленькая каменная церковь стояла на склоне крутого холма, спускавшегося к излучине реки. Внизу виднелись железнодорожная станция и городок, представлявший отсюда беспорядочное нагромождение крыш. Церковь была освещена и священник, худой седоволосый мужчина в белой рясе поджидал, когда они минуют вестибюль и войдут внутрь.
Достопочтенный Генри Эдмонд мог себе позволить ждать: больше ему особо нечего было делать. Он пребывал здесь исключительно благодаря деньгам Титуса Фэрчайлда. В дни массового наплыва верующих вся его паства состояла из сорока или пятидесяти человек, старинных обитателей городка, ходивших сюда уже много лет.
Жесткие деревянные скамейки с тонкими красными подушечками на них, неф в углублении, окна с прелестными витражами, тихо играл весьма неплохой орган. Началась служба. Прошло добрых пять минут, прежде чем медсестра обнаружила отсутствие Найрн Инглиш. Она оглянулась туда, где должна была бы сидеть девушка, рядом с Оливией Рен на одной из задних скамеек. Мисс Рен была там, но Найрн исчезла.
Джордан Фэрчайлд сидел слева на передней скамье, Норма Дрейк и Джоан Карлайл позади него, Инглиши и Хью Бэрон справа на передней скамье — Найрн Инглиш в церкви не было.
Ее охватила паника, накатила какая-то черная волна. Она встала со скамьи, вышла в проход и остановилась возле Оливии Рен.
— Где мисс Инглиш?
Огромная невозмутимая старая леди холодно подняла на неё глаза.
— Кто вы такая, моя милая?
Люси Штурм схватила Оливию Рен за плечо и тряхнула.
— Где она?
Выражение лица Оливии Рен изменилось, она нахмурилась и пробормотала:
— Не знаю… Она вышла из машины по дороге сюда, но я не имею ни малейшего понятия, куда она направилась.
Торжественный голос преподобного Эдмонда умолк, все головы начали поворачиваться к ним. Люси не стала ждать. Она бросилась к дверям, и те с мягким стуком за ней закрылись.
У Артура Инглиша был «бьюик». До того ей никогда не приходилось водить «бьюик», но это и не понадобилось. На другой стороне дороги из-за поворота показался «форд». За рулем сидел один из людей Макки, которого она знала. Когда она бросилась к нему, парень нахмурился.
— Я работаю на инспектора, — закричала она. — К дому Титуса Фэрчайлда, и побыстрее. Это очень важно.
Детектив просигналил стоявшему перед ним грузовичку булочника, сказал:
— Очень хорошо мисс, садитесь, — запустил мотор и нажал на газ.
Глава 25
Как и предполагал Макки, Оливия Рен очень хорошо относилась к Найрн Инглиш и была огорчена, что год назад девушка отказалась жить с ней после смерти своего отца. Что же касается самой Найрн, она восхищалась пожилой женщиной и любила её, но не хотела пользоваться ничьими благодеяниями и была решительно настроена любой ценой добиться независимости.
И тем не менее её глубоко огорчала трещина в их отношениях, вызванная её отказом. Найрн была тронута, когда днем ей позвонила Оливия. Ничего не могло быть приятнее, чем её слова:
— Найрн, все зашло слишком далеко. Осмелюсь сказать, что я упрямая старуха, но ты — упрямая девица. Я не слишком хорошо себя чувствую, и мне скучно до слез, так что черт тебя подери, если ты немедленно не приедешь ко мне и не утешишь меня. Если не хочешь, тебе нет нужды оставаться здесь больше чем на день или два, но мне нужен хоть кто-нибудь, чтобы поговорить — иначе я сойду с ума.
Поэтому Найрн пообещала и Оливия Рен за ней заехала; они расцеловались, простили друг друга и уехали вместе. В эти первые мгновения девушка испытала чувство огромного облегчения. Она хотела уехать из этого дома не столько из-за Титуса, сколько из-за людей, в нем собравшихся, и их связи со всем тем, что ей пришлось пережить.
Все они знали, что она была влюблена в Филиппа Монтана и что он её предал. Что он швырнул ей в лицо её любовь в тот момент, когда она в него поверила, отнеслась к нему серьезно и отдала все, что могла. А он в это время тихо посмеивался над нею в рукав.
